Борис Пугачев - Дуэль с собой Страница 2

Каждый житель СССР стремился за границу. Даже туристическая поездка в страну социализма поднимала его значимость в собственных глазах и в глазах окружающих. Понимая это, еще десять лет назад Родик, уже будучи сотрудником закрытого института, исхитрился через райком комсомола организовать себе посещение Венгрии на «поезде Дружбы». Такой успех, помноженный на шикарный прием, устроенный венгерскими товарищами из ВСРП, вызвал в душе Родика массу чувств и спровоцировал его на такие поступки, которые контролирующие организации не одобряли.

На следующий день после возвращения в Москву его вызвали почему-то в отраслевой ЦК профсоюзов и попросили дать объяснения. Родик аргументированно объяснил, но его все равно пожурили, доброжелательно напутствовали и, вероятно, донесли еще куда-то. Хотя внешне все оставалось по-старому и карьера нисколько не пострадала, но любые попытки опять попасть за границу по различным причинам оканчивались ничем. Родик стал полностью «невыездным».

С тех пор он редко рассказывал анекдоты и приучил себя говорить лишь то, что выставляло его в возможных доносах с выгодной — в понимании властей — стороны. Часто он специально сочинял приятные для слуха стукачей истории и мнения, характеризующие его как примерного борца за социалистические идеалы. Однако мечта посмотреть мир не покидала Родика, а материальные блага чрезвычайно обострили желание вырваться за границу.

Теперь его хваткий ум любую информацию преломлял в том числе и под этим углом. Как-то то ли в «Литературной газете», то ли в «Неделе» он прочитал, как секретарь самого Сталина в страшные тридцатые годы бежал за границу через территорию нынешнего Таджикистана. Это послужило толчком к череде поступков на пути к цели. Родику показалось, что сама судьба направила его открыть кооператив в столице этой республики, и это придало ему небывалую уверенность в успехе.

Таджикистан был одним из немногих, а может быть и единственным, регионом СССР, где расцвели со свойственной Востоку широтой частнособственнические институты, поощряемые на всех уровнях государственной власти и общественного мнения. Коммерсантов-кооператоров не просто поддерживали, чего и так требовали законы перестройки, но и ставили в один ряд с ударниками социалистического труда и руководителями крупных государственных предприятий. Произошло (а может быть, существовало всегда) слияние государственных и частных интересов, наиболее ярко проявляющееся в банковской системе, позволяющей кооператорам делать то, что в Москве невозможно было даже представить. Исходя из этой ситуации, Родик разработал несколько вариантов действий, потом отбросил нелегальные и явно криминальные. Однако все относительно официальные комбинации требовали получения таджикской прописки. По закону для этого надо было выписаться из Москвы, что не входило в его планы. Выход оставался один — добыть в Таджикистане новый паспорт и с ним каким-то образом прописаться. Конечно, это была авантюра, граничащая с нарушением закона, но желание пересиливало чувство самосохранения, уже притуплённое кооператорской деятельностью, а накопленный запас денежных знаков обеспечивал успех практически любой идеи.

Процедура добычи еще одного паспорта и прописки не была тайной и имела несколько способов реализации. Родик выбрал самый дорогостоящий, но и самый надежный — покупку квартиры в Душанбе. При этом он получал двойную выгоду — запись в домовой книге, являющуюся основой для прописки, и место, где можно было организовать офис и собственное жилье — этого давно уже требовало его положение в душанбинском обществе.

Все дальнейшее было делом техники и некоторого количества денег: заявление о потере паспорта, получение нового и формы номер шестнадцать с отметкой о постановке на учет в военкомате без снятия с воинского учета в Москве. Так из Родика получились два советских человека: один — житель Москвы, другой — Душанбе. Чем это грозило? По советскому законодательству— почти ничем. В худшем случае один из паспортов мог быть признан недействительным. Теперь как житель Таджикистана и руководитель душанбинского кооператива, не имеющего отношения к секретам, он мог попробовать выехать за рубеж.

Отныне и существование Родика распалось на две части: одна — жизнь московского ученого в режимном институте, другая — жизнь богатого таджикского кооператора с большими возможностями, которого в столице Таджикистана уважали и знали почти все «уважаемые люди».

