Деон Мейер - Семь дней Страница 18

— Что?

— Что с ней случилось в Амстердаме?

— По-моему, кто-то попытался снять ее в «квартале красных фонарей», а она его прикончила, — ответил Джимми.

— Так, Бенни?

— Я ястреб, а не крыса, — бросил Гриссел, направляясь к воротам.

Снайпер отправил послание без семи четыре, но спешка и неуверенность отняли у него удовольствие. И за компьютером не сиделось. Он достал из выдвижного ящика стола ключи от «чаны», быстро вышел в кухню и открыл внутреннюю дверь, ведущую в гараж. Немного постоял на пороге, уговаривая себя не спешить.

Именно этого он сейчас себе позволить не может. Одна ошибка. Достаточно всего одной ошибки. Он должен взять себя в руки. Придется хорошенько обдумать свой следующий шаг. Каждая минута, проведенная на дороге в «чане», представляла собой риск.

Он задумался, стараясь успокоиться. У него нет другого выхода. Придется ехать. Сдать экзамен.

Он медленно закрыл за собой дверь, сел в машину. Посмотрел назад. Все на месте. Он завел мотор. Нажал кнопку на пульте, открывая ворота гаража.

Выехал на шоссе N7, в сторону Мелкбосстранда, потом повернул на М19 к востоку, откуда начиналась старая Атлантическая дорога. Он искал подходящее место и нашел его в пяти километрах от поворота — там гравийная дорога отходила влево и пересекала железнодорожные пути. Он свернул, увидел возможную цель, метрах в ста от него. Эвкалипт шаровидный с толстым стволом, местами кора отходила клочьями.

Он остановился, заглушил мотор. Почувствовал, как свело шею от напряжения. Казалось, внутри у него все переворачивается. Почему он никак не может перестать волноваться?

Потому что он уже два раза промахнулся. Вот что злило его и лишало всякого удовольствия. Он все замечательно спланировал, но такого не предвидел.

Он приказал себе: «Успокойся! Решай задачу». Он ждал. Смотрел. Слушал. Наконец перелез через сиденье, опустил матерчатую шторку, достал винтовку и чуть сдвинул боковую панель.

Прицелился в дерево. Насколько все легче, когда цель неживая! Он выстрелил. Посмотрел в прицел. Превосходно! Насколько все легче, когда цель не движется!

Значит, проблема не в винтовке. Проблема в нем.

14

Острое желание сделать хоть что-нибудь, не болтаться без дела, убить время привело Гриссела назад к квартире Слут. Все равно сейчас он не в состоянии заниматься ничем другим. Рано или поздно ему придется тщательно и скрупулезно обыскать ее жилище. Кроме того, с самого визита к Габби Виллетте ему не давал покоя один вопрос…

Охранница, которая провожала его до квартиры, спросила в кабине лифта:

— Вы скоро закончите?

— Скоро, — ответил Гриссел.

Охранница только вздохнула.

Войдя, он закрыл за собой входную дверь, потом подергал ее изнутри. Автоматический замок не сломан. Гриссел прислонился к двери спиной.

В версии, по которой Слут знала убийцу, имелся один изъян: отсутствие запасного ключа от квартиры. На связке, которую он держал в руках, висело всего четыре ключа: один от входной двери, один от «мини-купера», два от ящиков стола в спальне. Кроме того, по словам Нкхеси, наверху хранятся запасные ключи от ящиков. Вот и все.

До того как уйти от Виллетте, он спросил, кому Слут доверила бы запасной ключ от своей квартиры. Виллетте снова кивнула, задумалась, а потом сказала:

— Не знаю… — Она обещала позвонить ему, если что-то придет ей в голову.

Гриссел развернулся, проверил цепочку. Никаких повреждений!

Может, кто-то украл запасные ключи? Кто-то, кого Слут не знала? Может, она иногда забывала закрыть дверь на цепочку и на задвижку, раз у нее имелся смотровой глазок?

Тогда зачем убивать ее, не грабя и не насилуя?

Еще один важный вопрос: у кого был мотив?

Обыск Гриссел решил начать сверху, со второй спальни. С прошлого раза он уже привык к ее странноватому виду. В необитаемой спальне возникало стойкое чувство — волнение и подозрение, будто ты за кем-то подглядываешь. При помощи взятого на кухне ножа он вскрыл все коробки, аккуратно извлек содержимое, а потом уложил на место.

Учебники, возможно сохранившиеся со студенческих лет. «Африканское обычное право», «Частное право», «Римское право», «Уголовное право», «Общественное право», «Толкование законов», «Уголовно-процессуальное право», «Конкурентное право», «Страховое право», «Закон об интеллектуальной собственности», «Интернет-право»… Сколько всяких прав! Ничего удивительного, что суды и тюрьмы переполнены. Ничего удивительного, что полиция не справляется.

