Татьяна Полякова - Черта с два! Страница 17

— Все чудесатее и чудесатее, — произнесла я по привычке вслух. Как раз в этот момент раздался свист со стороны остановки, и я бросилась туда.

Девчушка со спортивной сумкой в руках стояла возле киоска и тоскливо поглядывала по сторонам.

— Здравствуй, Маечка, — обрадовалась я.

— Здравствуйте, тетя Саша. — Она торопливо протянула сумку. — Вам тетя Лариса просила передать.

— Спасибо тебе огромное.

Девчонка продолжала смотреть на меня во все глаза, в ее личике отчетливо читалось недоумение.

— Ты сейчас на троллейбус? — спросила я, чтобы что-то спросить.

— Да…

— Тогда всего доброго. И еще раз большое спасибо.

Я отправилась в сторону подворотни. Оглянулась: девчушка продолжала стоять возле киоска, глядя мне вслед. Не успела я дойти до конца забора, огораживающего территорию старого рынка, как меня догнал Денис.

— Что скажешь, Чингачгук? — усмехнулась я.

— Ничего подозрительного вроде не было.

— Давай зайдем в какой-нибудь подъезд и посмотрим, что нам тут прислали.

Главное, конечно, деньги. Их было около восьми сотен. Такое богатство меня порадовало и слегка удивило: кошелек подружки был тощ, как медведь в апреле. Причина неожиданного расточительства стала мне ясна из письма. Лариска сообщала, что деньги дали друзья, кто сколько смог. Общественность в недоумении, меня ищет милиция, ищет какой-то тип из прокуратуры, еще какие-то типы и мой работодатель в придачу. Я горестно вздохнула, но сейчас все, в том числе и работодатель, волновали меня много меньше, чем мысль о том, где я буду спать этой ночью. Очень хотелось, чтобы была постель, с настоящим матрасом, подушкой и одеялом. Письмо я сунула в карман и полезла в сумку. Надо отдать должное Ларисе: она проявила заботу и понимание, все самое необходимое здесь лежало. Я мысленно поблагодарила ее и задумалась. Денис вертелся рядом.

— Денег прислали? — спросил он тревожно.

— Да. С деньгами пока порядок. Зайдем в кафе, перекусим, не думаю, что это особенно опасно.

— А потом? — спросил мальчишка. Хороший вопрос. Действительно, а что потом? Планы будем осуществлять поэтапно, сначала есть, потом думать.

Мы забрели в совершенно пустынную столовую и смогли потрясти как раздатчицу, так и кассира: на четыре наших подноса они взирали с благоговением, а потом еще минут двадцать с изумлением на нас. Набив желудки, мы немного поскучали на скамейке в парке: Денис оттого, что хотел курить, но вроде бы бросил, а я оттого, что надо было приступать к размышлениям, а в голове пусто. Я совершенно не знала, что мне делать. Однако признать перед мальчишкой свое полное и безоговорочное поражение было совестно, и я попыталась изобразить кипучую деятельность.

— Нам нужно узнать, как себя чувствует Степаненко. Если это возможно, попытаться с ним встретиться.

— Чего ты прицепилась к этому менту? Пользы все равно не будет.

— Будет. Давай мыслить логично: кому-то понадобилось от него избавиться, думаю, в связи с нашим делом. Если это так, значит, он друг: враги наших врагов — наши друзья.

Денис посмотрел на меня с некоторым уважением и почесал нос.

— Как узнавать-то будем?

— Есть идея, — кивнула я, поднимаясь со скамьи.

Направились мы к детскому саду номер семнадцать, он находился в трех троллейбусных остановках и пришел мне на ум по двум причинам: во-первых, недалеко, во-вторых, связать меня с этим детским садом мало кому придет в голову. А между тем заведующую я хорошо знала, так как полгода назад расписывала у них зал. Объем работ был приличным, и мы успели подружиться. Завидев детский сад, Денис насторожился:

— Зачем нам туда?

— Пойдем, узнаешь.

— Нет, я тебя здесь подожду.

— Хорошо. Только никуда не уходи. Вдруг моей приятельницы нет на месте и…

— Да понял, понял… иди.

Заведующую я застала в кабинете, она мне вроде бы обрадовалась и спросила: какими судьбами? Я честно созналась, что мне нужен телефон и справочник. Получив и то и другое, я нашла в справочнике фамилию Степа-ненко. Их оказалось человек тридцать, не меньше. Для начала я выбрала тех, кто имел инициалы Н.П. Таких было трое. Два абонента не ответили, а набрав следующий номер, я услышала детский голос и поинтересовалась:

— Николай Петрович дома?

