Татьяна Степанова - Все оттенки черного Страница 19

— У него? — Катя ушам своим не верила. Вот тебе, дорогуша, ярчайший пример того, что твое первое впечатление о человеке, да и второе, обманчиво.

— Когда же это он успел столько языков выучить? — спросила она. — Он же ненамного нас старше. И сестра еще инвалид была на нем. Нин, а между прочим, в прошлый раз ты мне ничего такого про этого полиглота не рассказывала.

Нина молча созерцала заросшую сорняками лужайку.

— У вас что-то было с ним? — тихонько спросила Катя.

— Не то чтобы было… Так, дачная история с продолжением. Я в него целый год была влюблена. Ну, дети совсем — мне семнадцать, ему двадцать с хвостом. Я тогда у Спесивцева в театре раз пять за сезон «Ромео и Джульетту» смотрела все грезила о… Знаешь, там Ромео-студентик в залатанных джинсах по сцене прыгал с шарфиком спартаковским на шее. Помнишь, наверное, и ты тот шарфик?

Катя кивнула, улыбнулась: а как же.

— А он что же, Сорокин? — спросила она.

— Он учился на втором курсе. Примерный был ученик. Все время на занятиях, на лекциях, дополнительных факультативах. А потом, знаешь как это у мальчишек? В первый раз сладко, а потом… Он был красивый мальчик. Он и сейчас недурен. Не находишь?

— Нет, Нина.

— Я и заметила, что Костька тебе сразу не понравился.

— А что, ты говорила, у них с отчимом произошло? Он же фактически отцом их был, вырастил их.

— Не знаю. Где-то на последнем курсе, перед самым дипломом, — сама я этого не видела, отец мне рассказывал. Костька приехал сюда, на дачу, на грузовом такси и выбросил из дома все вещи отчима. Прямо как в черной комедии — все, что годами было приобретено, все погрузил на такси и увез. Дача эта ведь им с Лерой принадлежит пополам, там какое-то завещание есть, от деда их еще осталось. Отчим прав никаких на дом не имел, думаю, и не претендовал на эту развалюху.

— Что же это, он выгнал приемного отца? За что?

— Я не знаю, Катя. В то время мы с Костькой уже близко не общались. Все прошло, понимаешь? Виделись всего раза два за лето. Но больше с тех самых пор его отчим на дачу не приезжал. Никогда.

— Мажет быть, он вторично хотел жениться? А ребята против были?

— Возможно. Но Костя даже имени его с тех пор не упоминает. А ведь сначала они хорошо жили, дружно. Костька другого отца и не знал никогда. Отчим был очень представительный мужчина. Такой всегда сдержанный, обходительный, голоса никогда не повышал. Ну, дипломат! Они знаешь как вышколены. Сейчас, наверное, на пенсии, пожилой уже.

— А что же было все эти годы с Лерой?

— С ней? Я же тебе говорила: Костька ее не бросал. Поэтому после распределения у него и поездки на стажировку в за— гранку накрылись, и вообще. Но он терпел. И это был тяжкий крест, Катя.

— Ну, положим, теперь он свободен. У Сорокина после смерти сестры начнется новая жизнь.

— Не иронизируй, пожалуйста.

— Я не иронизирую. Просто все это как-то странно.

— Что странно? 1 Катя молчала. Нина, помедлив, спросила:

— Этот твой коллега Колосов, начальник отдела убийств… почему именно он сегодня приехал осматривать тело Леры?

— Это и я бы хотела узнать.

— Он нам пообещал, что зайдет, отчего же не зашел? Ведь мы с тобой вроде как свидетели?

— И это тоже я бы хотела знать, Нина. Одно могу тебе сказать: Никита такой уж человек. Словом, для того чтобы он выехал на подобный труп лично, должны быть веские причины.

— Не понимаю.

— У него, вероятно, возникли сомнения в том, что это скоропостижная смерть. Причем почти сразу же.

— Но в таком случае он в первую очередь должен был поговорить с нами. Ведь мы видели Леру живой и… Он должен были зайти!

— Он придет, Нина. Сейчас он просто занят. Там что-то не так, понимаешь? Со смертью Сорокиной что-то не так.

— В тебе сейчас говорит профессиональная жилка. И в отпуске криминального обозревателя не отпускают мысли о сенсации.

— Я плохой репортер, Нина. — Катя вздохнула. — С некоторых пор мне это ясно как день. Меня перестали интересовать факты. Меня интересуют причины, по которым то или иное событие могло случиться. А как только начинаешь копаться в них, увязаешь так, что теряешь главное качество репортера — оперативность.

Нина обняла подругу за плечи:

— Ладно тебе прибедняться. Я ж говорю — отдохнули мы с тобой в тишине на лоне природы… Влипли, короче. Но… когда этот твой детектив из угрозыска явится, как думаешь?

