Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков] Страница 14

— Потом — ничего! — с ненавистью сказала она.

— Меня судили, приговорили, а ты продолжала с ним видеться?

— Он рассказывал мне новости о тебе. Как бы я узнавала их, ведь ты не писал мне?

— Когда ты обосновалась в Гамбурге, Лиза?

— Но…

— До или после процесса? — продолжал настаивать Франк.

— После, — выдохнула она.

— Ты часто виделась с Гесслером?

— Не так чтобы очень.

— Это не ответ. Как часто ты с ним виделась?

— Не знаю… Время от времени…

Рука Франка сжала предплечье Лизы. Ей стало очень больно.

— Как часто?

— Скажем, раз в неделю.

— А где ты с ним встречалась?

— Послушай меня, Франк, я…

— Где ты с ним встречалась?

— Да в его кабинете!

— И нигде больше?

— Да нет же!

— Никогда? Подумай! Подумай хорошенько и ответь мне честно, иначе я могу рассердиться. А я так не хочу сердиться, Лиза…

— Может быть, один или два раза мы встречались в пивной.

— Не чаще?

— Нет, Франк.

Он быстро и очень сильно ударил ее по лицу. На щеке Лизы расцвела пунцовая отметина. Ей стало очень больно.

— Не лги, — попросил Франк. — Умоляю тебя, мое солнышко, не лги, ложь только все усложняет.

Подошедший Баум, уперев руки в бедра, с вызовом уставился на Франка. Тот выпрямился, и какое-то время они пристально смотрели в глаза друг другу. Затем немец покорно отправился в другой конец помещения, путаясь в телефонных аппаратах, валявшихся на полу.

— Этот тип сошел с ума! — бросил он, подходя, Варнеру.

Тот пожал плечами и снова погрузился в свое чтение.

У него была душа наемника: он должен выполнить свою работу, а остальное его не касается.

— Гесслер ухаживал за тобой? — продолжал настаивать Франк, поглаживая кончиком пальца щеку Лизы, хранившую отпечаток его ладони в форме звезды.

— Нет, Франк.

— Во всяком случае, — уверенно сказал Франк, — он самым странным образом влюблен в тебя. Надеюсь, ты не будешь оспаривать это?

Лиза на мгновение задумалась.

— Может быть, — признала она. — Ну и что? Ответь, Франк. Что это может изменить в наших отношениях?

Франк принялся мерить комнату широкими шагами, дошел до двери. В одном месте скрипела половица. Наступая на нее каблуком, он заставлял половицу стонать. Этот звук становился невыносимым.

— Прекрати! — взмолилась молодая женщина.

Перестав раскачиваться на половице, он вернулся к ней, бросив взгляд наружу.

В порту все было спокойно. Дождь бил по стеклам и бормотал в переполненной водосточной трубе.

— Гесслер — честный человек. Он известный адвокат, у него хорошая репутация. И вдруг он организует побег из тюрьмы!

— Он не организовал его, — поправила Лиза, — он всего лишь мне…

Франк жестом приказал ей замолчать.

— Как произошла эта метаморфоза? — спросил он. — А, Лиза? Как невозможное стало возможным для этого плотью и духом судейского крючка?

— Я не знаю.

— Должно быть, однажды ты произнесла в его присутствии слово «побег». От одного только этого слова с ним мог приключиться сердечный приступ, и все же он не умер на месте. Почему, Лиза? Почему?

Поскольку она не отвечала, он схватил ее за руку, поднял со стула и принялся расхаживать по комнате, время от времени встряхивая ее.

— Говорю тебе: я хочу все знать! Слышишь меня? Я хочу знать! Я хочу знать!

Из двери, выходящей на склад, показался Паоло.

— Франк! — заорал он. — Что ты с ней делаешь!

— Катись отсюда! — выкрикнул в ответ Франк, не отпуская Лизу.

Паоло не пошевелился.

— Я только хотел сказать… Только что по улице на полной скорости промчались два полицейских на мотоциклах.

— Мне плевать, катись!

— Но, Франк…

— Катись! — заорал Франк.

Паоло повернулся к двери. Прежде чем выйти, он прошептал:

— Сейчас десять минут восьмого, подумай о корабле!

