Татьяна Полякова - Овечка в волчьей шкуре Страница 2

— Привет, малыш, — сказал он. — Ты откуда?

— Из больницы, — ответила я, хватая его за руку. — Пообедаем вместе?

Он торопливо взглянул на часы, а потом перевел взгляд на стоянку, где была наша машина.

— Давай-ка домой.

— Там только пельмени, — предупредила я. — Я с десяти утра в больнице и…

— Я обожаю пельмени, — кивнул он, и через пять минут мы уже выезжали на проспект. — Ты была у врача? — спросил он.

— Да.

— Есть новости?

— Пока нет… — Я неожиданно смутилась, отвела взгляд, Андрей повернулся, весело подмигнул и поцеловал меня в висок.

— Все будет хорошо, — сказал он уверенно.

— Врач то же самое говорит…

— Вот видишь.

Мы въехали во двор и вскоре тормозили у подъезда, лифт не работал. Бегом мы поднялись на второй этаж, Андрей распахнул дверь, втолкнул меня в прихожую и торопливо обнял.

— Я соскучился, — сказал он с улыбкой.

— А как же пельмени? — усмехнулась я.

— Ну их к черту…

— Андрюша, мне делали пластическую операцию? — спросила я, торопясь приготовить ему бутерброды. Он пил кофе из большой чашки, одновременно стараясь попасть ногой в ботинок.

— Что? — спросил он.

— После аварии мне делали пластическую операцию? — Голос мой дрогнул, и взгляд я отвела, хотя изо всех сил старалась, чтобы вопрос прозвучал как бы между прочим.

— Пластическую операцию? — Андрей выглядел озадаченным. — После операции у тебя на лице оставалось несколько шрамов, их убрали. Я не знаю, можно это назвать пластической операцией?

Он оставил в покое ботинок, вернулся в кухню, швырнул в мойку чашку и обнял меня за плечи.

— Почему ты спросила?

— Я очень изменилась после операции? — Он пристально смотрел мне в глаза, словно хотел прочитать мои мысли.

— Что случилось? — легонько тряхнув меня за плечи, спросил он.

— Ничего, Андрюша, в самом деле ничего.

— Тогда откуда вдруг этот вопрос?

— Не знаю, — соврала я, неизвестно чего испугавшись. — Иногда мне кажется, это вовсе не мое лицо.

— Чепуха. Что значит — не твое?

— Ты не ответил на мой вопрос: я очень изменилась?

— Стала ещё красивее, вот и все.

— Я очень изменилась? Поэтому у нас нет ни одной фотографии?

— О господи, Аня, у нас нет фотографий, потому что они были в контейнере, я тебе сто раз рассказывал…

— Извини, — пролепетала я. — Бутерброды готовы.

— К черту бутерброды. И что это за дурацкое «извини»?

— Я вижу, не стоило мне спрашивать… Пожалуйста, прости меня… Представляю, как тебе надоели мои вопросы и… — Слезы брызнули из моих глаз, и я пробормотала отчаянно:

— Я ничего не помню. Я совершенно ничего не помню, так не бывает, Андрюша.

— Тихо, тихо, тихо, — зашептал он, прижимая меня к груди. — Ты все вспомнишь, это вопрос времени. Ты обязательно все вспомнишь. Ты говорила об этом с врачом?

— Я хотела, но… все это так по-киношному, точно мелодрама какая-то, я ничего ему не рассказала.

— Ему? Разве твой врач не женщина?

— Меня направили к травматологу, я пожаловалась на головные боли и… — Муж взглянул на часы.

— Подожди секунду. — Прошел к телефону, торопливо набрал номер. — Саша, подмени меня с обеда… да… жена плохо себя чувствует…

— Я хорошо себя чувствую, — вздохнула я, когда он вернулся в кухню.

— Да? Значит, я постараюсь, чтобы ты чувствовала себя ещё лучше. — Он подхватил меня на руки и слегка подбросил, а я взвизгнула от неожиданности. — Я люблю тебя, — шепнул он. — Почему ты ничего не сказала мне об этом травматологе?

— Что о нем говорить? Жанна Ивановна направила меня к нему, а он стал расспрашивать меня об аварии.

— Когда направила?

— Вчера. Он принимал с одиннадцати. Я сразу же пошла. Мне сделали снимки.

— А это зачем? — Андрей опустил меня на диван и сам устроился рядом.

— Господи, Андрюша, он травматолог, как, скажи на милость, он ещё может узнать, что там с моей головой?

— Послушай, детка, у тебя отличный врач, он вот уже полгода тебя наблюдает, а ты идешь к какому-то коновалу и даже не удосужилась поставить меня в известность.

— Он только пичкает меня таблетками и…

— А этот твой травматолог, он что, излечивает наложением рук?

— Ты опять сердишься, — испугалась я.

— Разумеется. Речь идет о твоем здоровье. Ты знаешь, что я пережил полгода затяжного кошмара. Если угодно, твое здоровье — это мой пунктик. Почему бы тебе не считаться с этим?

— Я его боюсь, — совершенно неожиданно для себя заявила я.

— Кого? — опешил Андрей.

— Твоего Эдуарда Витальевича.

