Кирилл Казанцев - Блатной конвейер Страница 16

Горный инженер Иоганн Блиер, с которым он приехал на Урал, вовремя понял, что Василий Никитич ему не партнер в его замыслах и делах. А ведь они столкнулись со свидетельствами огромного богатства недр этого региона. Судьба Татищева была быстро решена, а на смену ему на Урал в 1721 году прибыл берг-советник Михаэлис. И всплыла наконец теневая фигура природного интригана, коммерсанта, дельца с мужицкой сметкой — Акинфия Демидова. Хитрый заводчик умудрялся быть в фаворе у царя Петра и в то же время саботировать расширение государевого производства на Урале. Это была прямая и реальная угроза его, демидовской, горной империи.

Тогда еще круг тайных единомышленников, распоряжавшихся всеми богатствами края, не имел названия Клуба. Тогда это еще была тайная концессия с четко распределенными ролями. Кто организовывал мнение в Сенате и Берг-коллегии, чьими трудами определялось местоположение «Главного заводов правления», кто занимался сбором беглых и привлекал их к заводам, кто занимался непосредственно производством, а кто и чистой коммерцией.

Клуб появился только лет через сто. То было модное название и модное явление в Европе того времени. И возник он с появлением на Урале в 1826 году Якима Рязанова, которому первому среди горнодобытчиков царским указом дано было право разработки золотых месторождений. Плачено за такой указ в Петербурге немало. Тогда-то и появился тайный «Рязановский клуб» единомышленников. Были вхожи туда и другой крупнейший золотодобытчик Тит Зотов, и Яков Коковкин, получивший право разрабатывать первую изумрудную жилу.

Кто вспомнил и восстановил подобие «Рязановского клуба» в Екатеринбурге в наши дни — неизвестно. Возможно, это было подобие и другого мифического «Хантер-клуба», который якобы объединял истинных теневых правителей Европы.

Сегодня, в этот солнечный теплый день, здесь малолюдно. Среди прямых высоких сосен по мягкому ковру из опавшей хвои прохаживались двое в дорогих костюмах и белых рубашках. На веранде за столиком с одиноким бокалом пива сидел еще один грузный мужчина, который разговаривал по мобильному телефону. Да на стенде двое в белых бейсболках и наушниках устроили соревнование в стрельбе по тарелочкам.

Взлетевшая пара мгновенно была разнесена на мелкие кусочки точными выстрелами. Стрелок откинул ствол ружья, вытащил горячие гильзы и вставил очередную пару патронов из выставленных в ряд на столике.

— Дай!

Слева щелкнул автомат, и в воздух взлетели две тарелочки. Снова два точных выстрела. Прозвучало третье «дай», и снова грохнули два выстрела с очень маленькими интервалами. Первая тарелочка разлетелась буквально в пыль, вторую заряд дроби задел за самый край, отбив заметный кусок, и остатки тарелочки, причудливо кувыркаясь, упали на землю.

— Ничья! — протянул руку мужчина, стоявший в стороне с переломленным ружьем на плече. — Сегодня не судьба.

Стрелок пожал протянутую руку, потом переломил ружье, вытащил стреляные гильзы и шутливо дунул в ствол.

— В бизнесе ничьих не бывает, — наконец сказал он, кладя свое ружье на плечо. — Я человек чести и признаю, что последний выстрел не был чистым. Качественно проиграл я, так что извольте получить приз.

С этими словами он вытащил из заднего кармана белых клубных брюк бумажник и быстро отсчитал десять стодолларовых купюр. Второй мужчина принял деньги, многозначительно покрутил ими в воздухе и сунул в нагрудный карман рубашки.

— Результаты поединка нужно обмыть в баре, — предложил он.

— Согласен, — кивнул первый, приподнимая бейсболку и смахивая капельки пота с высокого лысого лба. — Но предлагаю по аперитивчику, а потом все-таки пообедать.

В баре, отделанном дорогими породами дерева, как и большинство помещений Клуба, они встретились минут через тридцать. Сидя на высоких стульях перед стойкой, мужчины казались чуть ли не братьями-близнецами. Оба сухопарые, с жесткими чертами лица и волевыми складками возле губ, оба в белых брюках и таких же рубашках, принятых к ношению в Клубе. Отличало их немногое: у одного был высокий лоб с глубокими залысинами и коротко остриженные волосы, а у второго аккуратная модельная прическа с тронутыми сединой висками. И руки. У второго ухоженные после недавнего маникюра руки, а у первого — все сплошь в наколках, говорящих о прошлых судимостях.

Обращались они друг к другу на «ты», что в Клубе, впрочем, было принято.