Комиссар вышел из своего кабинета и теперь широкими шагами мерил главный зал комиссариата, жуя огрызок потухшей сигары. Спичка, которую он придерживал кончиком языка, давно разлохматилась. Иногда он останавливался и замирал перед зеркалом в золотой оправе, висевшим над камином. Комиссар восхищался тем, в каком порядке лежат его бесцветные, коротко подстриженные волосы, поправлял свой темный галстук и легкими щелчками сбрасывал пепел от сигары, попавший ему на лацканы. В зале остался только дежурный инспектор — высокий худой парень, с выдающейся нижней челюстью; нервный тик часто искажал его лицо. Всякий раз, когда комиссар бросал на него строгий взгляд, инспектор торопился что-то записать в формуляр, отпечатанный типографским способом.

В конце концов, комиссар нажал ка кнопку внутреннего телефона.

— Слушаю! — раздался чей-то сухой голос.

— Мою машину!

— Слушаюсь, герр комиссар.

Его вещи остались висеть на вешалке в кабинете. Когда комиссар надел кожаное пальто, подбитое кошачьим мехом, показалось, что он вдвое увеличился в размерах. Затем дошла очередь до серо-жемчужной фетровой шляпы, украшенной широкой черной лентой, и меховых перчаток. Во всем его облике было нечто живописное и в то же время угрожающее.

Когда он вышел, перед крыльцом уже стоял его черный «мерседес». За рулем сидел полицейский, пристегнутый ремнем безопасности. Комиссар сел на переднее сиденье.

— Вперед, — только и сказал он.

— Значит, без всякого сомнения, речь идет о побеге, — заключил комиссар.

Это событие вовсе не разозлило его. Уже несколько недель в Гамбурге царила мертвая тишина, и полицейские службы, подчиненные ему, занимались самой рутинной бумажной работой.

— Пусть всюду распространят приметы этого человека, пусть проверят вокзалы и аэропорт, обследуют причалы. Нужно обыскать этот участок док за доком. Не могли же они расщепить автомобиль, как атом. Если фургон не покидал порта, то наверняка он находится в одном из складов.

— Конечно, герр комиссар, я уже отдал соответствующие инструкции. Наши люди обследуют все переулки, тупики, склады…

— Превосходно. Я требую самой тщательной работы. Попросите подкрепление в главном комиссариате. Перевести весь порт на осадное положение. Прежде всего я хочу разыскать этот фургон, чего бы это ни стоило.

— Слушаюсь, герр комиссар.

Комиссар вышел из машины, достал из кармана новую сигару, но, поскольку лило как из ведра, не зажег ее. Все же он засунул ее в свой тонкогубый рот и принялся с наслаждением покусывать.

Публике всегда нравились побеги из тюрем. Это — как настоящий спектакль! Да и журналисты не преминут примчаться сюда.

Комиссар вспомнил, что сегодня утром надел свежую белую рубашку, и мысленно похвалил себя за это. На фотографиях он будет хорошо смотреться.

Он спрятался от дождя в будку охранника. Тюремный фургон не иголка в стоге сена. Его так легко не спрячешь.

Баум вышел вслед за Паоло. Немец казался недовольным. В отличие от Варнера, не обращавшего внимания на своих «клиентов», Бауму не нравилось поведение Франка. Немец был человеком решительным и лишенным угрызений совести, но обладал определенным чувством логики. Поэтому он расценивал реакцию беглеца как неадекватную ситуации, и это беспокоило его.

— В конце концов, ты слишком несправедлив, Франк, — сказала Лиза. — В течение целых пяти лет я бродила, как червь, вдоль стен, за которыми тебя держали, пытаясь найти способ вытащить тебя оттуда…

— Я знаю, — отрезал он.

И добавил непримиримо, как и прежде:

— Значит, ты сказала мне, что виделась с Гесслером раз в неделю, так?

— Я не считала.

— Но ты же сама сказала это!

Лиза чувствовала себя слишком усталой, чтобы протестовать. В конце концов, если уж ему так нравилось терзать самого себя…

— Я уже все сказала тебе.

— И ты виделась с ним только ради того, чтобы узнать новости обо мне?

— Только ради этого, Франк.

Скорчив ужасную гримасу и покачав указательным пальцем, он больно ткнул им в грудь Лизы.

— Да, но Гесслер приходил ко мне только раз в месяц… Не чаще! — в ярости выкрикнул молодой человек, снова встряхивая свою любовницу. — Слышишь, Лиза?

— Ну и что? — возразила молодая женщина. — Он единственный человек, которого я знала в этой стране. Единственный, кто мог что-то для меня сделать. Единственный, кто встречался с тобой! Это ведь так легко понять!

Франк, казалось, немного успокоился.

— Расскажи мне план побега.

— Он видел, что я пребываю в полной растерянности и в то же время совершенно решительно настроена вытащить тебя оттуда.