Андрей Воронин - Таможня дает добро Страница 16

— Они ублюдки! — шептала женщина. — Он получил свое! Насильники…

Уже слышалось ровное гудение двигателя небыстро едущего автомобиля.

— Милиция! Видите, это милиция! — радостно закричала женщина, махая рукой, хотя милицейский автомобиль и так уже сбавлял скорость, вид красивой женщины в изорванном платье не оставил бы равнодушным никого.И тут она спохватилась, огляделась. Ее спаситель исчез самым таинственным образом, словно растворился в воздухе. Женщина даже подумала, не пригрезился ли он ей.

Скрипнули тормоза. Милиционеры подбежали к ней. - А Дорогин уже пробирался через лес.

«Она сама все расскажет им. Я сделал свое дело, помог, — а затем усмехнулся: — Тамаре я не расскажу об этом случае, есть вещи, о которых женщине лучше не знать.»

Примерно так думал Дорогин, бывший каскадер, бывший зек по кличке Муму, возвращаясь по шоссе к загородному дому, принадлежавшему когда‑то покойному доктору Рычагову. Теперь же его хозяйкой была Тамара Солодкина, женщина, которую он любил, которая любила его.

К воротам Сергей подошел, когда уже совсем, стемнело и в небе зажглись первые звезды, по–весеннему яркие, большие. Их свет был таким же прозрачным и чистым, как воздух полей, как сама ночь, когда лай беспокойного пса слышен за многие километры.

Уже издалека Дорогин заприметил ярко освещенный прямоугольник окна, чуть зеленоватый. Так могла гореть только люстра в гостиной, Тамара специально не задергивала шторы, не поворачивала жалюзи, чтобы Сергей мог видеть этот свет издалека, чтобы он напомнил ему, что здесь его ждут, помнят о нем.

Тамара даже не вышла в коридор, когда Дорогин появился в доме.

Он крикнул:

— Это я!

— Я поняла, — прозвучало в ответ. Женщина сидела за массивным столом под ярко

горящей люстрой и читала книгу. Пес улегся у ее ног и лениво шевелил кончиком хвоста. Взгляд Лютера показался Сергею довольно грустным. —- Извини, что не предупредил.

— О чем?

— Я бродил по лесу, гулял по шоссе. Наверное, нам стоило бы прогуляться вместе. Если хочешь, пойдем сейчас? Я не устал.

— Нет, — Тамара закрыла книгу и только сейчас взглянула на Дорогина. — Я понимаю, тебе есть о чем подумать.

-— Я мог бы думать, гуляя с тобой. Мы умеем молчать вдвоем.

— Нет, — покачала головой женщина, — есть вещи, о которых можно подумать лишь наедине с самим собой.

— У меня нет от тебя секретов.

— Ой ли, — рассмеялась Тамара, — Ты сам один большой секрет.

— Для других, но не для тебя.

— Твоя беда, Сергей, в том, что ты задаешь слишком много вопросов и пытаешься найти на них ответы. А есть вопросы, ответов на которые нет.

— Мне кажется… — Сергей осторожно отодвинул стул и сел на самый краешек — так, как это сделал бы человек, не слишком уверенный в том, что его появлению в доме очень рады.

— И что же тебе кажется?

— Ты слишком много времени уделяешь мне.

— Мне это приятно.

— Приятно сейчас. Но кто знает, как будет потом?

— Вот потом и подумаем.

Женщина улыбалась немного грустной улыбкой. —- Ты странный человек. Думаешь о том, что было, и о том, что будет. А настоящая жизнь — она существует только в настоящем — теперешнем времени. Прошлое уже ушло, будущего еще нет.

— Я стараюсь жить по–другому, но не получается.

— Наверное, ты хочешь есть. Я сейчас принесу ужин, — Тамара поднялась и сделала шаг в сторону двери.

Длинный халат, доходящий почти до самого пола, на мгновение раскрылся. Мелькнула стройная нога, белая полоска белья. Тамара придержала полу и потуже затянула пояс.

— Тебя что‑то смутило? — кокетливо склонив голову, поинтересовалась она.

— Иногда мне начинает казаться, что прошлого не было вообще.

— Сейчас тебя тоже посетило такое чувство?

— Мне хочется прикоснуться к тебе.

— Так в чем дело?

— Ты не поверишь, но я боюсь, что ты возмутишься, скажешь, мол, кто мне позволил.

— Есть вещи, о которых не спрашивают. Они или получаются сами собой, или же не получаются вовсе.

Тамара стояла к Дорогину боком, чуть повернув голову, чтобы лучше видеть его.

— Никогда нельзя спрашивать женщину: «Можно, я поцелую тебя?».

— Почему?

— Это один из тех вопросов, на которые не существует ответа.

— Ты уверена?

— Конечно. До первого поцелуя целовать было нельзя, а после него уже глупо спрашивать.

Дорогин встал, ступая по мягкому ковру, приблизился к Тамаре.

— И все же, можно, я поцелую тебя?

— Ты. неисправим. — Какой есть.

