Димитр Пеев - Джентльмен Страница 19

– Да, от первого брака. Но они не поддерживали с отцом никаких отношений.

– Если завещания нет, все будет поделено согласно закону. А от нажитого совместно в браке…

– Все здесь нажито в нашем браке! – выпалила женщина.

– А от нажитого совместно в браке, – спокойно повторил Бурский, – на вашу долю приходится половина.

– Как так – половина? Здесь все записано на мое имя. Квартира, гарнитуры…

– Всему свое время. Посоветуйтесь с адвокатом. Теперь же надо назначить день похорон, позаботиться о некрологе. Вручаю вам документы о смерти.

Документы она положила, не глядя, на столик. Помолчала. Потом спросила:

– Как писать в некрологе, от чего он умер?

– Напишите: трагически погиб. На всякий случай оставлю свой телефон.

Судя по поведению вдовы, единственное, что по-настоящему сейчас ее волновало, – наследство. Бурский испытывал неудержимое желание уйти отсюда как можно скорее. Версия о самоубийстве Кандиларова, кажется, прошла. Но на всякий случай, тщательно обдумав вопрос, Бурский спросил:

– Как полагаете, почему ваш супруг покончил с собой?

Она даже не попыталась скрыть изумления.

– Покончил с собой? Но я поняла – несчастный случай…

То ли она была глупа, то ли его принимала за дурака.

– Простите, я ведь сказал о камне, который был привязан…

– Тогда, значит – самоубийство? Но почему?

– Именно это я и хотел бы узнать. Не замечали ли вы чего-нибудь такого, что могло бы навести вас на мысль о…

– Да вы что! Ему и в голову не могла прийти мысль о самоубийстве.

– Вот, значит, как. А мы, если бы не открытки, оформляя документацию, написали бы «самоубийство».

«Оформляя документацию» – сказано крепко. Эта стрела пущена в тех, кому Кандиларова передаст сегодняшний разговор. А в том, что ей есть кому передавать, Бурский почти не сомневался. Теперь они посожалеют, что затеяли игру с открытками.

– Какие открытки? – с отменно разыгранным удивлением вопросила вдова.

– Те самые, что вы нам любезно передали. Что муж ваш отдыхал на курорте, куда он даже не доехал. Что сбежал в Стамбул, где и духу его не было. Спрашивается, кто посылал открытки? Не с неба же они свалились.

– И я ужасно изумлена! – пролепетала Кандиларова.

«Как же, именно ужасно изумлена», – думал Бурский, прощаясь и выражая вдове свои соболезнования.

Шатев неустанно наблюдал за Ангелом Насуфовым. Уже на третий день он познакомился с ним, и случилось это гораздо проще и непринужденнее, чем можно было ожидать. Нанай Маро оказался личностью сверхконтактной – то, что называется «массовик-затейник».

Обитал Насуфов большей частью в своем любимом дневном баре «Пуэрто-Рико»: пил коньяк (не иначе как «Преслав») и кока-колу, иногда лениво жевал бутерброд, хрустел соленым миндалем. Из динамиков лился хрипловатый голос – надоевший шлягер довоенных лет, но на музыку здесь внимания не обращали, не она привлекала посетителей. Это были «бизнесмены» и многочисленные их сообщники, на блатном жаргоне презрительно именуемые «шестерками». Время от времени они подсаживались к столикам, шушукались о чем-то и, получив распоряжения, исчезали. Исчезали из бара, чтобы вскоре появиться у валютных магазинов, возле самых фешенебельных отелей, в аэропорту, на вокзале. Финансовые «операции» производились в баре, иногда пакеты оставляли прямо на столе, как бы забывая взять, иногда деньги запихивали прямо в сумку того, кому предназначались.

«Бизнес» шел полным ходом.

Нанай Маро был крупным, внушительного вида мужчиной. На смуглом его лице выделялся крючковатый нос, светло-карие глаза казались желтыми из-за нездоровой желтизны белков. Присмотревшись внимательнее, Шатев, однако, не нашел в Нанай Маро никаких признаков нездоровья. Наоборот, он выглядел глыбой, монументом и был, вероятно, страшно силен. «Шестерки» иначе, как «Батя», его не называли.

Неоднократное появление в «Пуэрто-Рико» чужака, видимо, встревожило завсегдатаев. Капитану поднадоели уже и коньяк, и соленые орешки, к тому же для личного бюджета удовольствие выходило обременительным.

Однажды Нанай Mapo поманил Шатева перстом. Шатев сделал вид, что не замечает приглашения.

Тогда Нанай Маро подошел сам и, не спросив разрешения, сел напротив.

– Што у тебя, сердешный? – вопросил он кротко. – Чего ежишься? Случаем, ботиночки не жмут?

Отмалчиваться было бессмысленно.

