Сергей Ильвовский - Шесть шестых Страница 18

На экране появился тот самый корреспондент, который ухитрился снять убитого шоумена:

— …Мне сейчас трудно говорить, я хорошо знал Бориса, но моя работа требует делать то, что я сейчас делаю. Как только нам удастся получить хоть какие-то новые сведения о произошедшем, мы немедленно проинформируем зрителей канала «НРК».

Камера на пару секунд переместилась на тело, лежащее ничком между опорами декорации. Затем на экране появился портрет улыбающегося Троекурова в траурной рамке. На экране снова возник диктор новостной программы.

— Мы вместе со всеми зрителями скорбим о безвременной гибели выдающегося артиста. — Он поправил незаметный наушник. — Да, да… Мне только что сообщили, что наши корреспонденты находятся в Доме телевизионных игр. Сейчас они попробуют взять интервью у представителей спецслужб, расследующих это трагическое событие…

— Смотрю, Смолин времени даром не теряет, — с досадой констатировал Шугаев. — Пойдемте, ребята, ко мне в машину, что ли, а то начнут приставать… Все равно здесь пока больше делать нечего, ехать пора, а вы свою машину куда-то заслали. На моей поедем. Бери, Егор, кассеты, за остальными позже подскочит кто-нибудь. Или Ечкин с собой прихватит.

Егор взял со стола стопку видеокассет, Колапушин, нажав кнопку на пульте, выключил телевизор, и все трое вышли в холл.

И тут же наткнулись на корреспондента и оператора с камерой на плече, которые рысцой подбежали к ним. Судя по тому, что осветительный прибор, находящийся на камере, бросал узкий и сильный сноп света, она уже была включена.

Молодой телерепортер, подпихивая микрофон чуть ли не в нос, довольно развязно обратился к Шугаеву:

— Господин генерал, не могли бы вы проинформировать зрителей нашего канала о ходе расследования убийства Бориса Троекурова?

Шугаев неприязненно посмотрел на нахала, молча отстранил его и пошел к лестнице. Нисколько не смутившись, репортер повернулся к Колапушину:

— Может быть, вы скажете нам несколько слов?

Колапушина почему-то тоже возмутил этот бесцеремонный юнец, но он постарался сдержаться.

— Я не понимаю, как вы можете с такой легкостью вести свой репортаж, — сказал он со скрытым бешенством. — Суток еще не прошло, как погиб человек. Не просто человек, а ваш товарищ! Мне кажется просто неприличной та суета, которую вы развели вокруг этого.

Колапушин двинулся вслед за Шугаевым. Репортер попытался спросить что-то у Егора, но не тут-то было — тот его опередил:

— Вали! Вали отсюда, стервятник, пока камеру случайно не уронил! Дорогая небось? — Он закрыл объектив растопыренной пятерней.

Глава 21

Колапушин проснулся от того, что на столе в его кабинете затрезвонил телефон. Проснуться-то он проснулся, а вот выбраться из глубокого кресла ему удалось не сразу — все тело затекло; мышцы не слушались, шея ныла так, будто по ней били палкой. С завистью посмотрев на так и не проснувшегося от звонка Немигайло, чудом ухитрившегося устроиться на четырех сдвинутых вместе стульях, он поморщился, крепко потер шею и поднял телефонную трубку:

— Подполковник Колапушин слушает.

— Арсений Петрович, — раздался в трубке голос Миши Ечкина, — нашелся пистолет! Далеко был — под фальшполом, в самом конце. Там щель такая между панелями, его туда и закинули. Стандартная ижевская «мелкашка» с глушителем. Глушитель, похоже, самодельный.

— Вы его там по всем правилам изъяли?

— Да, тут Виктор Николаевич рядом. Мишаков. Он сам все и сделал — как положено, с понятыми!

— Ну тогда договаривайся с ним. Упроси его, чтобы он немедленно назначил дактилоскопическую, баллистическую и криминалистическую экспертизы. И сразу с этим пистолетом в РФЦСЭ![3] Возможно, он уже попадал когда-нибудь в поле нашего зрения. Сможешь все это оперативно сделать?

— Сделаю, Арсений Петрович. А можно, я потом домой поеду? Не спал ведь всю ночь и грязный как черт. Хоть под душ залезть и переодеться.

— Ну хорошо, вроде бы сможем пока без тебя обойтись. Но учти, понадобишься — мы тебя и из дома выдернем, не пожалеем!

— Да я понимаю, Арсений Петрович. Так я пошел с Мишаковым договариваться?

— Давай. Не ругайся там с ним.

Колапушин положил трубку и повернулся к Егору, который, оказывается, тоже уже проснулся и, сидя на стуле, растирал кулаками заспанные глаза.

— Нашел Миша пистолет, Егор. ПСМ с глушителем. Сейчас они с Мишаковым все оформят, и он его к экспертам отвезет.