— Что значит — боишься? — Муж взял меня за подбородок, должно быть, с намерением заглянуть мне в глаза, но толку от этого было мало, я упорно отводила взгляд. — Что значит — боишься? — повторил он, теперь его голос звучал очень нежно. Я устроила голову на его плече и вздохнула.

— Просто боюсь, — ответила я, потому что он ждал моего ответа.

— Он что, сказал что-то такое…

— Нет-нет…

— Приставал к тебе?

— О господи, нет…

— Тогда что?

— Не знаю, Андрюша. Он так странно на меня смотрит, точно я муха под микроскопом.

— Все эти светила медицины немного чокнутые, не стоит обращать внимание. — По тому, как он это сказал, я поняла: муж успокоился, все, что я говорю, для него теперь не более чем капризы взбалмошной женщины. — Лучше всего послать всех врачей к чертям собачьим. По-моему, ты совершенно здорова. Разве нет?

— Конечно, — согласилась я. — Ты знаешь, почему я пошла в больницу…

— Послушай, детка. — Теперь он посадил меня к себе на колени и гладил по голове, точно я была несмышленым ребенком. — Я очень люблю тебя, и мне кажется… нам ведь хорошо вдвоем, верно? — Я кивнула, пряча глаза, но не выдержала и спросила:

— У меня не будет детей? Никогда? Ты это точно знаешь, поэтому так говоришь?

— О господи, Аня… Ты совершенно здорова, и дети у нас будут, с какой стати им не быть? Прошу тебя, не забивай голову всякой ерундой, ты вполне можешь стать матерью-героиней, если захочешь. — Он засмеялся, но смех вышел натянутым, торопливо поцеловал меня, устроился поудобнее на диване и потянул меня за руку, чтобы я легла рядом с ним. — Мне не нравится, что ты так много думаешь об этом. У тебя какая-то навязчивая идея. Ты сама себя пугаешь. Это глупо. В конце концов, нам совершенно некуда торопиться. Ты успокоишься, и все придет само собой, никакие врачи не понадобятся. Я очень люблю тебя, — прошептал он, а я улыбнулась.

На работу в тот день он так и не пошел. Мы отправились в парк, где прогуляли до самого вечера. Вернувшись, я стала готовить ужин, а Андрей устроился с газетой в лоджии, но в одиночестве ему не сиделось, и он вскоре перебрался на кухню. Несколько раз я ловила на себе его настороженный взгляд.

— Хочешь, поужинаем в ресторане? — спросил он.

— Что? — Я не сразу сообразила, что он спросил, занятая своими мыслями. — Извини… Нет, не стоит идти в ресторан, у меня уже все готово… Все-таки это странно, что я ничего не помню, — вздохнула я.

— Ради бога, не начинай все сначала, У тебя была тяжелейшая травма, просто поразительно, что ты осталась жива. Пять дней в коме, две операции… Ты сама все прекрасно знаешь…

— Не знаю, — покачала я головой.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Андрей.

— Андрюша, все, что я знаю о себе, я знаю из твоих рассказов. Это так странно. Двадцать четыре года абсолютного небытия, иногда мне кажется, что меня и не было вовсе, как будто ты слепил меня из глины…

— Из ребра, — засмеялся он. — Я смастерил тебя из своего ребра, как Адам Еву, правда, Адаму помогал господь… Впрочем, мне тоже… Только благодаря его милости ты осталась жива. — Последние слова он договорил, уже поднявшись, и обнял меня. — Не забивай себе голову. Эдуард Витальевич убежден, что память к тебе вернется. Пройдет время, ты успокоишься…

— Я думаю, если бы у нас сохранились какие-то фотографии, мне легче было бы вспомнить. Ведь у мамы наверняка есть мои фотокарточки?

— Разумеется.

— А наши свадебные фотографии у неё есть? Мне бы очень хотелось…

— Наверное, есть. — Голос его звучал слегка недовольно. Я хорошо знала своего мужа и научилась распознавать его настроение по малейшим изменениям в интонации.

— Расскажи, как мы познакомились? — попросила я. — Вдруг я что-нибудь вспомню?

— Никакой романтики, — хохотнул он. — Мы каждое утро садились в один троллейбус, четырнадцатый номер. Ты всегда вставала у окна на задней площадке, а я на тебя смотрел. Однажды мы встретились вечером, ты возвращалась домой от подруги, а я с работы. Я набрался смелости, подошел и сказал: «Здравствуйте, меня зовут Андрей», а ты засмеялась и ответила: «А меня Аня», и я пошел тебя провожать. Возле подъезда мы столкнулись с твоей мамой, она шла из магазина и пригласила меня пить чай. Я ушел от вас где-то в одиннадцать, а на следующий день встречал тебя из института. Через два месяца мы поженились. Затем я получил назначение в этот город и уехал, а ты осталась в Екатеринбурге. А потом… потом ты знаешь. — Он тяжело вздохнул и стал смотреть в окно. — Твоя мама позвонила мне на работу, первым же самолетом я вылетел в Екатеринбург. Я не знал, что меня ждет, застану ли я тебя живой… Извини, я больше не хочу рассказывать. Я рад, что есть сегодня, понимаешь? Есть ты, я, и мы вместе. Все остальное не имеет значения.