— Нельзя.

Дорогин наклонился и коснулся губ женщины, но целовать не спешил, будто сомневался, имеет ли он на это право. А Тамара словно окаменела, ни взглядом, ни жестом не давая Сергею никакого намека.

— Я не перестаю удивляться тебе, — проговорил Дорогин.

Женщина смотрела на него наивно и в то же время настороженно.

— С тобой было куда легче, когда ты был Муму, глухонемым. Тогда ты не рассуждал вслух. Не задавал глупых вопросов. Ты был идеальным мужчиной: ни одного слова — только действие.

Дорогин запрокинул голову и засмеялся.

— Зато мне было сложно. Я же не мог сказать, что люблю тебя.

— А хотелось?

— Ты даже не можешь представить себе, как сильно хотелось.

— Захотел бы, сказал.

— Ложь — страшная штука, — Дорогин продолжал смотреть в потолок. — Один раз соврешь, а потом нет дороги назад. Одна ложь порождает другую, начинаешь забывать, где правда, а где вранье, и потом обязательно попадешься.

— Я же говорю, — улыбнулась Тамара, — ты нравился мне глухонемым. Глухонемой не может соврать сам, не может услышать чужую ложь.

Дорогин обнял Солодкину и бережно прижал к себе.

— Мне немного не хватает роста, — сказала женщина.

—- Для чего?

— Чтобы ты мог, не нагибаясь, целовать меня.

— Может, это у меня рост выше нужного?

— Влюбленные, если у них нет детей, говорят глупости друг другу.

— Не надо об этом.

— Почему?

— Ты сам знаешь.

— Теперь ты стала выше меня.

Дорогин подхватил Тамару на руки. Женщина игриво застучала кулаками по его плечам, приговаривая:

— Отпусти, пойду сама.

— Нет уж, сам понесу,

— Мне так странно было смотреть с высоты на знакомые вещи, когда ты нес меня. — Неужели ты всегда видишь мир таким?

— К этому привыкаешь.

Мужчина и женщина говорили, делая вид, будто не замечают, что раздевают друг друга.

— Погоди. Ну почему ты такой нетерпеливый? Тамаре самой пришлось освободиться от халата,

поскольку Дорогин никак не мог совладать с узлом на поясе, дергал, но лишь сильнее его затягивал.

— Почему ты не завязываешь его на бант? Тамара пожала плечами..

— Мне бы хотелось чувствовать то же, что было в первый раз, но это невозможно.

- Почему? — спросил Дорогин.

— Не знаю…

— Тамара, ты ошибаешься, мы чувствуем то же самое, но…

— Что «но»? — остановила его женщина, приложив ладонь к его губам.

Дорогин поцеловал один за другим ее пальцы, задержался на мизинце. Затем прижал женскую ладонь к своей щеке.

— Мы привыкаем к любви, к близости, как привыкаем к теплу, к солнцу. Лишь ночью мы замечаем, что солнце зашло, а в холод тоскуем о тепле.

— Я не думала, что ты такой сентиментальный.

— Я и сам не подозревал.

—-Снова говорим глупости, — засмеялась женщина.

— И мало того, что говорим, мы их еще и слушаем.

— Наверное, это неправильно, — сказала Тамара, — но мне нравится, когда ты немного небрит.

— Прошлый раз ты выговаривала мне за щетину на щеках.

— Это было в прошлый раз.

-— Молчи, — Дорогин, мягко придерживая женщину, положил ее на кровать.

— Я не кукла, чтобы ты меня укладывал.

— Я же сказал тебе, молчи, я все равно не слышу тебя.

— Если ты не слышишь, то не должен и говорить.

Дорогин жадно смотрел на Тамару, а женщина, наоборот, принимала поцелуи и объятия, плотно закрыв глаза. И мужчине казалось, что она щурится от яркого солнца, хотя в спальне царил полумрак.

Они не закрыли дверь в комнату, и, когда Тамаре показалось, что уже не замечает ничего вокруг себя, она почувствовала, как ей в бедро ткнулся холодный и мокрый нос Лютера. А затем пес, положив передние лапы на край кроватри, лизнул ее слегка влажное колено.

Она глубоко вздохнула и открыла глаза.

—Пошел вон отсюда!

— Он тебе мешает?

— Я не могу, когда с нами кто‑то третий, пусть даже это бессловесный пес.

—-Лютер, ты слышал, что сказала тебе Тамара?

— Он глухонемой..,

Пес сделал вид, будто абсолютно не понимает, чего от него хотят люди, хотя Дорогин был уверен: Лютер прекрасно знает, почему им недовольны.

— Он понимает, что ты сейчас не сможешь оторваться от меня, — улыбнулась Тамара. — Но когда на меня смотрят, я не могу расслабиться…

— Я знаю, поэтому у нас в спальне и нет зеркала.

— Прогони его.

Лютер отошел на безопасное расстояние, на такое, что до него невозможно было дотянуться рукой, сел и, высунув из пасти язык, смотрел на мужчину и женщину умными глазами.