– Кажись, ты Нанай Маро? – спросил капитан.

– Кажись, я. Кто тебе сказал это, а?

– Да один твой паренек.

– Каков он собою, один мой паренек?

– Как появится, покажу.

– Конешно, покажешь. В чем нужда у тебя?

– Да путешествую, и вот понадобились зелененькие.

– Пять к одному – не проблема. Хотя и предпочитаем, как дорогой наш народный банк, покупать.

– Дело-то в том, что я не купить хочу, а поменять… – И, поскольку Нанай Маро молча ждал, Шатев закончил: – Сменять хочу старинный семейный перстень. Большой бриллиант…

Капитан не только никогда не обладал такой диковинкой, но вообще ничего подобного не видел.

Насуфов схватил наживку. Он вполне мог, допустим, ответить: «Эти шутки не для меня, хватит тебе здесь околачиваться», а вместо этого сказал:

– Приволоки. Посмотрим. Оценим.

– Когда?

– Когда хошь. Торопиться некуда. Твоя забота. – После паузы добавил: – Только зелененькими?

Шатев кивнул.

– Меня больше устроило бы марками, – грустно покачав головой, сказал Нанай Маро.

Они расстались, не уточняя, о долларах будет вестись речь или о марках.

Разговор казался Шатеву полезным, хотя и несколько рискованным: он понимал, что мало походит на спекулянта. Именно это и поставил ему в вину полковник Цветанов. Выслушав предупреждение начальства, капитан открыл свой главный козырь.

– Да, чуть не забыл, – сказал он. – На правой руке Ангела Насуфова красуются электронные часы марки «Сейко». Разрази меня гром, если это не часы Кандиларова. Не пойму, как он может так нагло, напоказ – дурак он, что ли? Или слепой?..

21 октября, понедельник

На похороны Кандиларова собралось человек сорок-пятьдесят. В церковь пришла и первая его супруга, ныне Мария Бончева, вместе с детьми – Христо и Мариэлой. Называть их детьми можно было весьма условно. Сын, инженер, угрюмый, толстый человек с морщинистым лицом, и сам уже вырастил двоих сыновей (из которых ни одного не назвал именем деда). Грузной и угрюмой была и дочь Кандиларова. Они стояли по обе стороны от своей матери, готовые ее поддержать, хотя пожилая женщина не проявляла никаких признаков волнения или грусти. Эта троица демонстративно застыла в стороне, точно не желая смешиваться с остальными и всем видом показывая, как они презирают их.

Шатев занял позицию чуть позади Бурского, незаметно шепча ему на ухо фамилии пришедших на скорбную церемонию. Венок, перевитый траурной лентой, был всего один, надпись лаконичная, без подписи: «Петко Кандиларову – от друзей». В сущности, в этом не было ничего подозрительного, однако Тодорчев обошел магазины похоронных принадлежностей, дабы установить, кто заказал венок. К вечеру выяснилось: его заказал коллега Кандиларова, Георгий Авджиев.

Присутствие на похоронах не принесло следствию никаких новых данных. Кроме разве уверенности в том, что никто всерьез не скорбит о покойном – ни жены, ни дети. Не удивляло и отсутствие Бангеева и Насуфова: уж эти типы ни за что не дали бы так просто «посадить себя в карман».

28 октября, среда

На утренней оперативке Шатев предложил предпринять решительные меры против убийц.

– О, неужто они стали известны тебе все наперечет? – хитро спросил полковник.

– Двое известны: Насуфов и один из его «шестерок» на даче. Плюс Бангеев, который предоставил им свою дачу.

– Пылкое воображение – штука коварная, особенно в нашей работе. Надо всегда контролировать его, подчинять логике, голосу разума. Конкретно: что ты предлагаешь? Какие меры?

– Самые элементарные, обусловленные законом. Вызвать Бангеева или встретиться с ним на нейтральной полосе. Допросить – кому, когда, для каких целей предоставлял дачу.

– А он скажет: знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Это же ясно. Очная ставка с Насуфовым пройдет с таким же успехом. Что мы ему инкриминируем? Следы? Показания Ивана? Да, скажет Ангел, был я на даче несколько дней, отдыхал, поправлял здоровье. Ничего не повредил, ничего – боже упаси! – не украл. И что же, мы обвиним его в незаконном проникновении в личное строение?

Вопросы Цветанов ставил серьезные. Поскольку охотников ответить не нашлось, полковник продолжал:

– Я согласен, что Насуфов может быть убийцей. Но с какой целью он совершил преступление, по чьему поручению? Пока мы не узнаем это, спешить с арестом нельзя. Думать надо, Шатев. Сам посуди, какой богатый урожай принесли твои наблюдения, обдуманные нами сообща. Ты, Траян, что скажешь?