Для поддержания статуса бизнесмена требовалась не только квартира. Необходимы были хороший автомобиль, личный водитель, гараж, любовница и частое посещение присутственных мест, которых в Душанбе оказалось не так уж и много. Все эти атрибуты Родик приобрел быстро и почти без труда, даже начал подыскивать дачу, в чем ему активно помогали знакомые и друзья, — это также работало на его имидж, в котором почти ничего не оставалось от научного авторитета, приобретенного ценой лучших лет жизни. Надо заметить, что Родику такая ситуация нравилась. В нем проснулись «восточные» гены, ранее, возможно, задавленные советским воспитанием и вечной бедностью.

В его сознании две эти жизни то соперничали, то переплетались и взаимно дополняли одна другую. Сидя в своем кабинете в институте или дома с женой у телевизора, он с удовольствием вспоминал восточный базар с его изобилием; восточные контрасты, когда в городе жара, а через десять-пятнадцать минут — прохлада горной реки; баран, шашлык, услужливое, внешне предупредительное, заискивающее окружение. В государственных учреждениях там встречают у входа, в любом доме тебе рады — накрыт стол с традиционным пловом. Правил дорожного движения нет, все в ГАИ тебя знают… Как-то, приехав на базар, Родик оставил машину у входа под знаком «остановка запрещена». Вернувшись, увидел около машины гаишника — тот чего-то требовал и почти по-московски поучал. Родик слушать не стал, отдал права и уехал. Из дома позвонил в Центральный комитет приятелю. Пожаловался: «Дожили, машину не узнают!» Вечером в подъезде послышался шум, голоса соседей. Родик выглянул на лестничную клетку. На первом этаже стоял милиционер в чине подполковника. Увидев Родика, он опереточно воздел руки и упал на колени: «Муаллим[1], прости. Вот права. Инспектор только работать начал. Молодой. Ошибся». Сели, выпили, забыли. Ну где в Москве такое найдешь?

Здесь он стремился к интеллигенции, которая в силу своей в хорошем смысле слова провинциальности была очень духовна, начитана, тонко чувствовала театр. Родик, посещавший в Москве театр, филармонию или просто концерт не чаще одного раза в год, не пропускал в Душанбе ни одной премьеры или гастролей, читал все новое и самиздатное. Вместе с тем в Душанбе он скучал без любимой научной работы. Хотелось общения с сослуживцами, с которыми его связывало очень многое. Тянуло к семье. Однако попадая в бурлящую, бегущую и спешащую Москву, он начинал проявлять признаки того, что социализм называл «моральным разложением». Стал завсегдатаем двух ресторанов — «Метрополя» и «Узбекистана», позволял себе ездить за рулем автомобиля пьяным и даже бравировал этим, появлялся на работе в джинсах и без галстука, а летом выходил на улицу в шортах, заставляя прохожих оборачиваться и провожать его осуждающими взглядами.

В общем, Родик быстро менялся. Впрочем, менялась вся страна, наступали другие времена. Думать об этом было надо, но не хотелось. Хотелось просто жить этой новой жизнью…

Воспоминания вдруг прервал вопрос: «А сегодня что-то изменилось?» Ответ был настолько очевиден и вместе с тем неприятен, что Родик резко открыл глаза и, посмотрев на часы, понял: незаметно пролетело более получаса. Надо срочно вставать и ехать на работу. Опозданий он себе не позволял, считая пунктуальность одним из основных достоинств человека.

ГЛАВА 02

Я скорее зажгу свечу, чем стану проклинать темноту.

А.Э. Рузвельт

Башиловка и прилегающие улицы были заполнены машинами. Вероятно, где-то произошла авария. Родик никак не мог выехать на Дмитровское шоссе. «Мало того, что проспал, так еще и этот затор. Наверное, сегодня не мой день», — посетовал он.

Воспоминания нахлынули с новой силой…

По негласному закону, которых, впрочем, в СССР было не меньше, чем гласных, первая поездка советского человека за границу оформлялась только в социалистическую страну. Вероятно, КГБ рассматривало такую поездку как испытательную. Для Родика это тоже было испытанием, но испытанием самого КГБ. Если откажут, то все старания напрасны, и у этой могущественной организации хорошо налажен обмен информацией по всему СССР. Тогда придется смириться с поражением и забыть о красивой мечте.

К счастью, всемогущество КГБ оказалось мифическим, и организовать в Душанбе туристическую поездку удалось легко. Никаких препятствий не возникло, хотя выбор стран был невелик — предлагалась снова Венгрия. Родик без раздумий согласился, считая, что это предначертание сверху, дающее ему вторую попытку. Как проходило согласование его выезда, он не знал, но все необходимое сделали и день выезда назначили.