— А папа в больнице, — ответила девчушка. Мамы дома тоже не было, и мы побеседовали. Дела у Николая Петровича, судя по всему, были неважные: он все еще находился в реанимации. Задав девочке массу дополнительных вопросов, чтобы исключить ошибку, я убедилась, что Николай Петрович лежит во Второй городской больнице. И что мне это дает? Если честно: ничего. Номер телефона я на всякий случай записала, а потом позвонила в больницу. Там тоже не порадовали: состояние тяжелое. Я задумчиво смотрела в окно, надеяться, что меня вдруг озарит и я найду выход из создавшейся ситуации, уже не приходилось.

Заведующая вознамерилась напоить меня чаем и вышла из кабинета. Чая мне не хотелось, но уйти, не дождавшись хозяйки, я не могла, тосковала, глядя в окно, и прислушивалась к голосу диктора, долдонившего что-то по радио. Потом вскочила, сделала звук громче, одновременно пытаясь не упасть в обморок. По областному радио передавали буквально следующее: разыскивается Максимова Александра Сергеевна, то есть я. Далее следовало описание моей внешности, даже костюм не был забыт. Кто-то всерьез решил, что я похитила ребенка, его приметы тоже передали, а также просьбу ко всем, кто видел или знает… Я опрометью кинулась из кабинета и, только оказавшись на улице, смогла перевести дух. Что ж это делается-то?

Я еще не успела оправиться от одного удара, а меня уже подстерегал другой. Денис куда-то запропастился.

Я выругалась и пообещала надрать ему уши. Позвала его, сначала тихо, потом громче, и направилась в сторону магазина, решив, что если он куда и пошел, так, должно быть, туда. Я уже собиралась свернуть за угол, когда услышала донесшийся со двора жалобный крик. Скорее не крик даже, а судорожное всхлипывание. Порядком испугавшись, торопливо вошла во двор. Здоровенный мужик лет тридцати держал Дениса за ворот и наотмашь бил по лицу. Тот отчаянно пытался вырваться и даже предпринимал попытки лягнуть своего мучителя.

— Отпусти ребенка! — заорала я, бросаясь на выручку.

— Тебе что за дело? — рявкнул детина.

— Отпусти, — повторила я, начиная трястись с ног до головы, причем голос мой тоже дрожал.

— Пошла отсюда, — отмахнулся парень. Я перехватила руку, которой он держал Дениса, парень рассвирепел и толкнул меня в грудь. Я упала, а Денис завизжал.

— Я тебе голову оторву, гаденыш, — прошипел парень и ударил мальчишку ногой.

Я вскочила, чувствуя, как что-то в животе у меня сплетается тугим и тяжелым узлом, не очень соображая, что делаю, поднялась и шагнула к штабелям покореженных ящиков, краем глаза зацепив в трех шагах от себя обрезок доски, небольшой, но по виду тяжелый. Все остальное произошло для меня совсем неожиданно. Я схватила доску, рявкнула:

— Пусти парня! — услышала в ответ:

— Тебе чего неймется, сука? — а потом дважды огрела парня по голове. Наверное, сильно. Потому что он упал, а мы с Денисом побежали. К счастью, я успела подумать о сумке и на ходу подхватить ее.

Мы миновали детский сад, потом еще квартала три, прежде чем рискнули остановиться. Дышали с трудом и по сторонам озирались с беспокойством.

— Это он? — спросила я, сама точно не зная, какой смысл вкладываю в местоимение «он». Убийцы, преследователи — враги, одним словом. Денис немного помялся и ответил:

— Да нет… это не то…

— А чего он к тебе пристал?

— А… старые дела, — отмахнулся мой юный друг и зашагал по улице.

Я догнала его, схватила за плечо и решительно развернула к себе лицом.

— Что за дела? — спросила сурово.

— Говорю, старые, — нахмурился Денис.

— Откуда он здесь взялся?

— Черт его знает… Ему тут совершенно нечего делать.

— Я тебя спросила: кто он? — стараясь быть терпеливой, напомнила я.

— Кто, кто, дед пыхто.

— И за что он тебя так? Денис вздохнул.

— Я у него два баллона свистнул. Давно. Нечего рот разевать…

Я глубоко вздохнула, посмотрела на ясное голубое небо и, обнаружив в себе достаточно сил, сказала, не повышая голоса:

— Если ты еще раз что-нибудь свистнешь, я тебе сама голову оторву. Ясно?

— Ага, — хмыкнул он, глумливо ухмыляясь. Я дала ему подзатыльник и повторила:

— Ясно?

— Да ясно, ясно, отцепись.

Мы пошли дальше по улице, все еще тревожно оглядываясь.

— Неси сумку, — сказала я. — Хамить и пререкаться ты уже умеешь, учись и мужскую работу выполнять. Сумку он взял и принялся жаловаться:

— Как по башке мне заехал, гад, чтоб ему загнуться, заразе. Аж шум в ушах.

— Так тебе и надо. За воровство, между прочим, раньше руки отрубали.

— Ага, а кто сегодня с веревки одежонку свистнул? Считай, ты уже без рук.