— Кстати, — рука с наколками медленно поднялась и поднесла ко рту сигарету, — этих двух клофелинщиц я нашел. Им объяснили, куда соваться можно, а куда нет. Хочешь, чтобы они вернули деньги?

— Спасибо, пустое. Главное, чтобы мой оболтус снова не попался на эту удочку. Ему же будет уроком. Эх, молодежь! Все им хочется попробовать и сразу.

— Ну, это свойственно не только молодежи, — усмехнулся мужчина с наколками. — Меня, между прочим, всегда удивляло, что такие люди, как ты, очень спокойно относятся к процветающей в стране наркоторговле.

— Я не думаю, что она так уж процветает. А то, что она существует, так это своего рода фильтр для народа. Слабые и безвольные, психически неуравновешенные и нестабильные — вот кто первые жертвы. Зачистка, уборка мусора, избавление от ненужного и лишнего в среде серой массы.

— Цинично, — рассмеялся мужчина с наколками.

— Это все для простых людей, — не принял шутливого тона собеседник и отпил из бокала. — Люди из серьезного бизнеса не должны поддаваться эмоциям. Только трезвый расчет. Кстати, ты знаешь, что в свое время я был против твоего членства.

— И что, передумал?

— Расчет, — пояснил собеседник. — В каких-то вопросах наша новая полиция, собственно, и старая милиция, не давала гарантий. Слишком они легко покупаются и продаются, а тратить время на такие ходы — нерационально. С твоей средой проще, у вас более строгие законы и железная дисциплина. У вас над каждым висит дамоклов меч. Либо ты с нами и, значит, весь в шоколаде, либо ты против нас. И тогда, как там у вас принято? На «перо»?

— Всякое бывает и в… этой среде. Но в целом не могу не согласиться. Там чувство долга и обязательства культивируются с младых ногтей. А вообще-то это все игры для малолеток, а на моем уровне — это бизнес. А все только оловянные солдатики. У тебя свои, у меня свои.

— Ну, не только твои и мои, — возразил собеседник. — Есть еще вопросы, которые касаются и тебя, и меня, и… других. Никому не нужны беспредел и война группировок.

— Ты имеешь в виду Магомеда?

— В том числе и его.

— Любопытно, а о нем у тебя какого рода информация? Простой интерес?

— Нет, не простой. А информация… Служба безопасности — это ведь маленькая разведка и контрразведка моего личного государства. Магомед стал наглеть и действовать слишком откровенно. Помнится, при Фоме в этой части города была тишь да гладь. Не слишком разумная замена. Или я ошибаюсь?

— Ну… тут все не так просто, — усмехнулся тот, что был с наколками. — Фому можно было бы и не сажать. Невелики потери, если бы я его оставил на свободе. Но он сам оступился, а это оказалось хорошей возможностью устроить естественный отбор. Не хочется пропустить момент, когда старый вожак стал уже слаб и ему пора уступить место молодому и сильному. Если Фома выкрутится, покажет, что у него еще не все зубы выпали, так тому и быть. А если Магомед его сожрет, значит, вожак уже стар. Пусть они там сами поборются, а я посмотрю. А Магомеда мы потом на место поставим.

— И как у них протекает борьба?

— Очень любопытно.

— Как у двух бизонов, лбами стукаются?

— Вряд ли тут подходит аналогия из дикой природы. Это иной мир, там для выживания все способы хороши. И борьба происходит не явно, там удары наносят не в лоб, а исподтишка, из-за угла. И чаще всего в спину.

— Развлекаешься?

— Чем бы детки ни тешились, лишь бы не какали!

— Ладно, бог с ними, с детками, — ответил собеседник, которому эта тема явно наскучила. — Ты мне хотел сегодня дать ответ, будешь ли ты участвовать в моем бизнес-проекте…

Столовая издавала специфический для подобного, переполненного людьми помещения гул. Осужденные гремели ложками по-разному. Кто-то с отвращением ковырялся в тарелке, кто-то поедал содержимое с аппетитом, а кто-то просто меланхолично и равнодушно наполнял желудок, потому что это одна из немногочисленных физиологических потребностей человека, где бы он ни находился. Прием пищи всегда происходит по-разному в разное время суток. Утром обычно зэки едят молча. Состояние полусонное, впереди тягомотный рабочий день, серость опостылевших будней. Вечером большинство уставшие, разомлевшие, в предвкушении короткого, но строго соблюдавшегося распорядком временного промежутка — личного времени.

А вот в обед в столовой относительно шумно. Аппетит изголодавшихся мужиков, насущные проблемы и последние события — все это создает определенную атмосферу. В разных учреждениях, несмотря на устав, порядки все равно отличаются. В УШ-235/15 контролеры не свирепствовали и не требовали гробового молчания во время приема пищи.