Владимир Гриньков - Так умирают короли Страница 20

– Я его уважаю.

Светлана отвлеклась от дороги и посмотрела на меня.

– Уважаю, – упрямо повторил я. – Я впервые в своей жизни встретил столь талантливого человека. Раньше только о таких слышал – встречать не доводилось.

Некоторое время мы ехали в полной тишине, только за нашими спинами, за перегородкой, было слышно, как всхрапывает Кожемякин.

– Он талантливый, – констатировала Светлана. – Но очень недобрый.

– Но почему же? – попытался протестовать я.

Теперь уже Светлана проявила упрямство.

– Недобрый, – повторила и вздохнула. – Алекперов по-своему прав. У Сергея получаются очень злые передачи. Скоро мы подрастеряем зрителей. Не всех, конечно, такого никогда не случится, останется какое-то количество фанатов. Но из рейтинговых передач мы выпадем.

– А если Самсонов будет снимать что-нибудь более веселое? Ну хотя бы как этот сюжет с «роллс-ройсом» в конце?

Светлана покачала головой:

– Этого не будет. Я вообще не знаю, почему он на концовку с «ройсом» согласился. Это на него совсем не похоже. – Она невесело улыбнулась. – Под твое влияние, наверное, попал. – И снова ее улыбка погасла. – Он не будет показывать людей лучше, чем они есть на самом деле. Он наблюдатель. С ясным умом и холодным сердцем. Ему интересны люди, но только как объект исследования. Подстроит ситуацию и наблюдает, что из этого выйдет. Наверное, биолог так рассматривает червя. Ткнет его иглой, червь начинает извиваться, а биолог наблюдает. Ему интересно.

– Но ведь всем интересно, – осторожно подсказал я. – Передачу-то смотрят.

– Смотрят потому, что показывают нечто не совсем пристойное, то, что никто не осмеливается, а Самсонов показывает. Это как демонстрация полового акта. Все знают, что это существует, и знают, как это происходит, но тем не менее старательно избегают публичности. Потому что это нравственный аспект, ты меня понимаешь?

– Это разные вещи.

– В каком-то смысле – да. Но их роднит то, что и в первом, и во втором случае люди предпочитают избегать огласки. Ведь нелепые ситуации, в которые попадают наши герои, очень неприятны. И неудивительно, что люди хотят, чтобы их неприятности были известны как можно меньшему числу окружающих. А Самсонов выставляет их на всеобщее обозрение. Точнее, на осмеяние.

– Ну и что, – буркнул я.

Светлана подумала и ответила после паузы:

– Ничего. Я только хотела сказать, что все это выглядит недобро. Мы все для него подопытные кролики. Хотя каждый из нас ему по-своему интересен. Я иногда ловлю его взгляд – такой вроде бы скользящий, скучающий, но вижу в нем затаенный интерес.

Я готов был с ней согласиться. Потому что сам замечал нечто подобное, но не мог четко сформулировать эту мысль. Светлана все привела в порядок, расставив по своим местам.

– Он наблюдает за нашим поведением так, словно мы – герои одной большой передачи. А он в этой передаче режиссер.

– Жизнь нельзя срежиссировать, – буркнул я.

– Можно. Просто не каждому дано. Вот Самсонов умеет. Ты правильно сказал – он талантлив. Очень. Он умеет провоцировать наших героев так, что люди раскрываются со всеми их недостатками.

– А смысл?

– Не знаю, – пожала плечами Светлана. – Мне кажется, что это своего рода болезнь, лекарства от которой нет.

Впереди показались огни Москвы.

– Ты боишься за него? – спросил я.

– Да, – после долгой паузы ответила Светлана.

Для меня это было откровением. Может, она действительно влюблена в Самсонова? Подчиненная и шеф, безответная любовь. Такое бывает, я слышал.

– Все замыкается на деньгах, как мне кажется, – сказал я. – Эти умопомрачительные суммы, бесконтрольно переходящие из рук в руки, – вот на чем можно быстро погореть.

Светлана слушала меня с сосредоточенно-напряженным выражением Лица.

– Сегодня в музее я увидел рекламу банка. Наверное, это и есть та самая «скрытая реклама», о которой мы говорили?

Светлана утвердительно кивнула:

– Да. Я сама видела, как к Самсонову приезжали люди из банка.

– Привозили деньги?

– Ну, наверное. Это всегда происходит без свидетелей, ты же понимаешь. Заплатили, и сегодня Загорский так поставил свою камеру, что в рамке все время была эта чертова реклама.

– Он жадный?

– Кто? Самсонов? Нет.

Светлана ответила очень уверенно, даже не задумываясь.

– Нет? – удивился я. – А по-моему, он деньги любит.

