Пойди туда — не знаю куда - Виктор Григорьевич Максимов Страница 14

— Тьфу на тебя, скаженная!..

О, как она была хороша в такие вот бесповоротные мгновения! Хлопнула дверца «жигуленка», взвыл не успевший еще остыть мотор. Василиса резко крутанула руль и, уже почти выехав на проезжую часть улицы, задела все той же своей многострадальной правой фарой левый задний фонарь шикарного новехонького джипа «гранд-чероки». Жалобно блямснуло стекло. Скрежетнул бампер. Выскочивший из иномарки черноглазый, кавказской наружности юноша в кожаной куртке закричал:

— Ухо-одит! Стреляй!..

Шедший от гастронома пацан в спортивном костюме, бросив мороженое, выхватил из-за пояса короткорылый револьвер и, раскорячившись, как киношный Чак Норрис, дважды пальнул по сворачивавшей за Домик Петра вишневой «копейке».

ГЛАВА ПЯТАЯ

в которой Василисина путь-дорога, едва начавшись, совершенно неожиданно даже для Автора свернула в сторону

Только неделю спустя погнутый бампер и разбитый задний фонарь черной иномарки с «наворотами», или, если хотите, с «опциями», как называют знающие люди разного рода индивидуальные, по спецзаказу сработанные автоизлишества, только неделю спустя покалеченные Василисой детали джипа, стоявшего у подъезда дома № 4 по Петровской набережной, были благополучно заменены, и ранним погожим утром 19 мая еще пахнувший заводской краской черный крайслеровский «гранд-чероки» выехал из Петербурга по Московскому шоссе.

В салоне автомобиля находилось четверо «бандюков». Сидевший в правом переднем кресле двадцативосьмилетний Борис Базлаев, по странному стечению обстоятельств, и был тот самый, уже знакомый читателю Магомед, которому Любовь Ивановна Глотова едва не прострелила колено. Но поскольку ничего случайного — а в этом свято убежден Автор — на свете нет, не было и, по всей видимости, уже никогда не будет, то стоит добавить к этому, что именно его, Магомеда, и дожидался в то злополучное воскресенье, 12 мая, протараненный Василисой джип. Более того, престижная тачка была приобретена на деньги хозяина той самой квартиры с камином, в которой Василиса повела себя по меньшей мере неосмотрительно, и как раз 12 мая усатый сожитель Надежды Захаровны Царевич — гражданин Акопян — давал последние указания Магомеду, то бишь Борису Базлаеву, взявшемуся выполнить одно весьма деликатное дельце, для чего следовало срочно перегнать черный джип «гранд-чероки» из пункта А в пункт Б. Во всяком случае, именно об этой части предприятия шла речь, когда Надежда Захаровна разливала мужчинам кофе со сливками, того же, о чем говорили два совсем не чужих ей человека, оставшись наедине, она, естественно, не слышала.

Ашот Акопович Акопян знал, кому поручать эту необычную миссию. Получеченец Магомед бы удачлив и в меру крут. Года три назад ему ничего не стоило внаглую, с включенными фарами, протаранить хлипкий шлагбаум перманентно обустраивавшейся государственной границы и уже с другого берега Нарвы, куражась, крикнуть лопоухим паренькам в зеленых фуражках: «Москва — Воронеж, землячки!..» Все по тому же странному, с позволения сказать, стечению обстоятельств контрабандный лом цветных металлов, которым были нагружены «КамАЗы» Магомеда, сопровождался накладными с печатями одной из бесчисленных контор Ашота Акоповича, с которым, кстати, Магомед познакомился будучи еще старшим следователем прокуратуры по особо важным делам…

За рулем джипа сидел коротко стриженный, с забинтованной головой Вовчик Убивец. Убивцем этот шеястый тип был всю жизнь — и в детском саду, и в школе, и в армии, потому как Убивец была вовсе не блатная его кликуха, а самая что ни на есть натуральная, в паспорте записанная фамилия, и если это обстоятельство кого-то и шокировало, то только не ее владельца.

Еще меньше знал Магомед двух акопяновских «отморозков», затеявших дурацкую, чуть было не погубившую все дело стрельбу у дома на Петровской набережной. Одного из них — он сидел сзади, слева, — бритоголового заику и, кажется, наркомана, звали Торчком. Второй — Киндер-сюрприз — был с виду и вовсе пацан, с вечно мокрыми, зачесанными назад волосами, шмыгающими блудливыми глазками, серьгой в ухе и здоровенным серебряным крестом на груди. Нос у него был уродливо перебит, передние зубы отсутствовали. «Талковый малчик, далэко пайдет, — сказал о нем Ашот Акопович, даже не улыбнувшись. — Мама свая зарэзал. Папитаешься кинуть меня, Магамед, и тибя зарэжет…»

Словом, утро было отпадное, тачка — зашибись, дорога — ништяк, а уж о братве и вовсе говорить было нечего, братва была — полный атас, елки зеленые. Жующий жвачку Вовчик Убивец, как в песне, крепко держался за баранку. Магомед задумчиво смотрел вдаль. Вертел головой и шморкал носярой неугомонный Киндер-сюрприз. Бледный после вчерашнего Торчок, вздыхая, облизывал губы.

Мелькали километровые столбы, видоизменялись пейзажи.

«Жизнь, как ни удивительно, продолжается», — думал Магомед, которому вот уже месяц как включили счетчик, что, кстати, и побудило его согласиться на весьма рискованное предложение Ашота Акоповича практически не раздумывая.

На выезде из Тосно чудом не задавили перебегавшую трассу курицу. Едва не случившееся ДТП привело Киндер-сюрприза в возбужденное состояние:

— Ну ва-аще!.. гы!.. видали, елы?!

И тут он, брызгая слюной, принялся вдруг рассказывать браткам, как «однажды, еп, под Лахтой, на этом, еп, как его, ну, блин, знаете, дизельный такой, ну и вот, как, еп, дал ей, блин, в задницу, аж, еп, перекувырнулась, вот так вот, реально, да?..»

— Во-во, глядите, еп, этот, как его! — вдруг завопил он, показывая пальцем на стоявшего у обочины монашка в серенькой от стирки рясе, подпоясанной армейским, с бляхой, ремнем. — А халат, елы, ну ва-аще!..

И заводной юноша, которого зарезанная им мама так и звала — Ёпчиком, восторженно прихохатывая, опять пустился в воспоминания, но на этот раз о том, как «однажды, блин, залез в квартиру одной такой, ну как ее, ну знаете, красивая такая, поет еще по телевизору», и вот он, Киндер-сюрприз, «в три минуты, еп, высадил ей железные, блин, двери, и сожрал у нее, у певицы этой, икру из холодильника и еще это, как его, ну красненькое такое, сладкое, а потом, еп, взял и все ее платья в шкафу порезал, блин, бритовкой, реально, да? А потом, елы, залез на этот, блин, как его, который, как спирт, во-во! — рояль и наложил этой самой Пьехе такую кучищу говна…»

— А это еще зачем? —