Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен Страница 21

Мать вспыхнула, отчим собрался тоже что-то ответить, но махнул рукой и отправился в комнату. Мать бросилась за ним.

— Ну ты даешь, Герт, — только и смогла выговорить я. — Надо же такое придумать!

— Хамов надо всегда на место ставить, а то они совсем обнаглеют. Я ничего не имею против твоей матери, но этот тип просто невыносим.

— Согласна, — ответила я, целуя его. — Ты совершенно прав. Спасибо, милый.

Матери все же удалось каким-то образом уговорить своего благоверного, и ужинать они остались. Не скажу, что всем было весело, но Герт старался как мог, рассказывая занимательные истории из своей гастрольной жизни, я мило улыбалась, мать после пары рюмок вина порозовела, перестала быть строгой и чопорной, а отчим все больше помалкивал и съязвил всего лишь пару раз, насчет моего затянувшегося одиночества и насчет «верности» артистов. Но в общем все шло довольно прилично.

— Заезжай как-нибудь к нам, — сказала мать на прощанье. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Обязательно, — заверила ее я, — но только на следующей неделе.

— И, пожалуйста, приезжай одна, — добавила она, улыбаясь Герту. — Мне хотелось бы немножко с тобой посекретничать.

— Конечно, конечно, — ответил он, — нет проблем. Леда ведь ваша дочь.

Когда за ними захлопнулась дверь, я с облегчением опустилась на стул и потянулась за сигаретами. Теперь с чистой совестью можно позвонить на следующей неделе матери и сказать, что срочные дела мешают мне навестить ее лично. Если она захочет что-то сказать, то скажет и по телефону.

— Устала? — Герт присел передо мной на корточки. — Ты совсем сонная, малышка.

— Да, денек сегодня выдался еще тот, — согласилась я. — Хорошо, что матери редко удается ко мне выбраться. А хомяку ее и того реже.

— Повезло Мишке, — засмеялся Герт. — Океан отделяет его от любимых родственников. Кстати, не собираешься к нему?

— Когда? — Я устало махнула рукой. — То одно, то другое…

— А у нас весной концерты в Америке. Может, махнем вместе? Заодно и братца проведаешь. — Герт слегка помассировал мои лодыжки и начал подниматься выше.

— А что — неплохая мысль, — согласилась я, — но еще лучше будет прямо сейчас пойти спать, а то я усну прямо на стуле.

— Хорошо, дорогая, — Герт поднялся, — давай я тебя провожу и спою на ночь колыбельную.

— Знаю я твою колыбельную, — я попыталась увернуться от его цепких рук. — А еще сексологи разные говорят, что к сорока годам у мужиков потенция ослабевает. Врут, конечно же, чтобы нас, женщин, ввести в заблуждение.

— Никакого заблуждения. — Герт подхватил меня на руки. — Просто в объятиях любимой женщины я снова чувствую себя молодым и сильным.

— А кто-то совсем недавно жаловался на кризис среднего возраста. — Я уже не сопротивлялась его ласкам.

— Ты стала ужасно правильной, — мой любовник внимательно посмотрел на меня, — и какой-то холодной. Но я смогу тебя согреть, чтобы прежняя Леда вернулась. А знаешь, — он на минуту замер, — давай вспомним с тобой нашу молодость и отправимся послезавтра на сейшн. Будет молодой бард из глубинки, жутко талантливый парень. Придет много моих старых знакомых.

— Да мне-то что, — ответила я, теребя растрепанную шевелюру мастера рок-н-ролла, — это твои приятели. А на сейшене я давно не была, да и как-то неловко среди молодых.

— Пойдем, — уговаривал Герт. — Там будет и Игорь Сердюков, может, помнишь? Дергач. Так вот это именно он рассказывал про Диану. Пообщаешься с ним, расспросишь.

— Если он был такой же пьяный, как и ты, то вряд ли что вспомнит. Но, знаешь, мысль все же неплохая. Ладно, пойду, уговорил. Это послезавтра? Значит, в пятницу. Какое счастье, что в субботу не нужно идти на работу.

— Договорились, — Герт просунул руку мне под спину, — а теперь, чтобы сон был крепким и сладким, иди сюда, малышка…

Засыпая, я думала, что, наверное, это все-таки хорошо — иметь семью и мужа, который спит рядом с тобой в одной постели, даже если ему приходится большую часть года мотаться по гастролям. Как все-таки быстро меняются представления человека о жизни. Сегодня — убежденная мужененавистница, а завтра — домохозяйка, ратующая за нерушимый домашний очаг. Хотя до этого еще вроде бы далеко, но кто знает…

Глава 9

Я бежала по красивому зеленому лугу, усыпанному одуванчиками, ромашками, тюльпанами. От травы поднимался одуряющий аромат, а небо было таким потрясающе синим, что хотелось поднять руки и взлететь в его сверкающую и манящую синеву. Я бежала, пружинисто отталкиваясь от земли, чтобы подняться в безоблачную высь.