– Любовь разная бывает. Для него деньги не самоцель, он их в сундук не складывает. Они нужны ему для того, чтобы иметь возможность ставить свои роскошные спектакли. Например, свадебный банкет, который он оплатил, – это ведь тоже продолжение съемочного дня. Только без видеокамер. И постановщик, и единственный зритель – это Самсонов. Самсонов не живет, он играет. Жизнь для него – один большой спектакль. Он оглянется, выдернет из толпы кого-нибудь и показывает всем – смотрите каков, и взгляд у него при этом такой недобрый-недобрый.

Я вспомнил Маринину свадьбу. И Самсонова в тот вечер. И его взгляд. Изучающий, холодный, чуточку насмешливый. Да, все правда. Он срежиссировал все, что там произошло. Конечно, он не мог заставить меня найти в кладовой Марину и обласкать ее, пока молодой муж в растерянности метался по банкетному залу. Но без Самсонова этого и не случилось бы. А чтобы уж совсем наверняка получилось по его, он в конце вечера подбросил мне телефон Марины.

Поняв это, я несколько растерялся. Но потом подумал, что ничего серьезного там не было; я даже благодарен Самсонову, потому что против знакомства с Мариной ничего не имел.

Мы въехали в Москву. Полтора часа ушло на то, чтобы развезти всех по домам. Когда мы остались вдвоем, Светлана поинтересовалась, глядя не на меня, а в пространство перед собой:

– Ко мне?

Я не хотел возвращаться в свою пустую квартиру и потому согласился легко и быстро. Но только дома у Светланы я почувствовал, как сильно устал.

– Будешь ужинать? – спросила Светлана, Вместо ответа я привлек ее к себе. Она была какая-то вялая и безвольная.

– Устала?

– Ничего, – качнула головой. – Сейчас приму холодный душ и буду в порядке.

У нее был такой вид, словно она о чем-то мучительно размышляла.

Я разделся и лег в кровать. Было слышно, как в ванной льется вода. Она лилась и лилась, звук был слишком уж монотонный. В конце концов я не выдержал и поднялся. Светланы не было. Нигде. Обескураженный, я прошелся по квартире, и наконец догадался выглянуть в окно. Нашего фургона у подъезда не было. Светлана уехала. Уехала в такой спешке, что даже не предупредила меня. Я сразу догадался, куда она умчалась. К Самсонову.

Она позвонила часа через два. Голос у нее был очень усталый.

– Извини!

– Ты у Самсонова?

– Нет, он меня прогнал. Я звоню от его соседей.

– Возвращайся, – попросил я.

– Нет, останусь здесь, переночую в фургоне.

– Идиотка! – Во мне все кипело от злости. – К чему этот почетный караул?

– Они здесь.

– Кто? – не понял я.

– Эти люди.

Она говорила о подозрительных «жигулях». Я хотел ее успокоить, но она положила трубку.

Глава 20

Утром, чуть свет, я позвонил Марине. И сразу нарвался на мужской голос. Наверное, Сашин. Я пробормотал извинения за то, что ошибся номером, положил трубку и перезвонил через четверть часа. На этот раз к телефону подошла Марина.

– Привет, – сказал я. – Извини, что рано.

– Здравствуйте, Ольга Никитична, – невинным голоском ответила Марина.

Значит, ее рогоносец все еще пребывал дома.

– Умираю, – сказал я. – Если не приедешь через час – ничто меня уже не спасет.

– Даже не знаю, как нам с вами лучше поступить, Ольга Никитична. Где вам удобнее?

– Удобнее у меня дома, – подсказал я. – Через час.

– Хорошо.

Я вскочил со Светланиной кровати с такой поспешностью, будто она вдруг раскалилась добела. Мне было холодно, неуютно и очень одиноко. Выбежав из дома, я остановил первую попавшуюся машину и поехал к себе. Поднялся на лифте и под дверями квартиры с изумлением обнаружил Марину.

– Я звоню уже десять минут. – Она явно была раздосадована.

– Хотел что-нибудь купить к завтраку, – пояснил я. – Но магазины еще закрыты.

Вряд ли она поверила мне на все сто, но холодок в глазах растаял.

– Я звонила тебе вчера вечером.

– Меня не было дома. Съемка затянулась, я приполз уже после полуночи. И почему-то не обнаружил тебя здесь.

Марина засмеялась:

– Я и так еле вырвалась. Кажется, Сашка что-то чувствует. Он у меня жутко подозрительный.

– Тем более что я сегодня утром попал в аккурат на него, когда звонил в первый раз.

Она снова засмеялась и покачала головой:

– Так вот почему он провожал меня сегодня с таким выражением лица.

– С каким?

Марина скорчила гримасу. Там были затаенное недовольство и холодная решимость.

– Он побьет тебя, – посулил я.

– И ты не заступишься?

– Я укрою тебя здесь. Мы будем жить вместе, заниматься любовью, и это будет продолжаться бесконечно.