— Насколько я его изучила, завтра к вечеру. Как только с обстоятельством смерти Сорокиной что-то прояснится.

— Тогда пойду мариновать на завтра мясо в уксусе с луком. Надо же чем-то будет его угостить. Он женат, нет? Впрочем, можешь не отвечать… А он ничего, симпатичный. Только немного угрюмый.

Катя посмотрела вслед подруге, которая неторопливой, тяжелой поступью шла к дому. С Ниной всегда было легко. Она все понимала с полуслова, была настоящим другом. На нее в случае чего можно смело положиться.

Все утро следующего дня Колосов провел в экспертном управлении на Варшавском шоссе, детально знакомясь с заключением химической экспертизы. И в это же самое время сотрудники отдела по раскрытию убийств по заданию своего начальника занимались детальным сбором информации на семью Сорокиных. Колосов ждал подробных рапортов своих коллег со всеми данными на покойную, ее брата и всех их дальних и близких родственников. Он чувствовал: для повторного и уже гораздо более предметного разговора с «безутешным братцем» ему потребуется вся их семейная родословная.

В глубине души он уже готовился к тому, что дело это окажется весьма тягомотным и трудоемким, требующим максимума терпения и профессионального прилежания. Ведь, как известно из практики, ни одно умышленное убийство не раскрывается, а главное, не доказывается с таким скрипом, как отравление.

Учитывая же ко всему еще и психическое состояние Сорокиной, даже сама квалификация происшедшего пока еще была под вопросом. Версий, помимо умышленного убийства, его дотошные коллеги накидали на оперативке недостаточно. Потерпевшая была психически больной. А от таких людей можно ожидать чего угодно даже в избрании способа ухода из жизни.

Колосов сидел в химической лаборатории ЭКУ с экспертом-криминалистом Свиридовой — и только-только закончил читать заключение.

— Анна Станиславовна, этот самый этилмеркурхлорид который вами обнаружен в теле Сорокиной, что это за дрянь? — спросил он.

—Другое его название «гранозан».

— Пестицид, что ли?

— Не совсем. Ядохимикат, скажем так. Применяется в сельском хозяйстве для борьбы с вредителями и протрави семян. Представляет собой высокотоксичное соединение Чаще всего это раствор. По действию своему характеризуете как резорбтивный деструктивный яд.

— Деструктивный? А что это значит?

— Разрушает органическую структуру на уровне клетке Внешние признаки отравления проявляются постепенно Обычно после попадания яда в организм проходит некоторая время, прежде чем состояние резко ухудшается. Это яд замедленного действия, так сказать, если вообще к этому препарат; уместно приклеить такой расхожий ярлык, как «яд». Период всасывания вещества организмом колеблется в пределах семи-восьми часов. Смерть Сорокиной наступила около четырех часов утра. Значит, дозу она могла получить…

— Часов этак около восьми вечера, в начале девятого, да?

— Время ужина как раз. — Колосов хмыкнул. — А на вкус на цвет эта дрянь как?

— Безвкусной ее назвать нельзя. Но потерпевшая могла получить ядохимикат растворенным в жидкости. Крепки чай, кофе, сок — все способствовало бы тому, чтобы заглушить специфический привкус. И потом, из материалов, предоставленных вам, ясно, что она страдала душевным заболеванием. У таких людей может наблюдаться смешение вкусовых ощущений. Наконец, она могла получить яд под видом лекарства — опять же в растворе.

— Гранозан не имеет ограничений при продаже? Его можно свободно приобрести?

— Как и всякий препарат сельскохозяйственного назначения. Карбофос, теофос… Сейчас, Никита Михайлович, извините, черта лысого можно купить, не только бутылку какого-то там ядохимиката. Бутылочку ищите. Она непременно где-то быть должна.

— Значит, будем искать. А скажите, сама Сорокина как-нибудь по ошибке могла его принять за…

— За газированную воду и выпить? — Свиридова устало улыбнулась. Бессонная ночь в этой лаборатории давала себя знать, хотя среди коллег и слыла она великим трудоголиком и «дамой со стальными нервами». — Что ж, и это версия раз вам так не хочется, Никита Михайлович, чтобы это было убийство… — Она сделала жест: понимаю, мол, все понимаю. — В моей практике случались такие вот «ошибочки»: то старушка вместо соли сослепу «посолила» суп селитрой и на тот свет отправила своего старика и невестку. То пьяница вместо водки обычной угостил собутыльников водочкой «царской» — то есть соляной кислотой. Словом, чего только сейчас не бывает… От людей, страдающих психическими расстройствами, на замок надо запирать дома не только бытовую химию, но и даже ножницы маникюрные и шнурки.