— Не будет там никаких отпечатков, Арсений Петрович! — убежденно произнес Немигайло. — Профи там работал, ежику понятно. Все будет стерильно, как в операционной. В лучшем случае — баллистики докажут, что стреляли именно из него. Так это и без них ясно — тут и к бабке не ходи! Ох, и спать же хочется!

— Да, не выспались мы с тобой прилично. Не помнишь, там у нас кофе остался?

— Сейчас посмотрю. — Егор встал и побрел в угол кабинета к хозяйственному столику. — Вообще-то лучше было бы не кофе сейчас, а подушечку придавить минуточек на шестьсот! Есть кофе, Арсений Петрович! Барахло, правда, и сахару совсем на донышке осталось, но все лучше, чем ничего. И вода в банке есть. Ну что, сунуть кипятильник?

— Давай, давай, кухарничай, — усмехнулся Колапушин. — А то стоя заснешь!

Вода в банке уже начала шуметь, когда дверь кабинета отворилась и на пороге появился Вася Пупкин.

— Утро доброе! Вот, приехал наконец.

— Очень вовремя, Василий! — обрадовался Колапушин. — Ну докладывай о своих странствиях с Ребриковым.

— Все нормально, товарищ подполковник. Заехали мы к нему домой, он там барахлишко кое-какое собрал, и поехали к его другу в Серпухов.

— А он тебе по ходу дела на уши ничего не навешал? — заинтересованно спросил от столика Немигайло. — Точно к другу или свалил уже втихаря?

— Его-ор Фомич! — обиженно протянул Вася. — Он из дома при мне этому другу звонил, чтобы тот его ждал, и в квартиру я с ним заходил там, в Серпухове. Тот ему уже и раскладушку поставил, и постелил. Вот тут адрес и телефон! — Вася протянул Колапушину бумажку.

— Ну, не обижайся, Вася, — примирительно произнес Колапушин. — Тут такие дела закручиваются — все по сто раз проверять приходится. Скажи-ка лучше свое мнение: вот ты с ним долго ездил, разговаривал, как живет, видел. Как считаешь, мог Ребриков сам выиграть? Или все-таки подтасовка?

— Мог, Арсений Петрович! — убежденно ответил Вася. — Знаете, сколько у него дома книг? Вся квартира забита! Он с трех языков переводит и художественную литературу, и научную. И редактирует тоже. Знает много. Ну, выпивает мужик — это, конечно, заметно. Понятное дело — жена ушла, живет один. Но человек он очень умный и в играх таких раньше много раз участвовал — опыт у него есть.

Колапушин задумался, вспоминая, что говорили ему на телевидении про игру Ребрикова.

— Слушай, а у тебя не создалось впечатления, что он был — как бы это сказать — заторможенный, что ли? Ну под действием лекарства какого-нибудь или наркотика. Черт его знает — применяют же в спорте всякие допинги. Может быть, есть и такие, которые могут на время усиливать умственные способности? Или, не знаю, память как-то резко стимулировать?

— Не-ет! Волновался сначала из-за телевизионщиков сильно — это было. Боялся, что за нами проследят и его убьют, что передачу не покажут и денег ему не отдадут. А потом успокоился и много чего интересного мне рассказал, как он к этой игре готовился. Он занимался какой-то специальной тренировкой… Этой, как ее?.. Аут… авто… Еще как-то, на сварку похожа.

— Аутогенной тренировкой?

— Точно! А что это такое, Арсений Петрович?

— Это, Василий, что-то вроде гипноза. Только человек сам себя гипнотизирует. Ну что ж, кое-что становится понятным. Если он и на игре в таком состоянии был, тогда его поведение вполне объяснимо. Но их правилами это, по-моему, не запрещено. Психологическая подготовка — это же не допинг, во многих областях используется. Это нигде не запрещают.

К письменному столу с двумя дымящимися кружками в руках подошел Немигайло.

— На тебя, Вась, сахару не хватило, — сказал он, ставя кружки на стол. — Потому и не налил. Только нам с Арсением Петровичем, чтобы проснуться. Кофе и кипяток есть. Хочешь — так пей, хочешь — сахару у соседей поклянчь. Или к ларьку сгоняй.

— Да я, Егор Фомич, и спать-то не особенно хочу. Но если надо, могу сходить сахар купить.

— Вот что значит молодость, Егор, — назидательно произнес Колапушин, осторожно отхлебывая из кружки горячий кофе. — Всю ночь катался и по Москве, и по области, а как огурчик. Не то что мы с тобой, старые пни. Ты как, совсем проснулся? Появились какие-нибудь новые соображения?

— А может, мы вообще не в том месте копаем, Арсений Петрович? — задал неожиданный вопрос Егор. — Ну, бывают же всякие дурацкие совпадения. Может, Троекурова заказал совсем другой человек и совсем по другому поводу, а убийца за ним следил и просто всей этой суматохой воспользовался? И будем мы тогда в этом телевизоре до морковкина заговенья копаться.