Александр Андрюхин - Искушение Кассандры Страница 20

— На это способен только сумасшедший.

— Смирнов и есть сумасшедший. Возможно, и справка имеется. Я запрошу петербургский психдиспансер…

— Вот что, Карасев, — перебил шеф. — Прокурора пока не дергай. Завтра вызови Смирнова по повестке и возьми с него подписку о невыезде. А сейчас спать! Будь здоров.

В трубке послышались короткие гудки, и Карасев подумал, что сегодня шеф какой-то очень скептичный. Позднее время, что ли, действует? Карасев посмотрел на часы и покачал головой. Еще только одиннадцать. Детское время. Он доплелся до холодильника, открыл его и глубоко вздохнул. Вот черт! Когда он, наконец, займется домашним хозяйством или женится? «Завтра!» неуверенно ответил внутренний голос, и Тарас отправился спать.

18

По случаю первого допроса Тарас лично руководил уборщицей по очищению собственного кабинета от ненужной документации. В кладовке на первом этаже были удачно пристроены все четыре печатные машинки «Башкирия», однако сейф сдвинуть с места не удалось. Бог с ним! Может, еще пригодится. Хотя вряд ли. Взяток в этом захолустье не дают.

Смирнов пришел с получасовым опозданием. Он был растерян и удивлен. После минутного топтания у порога питерский администратор прошел в кабинет, уныло опустился на стул напротив следователя и тяжело вздохнул.

— Я так и думал, что этим когда-нибудь кончится, — пробормотал он чуть слышно и кисло улыбнулся.

— Предупреждаю, за дачу ложных показаний вы будете привлечены к уголовной ответственности, — произнес сурово следователь. — Подпишите, что ознакомлены.

Смирнов покорно подписал протокол и виновато склонил голову.

— Рассказывайте, если у вас есть что рассказать, — произнес следователь, впиваясь в администратора взглядом.

— Ну что ж, — сокрушенно вздохнул Смирнов. — Рассказываю все как на духу. История тут простая: мать у меня музейный работник, отца, можно сказать, нет. Когда он от нас ушел, мне было пять лет. Сами понимаете, что на зарплату младшего научного сотрудника не очень-то разживешься. Сколько себя помню, всегда мы жили бедно. И дернул же меня черт пойти по ее стопам. Я закончил тот же институт, что и мать. Устроился работать в тот же музей, в котором всю жизнь проработала она. Словом, сменил ее на боевом посту, на свою голову.

Смирнов горько усмехнулся и покачал головой.

— Это ж надо! Ничему меня жизнь не научила. Нищенство у нас стало вроде семейной традиции. Знаете, вот купишь батон — и уже тревога: а хватит ли на хлеб завтра? Так и пересчитываешь каждый вечер свои несчастные гроши в кошельке. Подрабатывать я подрабатывал: и дворником, и сторожем — и все равно не хватало. Женился опять-таки не на какой-то девушке из высшего общества, а на сотруднице музея. Потом я уже стал соображать, что с нищетой нужно бороться так же, как с кишечными паразитами, причем любыми способами. Правильно говорил Достоевский: «Нищета — эта порок». Его нужно вырезать из сознания, как раковую опухоль, потому что нищета не оставляет в человеке никакого достоинства. Нищие — это люди без достоинства. А без достоинства нет человека.

Смирнов перевел дух и грустно посмотрел следователю в глаза.

— Вы меня понимаете?

— Да-да, продолжайте.

— Вот тут и подвернулась должность выездного администратора музея восковых фигур. Тут уже заработок зависел не от ставки младшего научного сотрудника, а от того, сколько людей посетят мою выставку. Я понял, что это шанс вырваться из нищеты. Я пришел домой и долго размышлял над тем, как привлечь внимание публики к экспозиции, которая переходит под мое начало. И придумал! Придумал легенду, что мои восковые фигуры по ночам оживают. Собственно, не столько придумал сам, сколько меня надоумил их создатель, Жора Кузнецов. Он мне сказал, что эти восковые куклы намагничены на всякую потустороннюю нечисть, поэтому осталось только придумать какую-нибудь нелепицу про их хождение по ночам и распространить через средства массовой информации. Чем нелепее будут слухи, тем больше в них будут верить. Такова особенность человеческой натуры.

— Так-так, — заиграл пальцами Карасев. — Продолжайте.

— Пригласили мы телевизионщиков, заплатили им. Они и сняли всю эту нелепицу с пропаданием голов и топотом по ночам в мастерской.

— А кто же действительно топал?

— Да никто не топал. Комментировали вообще не соседи, а наши друзья. Все выдумано! Абсолютно все! Топот сапог, шарканье туфель, музыка. Про сработки второго рубежа сигнализации тоже мы придумали. Начальнику вневедомственной охраны, естественно, заплатили. У Жоры нет ни второго рубежа, ни первого. У него вообще никакой сигнализации нет и никогда не было. Какой дурак сунется в его мастерскую?

