Дмитрий Алейников - Граница. Таежный роман. Карты Страница 18

— Сказал, — согласно кивнул Валентин. — Но я что-то не пойму: тебя фокусам научить или в карты играть?

— Вы ведь сами сказали, что это одно и то же.

— Ну, я не так сказал. Хотя…

— Так вы научите меня?

Валентин долго молчал, пристально глядя в глаза девушки. Смотрел не мигая, и она не отвела взгляда, не моргнула. Кроме того, что Галина метко стреляла, бегала стометровку за тринадцать секунд и бросала бутафорскую гранату дальше многих мальчишек, она еще была чемпионом школы по игре в гляделки. Тоже, конечно, не спорт, но вы попробуйте посидеть четыре часа, пялясь в одну точку!

— Ладно, — кивнул он наконец. — Только вот тебе мой зарок: никогда не играй с незнакомыми людьми в незнакомых местах. В поездах не играй, в гостиницах, на пляжах. И если человек сначала проигрывает, а потом начинает взвинчивать ставки — не играй! Отдай ему, к чертовой бабушке, его проигрыш и беги. — Он помолчал немного, и Галина забеспокоилась уже, что фокусник передумал. — Лучше бы вообще не играть на деньги. Столько всяких трюков есть на свете…

— Я поняла, — кивнула Галя. — Я и не собираюсь играть. Просто так, на всякий случай. Учат же нас прыгать с парашютом и надевать противогаз.

— Точно.

— Тогда учите.

Валентин вздохнул, подвинул к себе тумбочку, поставив ее между собой и гостьей, извлек из ящика колоду карт.

— Прежде всего запомни, — сказал он, осматривая их углы и рубашки, — что человек верит в то, что видит. Это главный принцип любого фокуса, в том числе и карточного.

Галина наморщила лоб и вопросительно посмотрела на своего учителя.

— Ну вот, помнишь фокус с сигаретами? — Валентин не сомневался в ответе и не стал его дожидаться. — Пока ты не начала… — он усмехнулся и хлопнул себя по руке, напоминая коварный маневр своей гостьи, — понимать, что я подбрасываю папиросы вверх? Ты ведь просто видела, что они исчезают, так? Ты видела, что я хлопаю по папиросе сверху, и могла только предположить, что они улетают куда-то вниз или просто плющатся у меня в руке, так? Немного подумав, Галина согласилась.

— Но ты не могла поверить в то, что папиросы просто исчезают, и ты начала думать, следить за моими руками, пытаясь понять, куда я их прячу. Так вот, если ты хочешь показать фокус, в который поверят, то не так важно, какое у тебя оснащение, не самое главное, насколько ты готова в плане тренировок. Самое главное — это обставить все дело так, чтобы зритель не начал думать раньше времени. Когда фокусник появляется на арене, то зритель обязательно пытается отгадать секрет трюка. Но в цирке есть большое преимущество: там не повторяют номер, чтобы публика не смогла допетрить, в чем тут дело. Если же начнешь показывать фокусы в компании, то тебя непременно попросят повторить. Потом нальют и снова попросят повторить. И так до тех пор, пока ты не ошибешься и не раскроешь секрета. Если говорить про карты, то тут особый спрос. Тут за тобой следят все время, и свой трюк ты будешь повторять бесконечное количество раз, а подготовиться тебе не дадут. Ни-ни! Будешь крутить те карты, которые тебе дали.

— Я поняла, — сказала Галина, начавшая уже уставать от этой пространной лекции.

Отчего-то все, кто чему-нибудь учит, обожают подолгу пудрить слушателю мозги, прежде чем перейти к делу. Химичка в школе, например, тратила целый урок на то, чтобы поговорить об алхимиках и представлениях средневековых людей о свойствах вещества. Кому какое дело до необразованных дармоедов из пятнадцатого века? Военрук долго рассказывал про устройство винтовки, про историю ее изобретения, начиная с кремневых ружей и даже арбалетов, потом переходил на случаи из жизни, когда какой-нибудь олух умудрялся отстрелить себе ухо или забыть в стволе шомпол. Галина даже знала одного такого стрелка, который пальнул из ружья шомполом. Выстрел, между прочим, оказался весьма удачным. Фамилия этого стрелка была Мюнхгаузен, но какое он имел отношение к современной трехлинейке?

Наконец добрались до самих карт.

Для начала Валентин объяснил правила нескольких наиболее популярных игр. Просто чтобы его ученица поняла смысл манипуляций. Попутно он показал ей некоторые приемы, свойственные игре честной: как считать карты, как «проверять» противника, как подрезать его, вынуждая расходовать хорошую карту на всякую ерунду, как высчитывать вероятность прихода той или иной комбинации.