Стопка подарочных изданий по виноделию, искусству, дизайну интерьера, несколько романов на африкаанс Мариты ван дер Вейвер, Этинны ван Герден и Андре П. Бринка, гораздо больше книг на английском в мягких обложках. Среди прочих — романы Джоди Пикоу, Энн Тайлер и Джона Гришема.

Девятнадцать DVD-дисков. В основном с европейскими фильмами, так называемыми артхаусными. С субтитрами. Два порнофильма с соблазнительными обложками: «Пять горячих историй для нее» и «Городская фрикция».

Полная коробка музыкальных CD-дисков. «Ванилла Айс», Мэрайя Кэри, «Нирвана», Пола Абдул, Уитни Хьюстон, «Дюран-Дюран», «Перл Джем», Аланис Мориссет, Лаурика Раух, «Бойз ту Мен», «Найн Инч Нейлз», Эл Джерро, Кос Комбёйс, Мадонна, «Ред Хот Чили Пепперз», «Рейдиохед». Шесть дисков с подборками музыкальной классики: «Лучшая классическая музыка всех времен и народов», «Отдохни с Моцартом» и тому подобное.

Сувениры. Старые программки и билеты на концерты и спектакли, почтовые открытки, поздравительные открытки с днем рождения, окончанием университета, повышением. Старые билеты на самолет, буклеты бюро путешествий с рекламой туров в Европу и США. Дешевая бижутерия, громоздкий старый мобильник. Декоративные гребни и заколки для волос, две пары поцарапанных темных очков, соединительные кабели для айпода, разрозненные групповые снимки.

Шесть фотоальбомов и маленькая коробка с письмами. Их Гриссел отложил в сторону. Остальные коробки были заполнены одеждой и обувью. У Ханнеке Слут было много обуви.

Письма и фотоальбомы он отнес вниз, в гостиную. Потом сел на диван и открыл коробку с письмами. Он не спешил, испытывая своего рода дурное предчувствие. Он понимал, что переходит некую границу. Теперь Слут станет для него женщиной из плоти и крови, чувственной, хрупкой. У нее почти не останется тайн от него. Он лишится преимущества расстояния, объективности, все станет более личным. В том-то и трудность, в том-то и корень зла. Он прекрасно понимал, что будет дальше. Вначале ему пришлось сравнительно легко. Он не был на месте убийства. Он не стоял рядом с трупом, не видел выражения ее лица в момент смерти. Не чувствовал запаха крови, духов и тления. Он не проживал с ней мысленно последние секунды жизни, не чувствовал ее острого страха перед надвигающимся мраком смерти, не слышал безмолвного крика, который издают все, когда утрачивают последнюю связь с жизнью.

Доктор Баркхёйзен снова и снова повторял:

— Бенни, не нужно этого усваивать, интернализировать!

Док понимал, что пьет Бенни именно поэтому. Но примерно месяц назад Гриссел признался:

— Док, я не знаю, как это сделать.

— Бенни, сходите к психиатру.

— Для чего, док? — спросил он тогда.

Он ведь прекрасно помнил, с чего все началось. Тот, первый раз он видел перед собой отчетливо, хотя все произошло четырнадцать лет назад. Солнечное субботнее утро… Пятилетняя девочка в парке в Рейландсе, в белых носочках и белых сандалиях, в хвостиках синие ленточки. Душераздирающая красота ее хрупкого личика… И багровые кровоподтеки, оставшиеся после того, как ее изнасиловали и задушили… и пятна спермы. Детская ручка, крепко сжимающая обертку от ириски — последнее сокровище…

Тогда он выехал на четвертое убийство за неделю. Как он не сломался? Нехватка людей, постоянный недосып, переработка. Все страдали от посттравматического стресса, хотя тогда тот термин еще не был в ходу. В то утро Бенни увидел, какое выражение застыло на лице девочки в момент смерти, услышал животный крик — и понял: все кричат, когда умирают, все цепляются за жизнь, цепляются крепко, из последних сил, а когда пальцы жертвы слабеют и она срывается вниз, она кричит от ужаса. От страха перед концом.

Конечно, он пил и раньше — но умеренно. И знал свою норму. Четыре-пять раз в неделю, после смены, с ребятами. Но после того случая он пошел вразнос. Только спиртное заглушало голоса и затемняло страшные картины, убирало всепожирающий страх. Он боялся, что такое может случиться и с его близкими, с Анной, Карлой и Фрицем…

Если он поделится своими соображениями с психиатром, тот пропишет ему какие-нибудь таблетки. И у него вместо алкогольной зависимости (или вместе с ней) разовьется зависимость от какого-нибудь препарата. Психиатр может дать совет и похуже: «Поменяйте работу». Каково менять работу в сорок пять лет? Да еще белому. Которому нужно платить алименты после развода, вносить свою долю на обучение дочери в университете… и у которого ни цента не отложено на черный день.