— То есть обман с рекламной целью?

— Ну я не знаю, можно ли это назвать обманом. Скорее, уловка для привлечения внимания населения к культурно-историческим ценностям России. Сейчас все так делают. Причем большинство привлекают не к культуре, а наоборот — к антикультуре. Работает целая индустрия по облапошиванию бедных граждан. А мы разве облапошиваем? Всего лишь показываем то, что рекламируем. Не ваучер же, наконец, с двумя «Волгами» мы обещаем. Словом, прием, который мы применяли, не так уж и нов.

— Значит, фигуры по ночам перемещали вы?

— Не конкретно я, а ночные сторожа. За определенную мзду, естественно. Знаете, это очень действенно. Пару раз сдвинул фигуру с места — и поползли слухи. Во всех городах, в которых мы побывали, я платил ночным сторожам за перемещение фигур и за то, чтобы держали язык за зубами.

— А здесь кому вы платили?

— Здесь я договорился с Коробковым. Он очень активно взялся за дело. Но, к моему удивлению, и после других дежурств некоторые восковые фигуры находили не на месте. Хотя другим я не платил. Очень активные здесь сторожа. Больше нигде таких не встречал. Некоторые так старались, что я стал опасаться за свою экспозицию. Представляете, однажды прихожу, а платье великой княжны Марии залито вином. Да я вам уже это рассказывал.

Карасев понимающе закивал.

— А вам не приходило в голову, что фигуры движут не сторожа?

— А кто же еще их может двигать? — удивился Смирнов.

— Ну, скажем… сами.

Смирнов улыбнулся.

— Ну вы же, Тарас Александрович, образованный человек. Как вы можете предполагать такую чушь?

— Значит, восковой Берия сам не мог убить Локридского?

— Да, конечно же, нет! — воскликнул Смирнов.

— Почему же у него на пальцах оказалась кровь?

— Ясно почему: намазали!

— Кто и с какой целью?

— Кто — не знаю. А цель понятная: запутать следствие.

— Значит, сторожа все-таки убил реальный человек?

— Естественно.

— Из музея?

— Ну откуда же мне знать, в конце концов! — Глаза Смирнова беспокойно забегали. — Не думаете же вы, Тарас Александрович, что сторожа убил я? Ну дурачить публику я еще могу — с целью рекламы, но убить — никогда! И зачем мне убивать?

— С целью той же рекламы, — произнес следователь.

Администратор вздрогнул.

— Что вы такое говорите? Как это возможно? — заволновался он.

— Очень даже возможно, — напирал Карасев. — В наше время все возможно. Тем более вы сами только что сказали, что в борьбе с нищетой хороши любые средства.

— Но не до такой же степени! — замахал руками Смирнов. — Обманывать это одно, а убивать — совсем другое. И потом, у меня алиби.

— Кстати, о вашем алиби. Будьте добры, напомните, где вы были третьего октября с десяти до половины двенадцатого вечера. Только не забудьте о документе, который вы подписали в начале допроса.

— Я был в гостинице «Советская».

— Сначала в ресторане, а потом вы поднялись в номер с некой Эллочкой. Так?

— Все именно так.

— Сколько времени вы пробыли с Эллочкой?

— Извините, но это дела личные. Такие вопросы даже задавать как-то неприлично.

— Неприлично, потому что вам нечего ответить. Я за вас отвечу. Вы пробыли с ней около минуты. Потом посмотрели на часы — на них было десять и покинули ее. Так?

Прежде чем кивнуть, Смирнов долго раздумывал. Он минуты три, не мигая, смотрел в пол, затем тяжело вздохнул и осипшим голосом произнес:

— Все так. Но даю вам честное слово, что из гостиницы я не выходил.

— Кто это может подтвердить?

— Никто.

— Так куда же вы отправились?

— К себе в номер.

— Почему?

— Я вспомнил, что мне должна позвонить жена.

— Она позвонила?

— Нет, — Смирнов положил локти на стол и уткнулся лбом в собственные кулаки. — Это трудно объяснить. У нас с женой очень сложные отношения… Понимаете? Я ей никогда не изменял. А тут решил. Перед этим мы поссорились по телефону.

— И вы с досады решили снять проститутку?

— Поверьте, первый раз в жизни! — прохрипел Смирнов, поднимая свои мутные глаза на следователя. — Никогда раньше я близко не подходил к проституткам. Да у меня и денег на них не было. А тут снял и понял, что люблю только свою жену. Так мне стало вдруг больно. Зашли мы с этой Эллочкой в номер, а перед глазами жена, как живая. Ну я и ушел… Понимаю, что звучит глупо и неправдоподобно, но, клянусь Богом, я не убивал.