В трюках Валентин начал с самого простого. Судя по всему, он не был уверен, что у девчонки получатся даже простые манипуляции, но сильные ловкие Галины пальцы, тосковавшие без свойственных нормальным девочкам шитья и музицирования, показали недюжинные таланты, заставив Валентина усомниться в том, что гостья его никогда прежде не держала карты в руках. Может быть, и впрямь фамильная страсть к игре передалась каким-то волшебным образом от дедов и прадедов к внучке?

Конечно, Галина не начала с первого дня «гонять фишку» должным образом, нет. И Валентин, превратившись из гостеприимного хозяина в строгого учителя, потратил немало сил, заставляя привыкшие к винтовке, металлолому и домашнему хозяйству руки танцевать и плести кружева тонкими пальчиками. Немало слез пролила Галина, прежде чем научилась хотя бы правильно держать карты, чтобы потом незаметно забирать их, перекладывать, менять местами.

— Скверно, девочка моя, — говорил Валентин, не скупясь на замечания и подначки. — Скверно, годится только для слесаря третьего разряда.

— При чем тут слесарь? — обижалась Галина.

— А при том, что ты ни черта не поняла из того, что я тебе объяснял в начале! — кипятился фокусник. — Ты должна быть в первую голову артисткой! Все это нужно делать красиво, играя, чтобы люди любовались тобой, а не следили за тем, как ты тут ковыряешься. Что у тебя с рукой — паралич? Что ты крючишь пальцы? Расслабь кисть! Артистизма в тебе — как в слесаре. И то, хороший слесарь… На него смотреть приятно: движения точные, выверенные — картинка! А у тебя что? Что ты вцепилась в этого туза, как будто он весит кило? Легче, легче держи его! Никуда он не упадет, он сам к руке липнет… Отпусти пальцы! Отпусти, говорю! Ну что, упал? Не упал! Теперь сдвигай… Вот руки-крюки! Что ты тискаешь его? Легче, воздушнее… Коряга чертова!

Валентин не особенно выбирал выражения и не собирался щадить ее самолюбие. Должно быть, в этом и состоял его метод обучения. Чтобы добиться хоть какой-то похвалы, Галине приходилось работать, работать и работать над своими руками.

Зато фокусник оказался весьма изобретателен по части разных обидных словечек, и несколько раз Галя убегала от него в слезах, выкрикивая с дороги что-то обидное в ответ, и клялась себе, что не вернется больше в эту хибару. Но неизменно возвращалась. Это было необъяснимо, непонятно, но это было сильнее ее.

Ночами ей снились карты, танцевавшие, порхавшие и парившие, составляющие узоры, выраставшие до исполинских размеров и даже грозившие ей смертью, но каждый раз во сне Гале удавалось их обуздать, подчинить себе, заставить принять привычные размеры и двигаться так, как хотела она. Она ни разу не проснулась в холодном поту, ни разу не вскрикнула во сне. Как бы бурно ни начинался сон, что бы ни вытворяли валеты, шестерки и дамы, их удавалось усмирить. Всякий раз, перед тем как проснуться, Галина аккуратно собирала карты в стопку и убирала колоду в коробочку.

Утром она шла с мамой на пляж, где маялась, наблюдая за играющими вокруг людьми, а после обеда стремглав бежала к домику из щитов, чтобы постигать игру, учиться, учиться и еще раз учиться… Хотя это-то здесь при чем?! Это же из прежней жизни!

Последние три недели. пролетели как один день, как один час, в каком-то угаре. Она жила от одной встречи с учителем до следующей. Все остальное потеряло смысл, утратило интерес, поблекло, пожухло…

Должно быть, и впрямь было что-то в ее крови, тяготело над ней какое-то проклятие, и ничего поделать с этим было уже нельзя…

А потом по «шанхаю» прошлись милиционеры. Валентин исчез, надо полагать, еще до встречи с представителями власти, видеться с которыми ему почему-то очень не хотелось.

У Гали с мамой, насколько понимала девушка, с документами все было в порядке. Тем не менее на следующий день после проверки они уехали. Но уехали не в Москву, а в далекий зауральский городок Чанск — Галя прежде и названия такого не слышала. Долгие, больше двух месяцев, каникулы вдруг подошли к концу. И снова стремительные сборы, снова никаких вопросов и никаких ответов. «Мы уезжаем!» — и все.

Из москвички Галя вдруг превратилась — смешно сказать — в чанку! Но не это было главным. Москва осталась по другую сторону Уральского хребта, и там, в столице, остались высотные дома, школа, бой курантов, машины с красочными надписями, гласящими о том, что повидло и джем полезны всем. Вся прежняя жизнь оказалась теперь в прямом смысле за горами. Но жизнь продолжалась, и надо было устраиваться на новом месте, навсегда отныне поделив свою память на «до переезда» и «после переезда», на «еще когда мы жили в Москве» и на «когда мы уже переехали в Чанск», на «когда еще был жив папа» и на «когда папы не стало»…