— Леда! — звал меня кто-то издалека. — Леда!

Но я старалась не обращать внимания на голос, потому что знала — если обернусь, то уже не смогу взлететь ввысь.

Но голос был настойчивым, он не оставлял меня в покое, и я уже чувствовала, как чьи-то руки касаются меня и теребят.

— Проснись, Леда, — настаивал голос.

— Я не сплю, — хотела ответить я и действительно проснулась.

Ничего не понимая, я уставилась на Герта, который уже успел и умыться, и побриться, и одеться.

— Куда тебя в такую рань понесло? — проворчала я, переворачиваясь на другой бок. — И меня зачем-то разбудил.

— Я сейчас отправляюсь по делам, — сказал Герт, — а тебя хотел предупредить, что не знаю, когда вернусь, скорее всего, поздно.

— Понятно. — Я окончательно проснулась. — Даже если ты совсем не придешь, я не очень расстроюсь. И мог бы не будить меня, а оставить записку.

— Если бы я оставил записку, то не смог бы пожелать тебе доброго утра и поцеловать, — находчиво ответил Герт. — Но знаешь, Леда, не надейся на то, что я не приду. После вчерашнего разговора я окончательно решил завязать с холостяцкой жизнью. Тебе тоже не мешало бы об этом подумать.

— Почему это? — Я села на кровати и внимательно посмотрела на своего дружка. — Разве мы первый день знакомы?

— Нет, но дело не в этом. Я был женат, ты тоже успела побывать замужем, поэтому мы оба научены горьким опытом. Давай попробуем избежать хотя бы некоторых ошибок, когда станем жить вместе.

— Герт, — мне хотелось пощупать его лоб, чтобы убедиться, нет ли у него температуры, — перестань. Я, конечно, понимаю, что ты мог измениться, но не до такой же степени. Перестань быть занудой, а то я тебя не то что сюда, — я похлопала ладонью по одеялу, — а даже на порог своего дома не пущу. Ты говоришь не как нормальный мужик, а как импотент-проповедник из штата Иллинойс.

— Ладно, — Герт присел на кровать рядом со мной, — так и быть, прощаю тебе и зануду, и импотента, и проповедника. Может, я сейчас и правда малость чудной и болтаю всякую чушь… Давай не будем ссориться, хорошо?

— Хорошо, — послушно ответила я. в свой черед целуя Герта. — Иди, а я еще немного хотела бы поспать.

— А как же работа? — обернулся он уже в дверях. — Или сегодня ты решила устроить себе выходной?

— Вот именно. — Я откинулась на подушки. — Позвоню немного попозже и предупрежу, что появлюсь к обеду.

— Пока, дорогая, — Герт помахал мне ручкой и наконец-то убрался.

Полежав еще немного, я поняла, что уснуть все равно не удастся, поэтому решила встать, сварить себе кофе и позвонить на работу. Пока я варила кофе, на глаза мне попалась брошюрка с выставки, и я уселась на стул, лениво ее перелистывая.

Книжонка оказалась настолько занимательной, что я упустила кофе, и, конечно же, он залил всю плиту. Но я почти не обратила на это внимания, увлеченная поразительными фактами.

Оказывается, Карчинский в свое время учился в художественном училище у очень известного мастера-авангардиста. Но что-то не поделив с преподавателем, училище покинул. Затем он занимался у известного живописца, профессора и члена Академии художеств, но и с ним распрощался, так как маэстро заявил, что он не способен сам создать что-либо, а лишь копирует известные работы. Карчинский тогда стерпел, но через пару лет выставил несколько работ, которые были почти точными копиями полотен его маэстро-учителя. Почти, но не совсем. Карчинский внес в его картины и картины других известных художников свои дополнения, и получились вполне оригинальные работы. Скандал вышел грандиозный, профессор попал в больницу с инфарктом, но молодое дарование заявило, что предпочитает именно такой путь в искусстве. От него все отвернулись, но Карчинский продолжал верить в свою звезду.

На некоторое время он отошел от живописи и стал ездить по деревням, пытаясь найти мастеров, владеющих секретами гончарного искусства. И публике он прежде всего стал известен как талантливый мастер, представивший свои глиняные поделки.

Но это все больше напоминало дымковскую игрушку, Кореей здесь пока и не пахло. Кстати, в то время он и был впервые отмечен как талантливый мастер-самородок, пытающийся восстановить народные ремесла. Но затем в жизни художника снова произошел зигзаг, он резко куда-то пропал и появился только через четыре года, поразив на этот раз публику своей керамикой в стиле корейских мастеров.