Николай Леонов - Шакалы. Роман Страница 22

— Значит, вопрос можно считать закрытым, вы, Лев Иванович, больше не занимаетесь данным делом. — Володин уже говорил тихо, интеллигентно.

— Чем я буду заниматься — решает мое руководство, — ответил Гуров. — Мое личное мнение, что если изначально для девушки существовала опасность чисто гипотетически, то с сегодняшнего дня такая угроза становится более чем реальной.

— Поясните, Лев Иванович, — сказал Бардин.

Орлов взглядом приказал Гурову молчать и, потерев короткопалой ладонью шишковатый лоб, недовольно сказал:

— Разрешите мне, Николай Ильич, — и перевел тяжелый взгляд на Володина. — Почему вы послали человека сопровождать Юлию Горсткову? Откуда, когда вы получили предупреждение о готовящемся преступлении, какую ведете работу?

— Я не вправе отвечать на ваши вопросы. Я прибыл сюда по приказу моего шефа.

— Задавать вопросы вы вправе, а отвечать, так увольте? Вы тут с сожалением вспомнили времена, когда власть ваша была значительно больше. Советую подобные настроения отложить до июня, может, вы и вернете себе былую славу. Но сегодня положение такое, какое оно есть. И я вам, Степан Сидорович, скажу, что с вами случится, если вы скроете от нас хотя бы частичку имеющейся информации.

— Петр Николаевич, прошу вас…

— Извините, Николай Ильич, это я вас прошу! — перебил заместителя министра Орлов. — Меня тридцать лет назад неделю держали в подвале их ведомства, век не забуду. Я их тогда не боялся, сегодня не боюсь, завтра не испугаюсь.

— Уважаемый Петр Николаевич, вы неправильно меня поняли, — пробормотал Володин.

— Я таких понимаю с полуслова. Так вот, слушайте и запоминайте! Лева — парень интеллигентный, жаловаться на вас побрезгует, а я мужицкого роду, потому пощады от меня не ждите! Это дерьмовое дело изначально должны вести вы, а не розыскники. Я сейчас прямо из кабинета звоню Горсткову, сообщаю ему, что некто Володин мешает нам работать и я полковника Гурова с дела снимаю. Я не знаю, девчонку убьют или вновь похитят, но точно — в покое не оставят. Что сделает с вами руководство или приложат руку потяжелее, меня не интересует. Все понял? А теперь я тебя видеть не желаю!

Орлов встал, тут же поднялся и Гуров.

— Уважаемый Николай Ильич, приношу вам свои искренние извинения. Я старый человек, плохо себя чувствую, полковник меня проводит.

Гуров никогда не видел своего друга и начальника в таком бешенстве. Жилы вздулись на шее, казалось, они душат генерала, огромный желвак пульсировал на виске. Полковник распахнул перед Орловым тяжелую дверь, генерал подтолкнул Гурова на выход, обернулся и добавил:

— Все написать собственноручно, в конце каждой страницы расписаться. — И вышел.

Станислав Крячко расхаживал по коридору у дверей генеральского кабинета, глянул на начальников и пробормотал:

— А до рукопашной дело не дошло, значит, нужен не йод, а нечто иное.

Станислав исчез, а Гуров и Орлов вошли в кабинет, полковник помог генералу снять тесный мундир, освободить галстук. Орлов плюхнулся в кресло, помассировал затылок, сказал:

— Годы, мать их в поднебесную, в прежние времена я таких щенков на завтрак хряпал! Ты много врал?

— Не имею привычки, ты не обучил, — ответил Гуров, открывая форточку и закуривая. — О попытке затащить девчонку в машину при выходе из гостиницы промолчал. Так об этом Володину пусть его малый докладывает, который свою башку подставляет.

— А двоих молодцов, что официантами прикинулись, твои парни не видели?

— Как не видели? — удивился Гуров. — Они же Юлию в машину сажали! Валентин Нестеренко даже по морде схлопотал. Еланчук доложил: так как заявления в полицию подано не было, то скрывшихся не искали, а проверять улетавших русских — дохлое дело. Ясно, они по липовым документам прошли.

В кабинет бесшумно вошел Крячко, воровато плеснул в стаканы коньяк, один подвинул Орлову. Генерал кивнул, молча выпил, приказал жестом все убрать. Станислав убрал, но свою порцию быстренько выпил.

— Лева, думай быстро, что делать. Либо мы немедленно отказываемся от этого дела и все валим на «соседей». Или ты впрягаешься, тогда мы за все в ответе.

— Решает старший, — быстро ответил Гуров.

— Решаешь ты и не крути. Тебе вся история в полном объеме виднее.

— Мне ничего не видно, Петр. Я даже не знаю, какая в этой игре масть козырная.

— Сто лет в сыске, виски седые, а ты словно придурок! Если мы возьмем в руки объяснение этого… — Орлов матерно выругался. — …обратной дороги нет, только вперед, орденов не будет. Мы должны сейчас решить, немедленно. Если отказываемся, я звоню Бардину, сообщаю, чтобы никаких бумаг не готовили. А там ковер, коллегия, пенсия — неизвестно. Не от нас зависит, не от ситуации, от того, в каких они на верхах отношениях. Кто кого сей момент за глотку держит.

— Чего решать, когда у меня есть моральные обязательства перед Юрием Карловичем Горстковым. Я же не могу явиться к человеку и сказать, мол, да, я обещал, но сегодня обстоятельства изменились, я забираю свое слово обратно.

— Можно не являться, ничего не говорить. — Крячко слегка отстранился от Гурова. — Поверь, он бы с тобой именно так и поступил бы. Поверь.

— Мне неинтересно знать, как Горстков поступает в различных ситуациях. Меня интересуют отец, Орлов, Крячко, главное, Лев Иванович Гуров, которого я уважаю, даже люблю, — сказал Гуров, взглянул на друзей серьезно, без улыбки.

— Удивляюсь и многого в жизни не понимаю. Не понимаю, как с таким характером ты третий десяток лет на оперативной работе и все еще жив. Лева, скажи, зачем ты в кабинете Николая прикрыл его и меня, отсек от получения информации, взял все на себя? Придумал этот дурацкий звонок, не сказал о письме? — спросил Орлов.

— Трезвый расчет и никакого благородства. Я люблю давать в долг. Когда меня возьмут за горло, Бардин, прикрывая меня, под паровоз ляжет.

— Надо же, а я считал тебя умным. Он крупный чиновник, в их кабинетах понятие долга неведомо, — сказал Крячко.

— А понятие страха? — поинтересовался Гуров, и его голубые глаза словно подернулись ледком.

— Обязательно, только при чем тут… — Крячко замолчал, откашлялся и забормотал: — Горстков. Он же знает, кому отдавал письмо… Ты просчитал такую комбинацию на лету? Все, Лев Иванович, я с тобой больше не играю.

Зазвонил телефон, Орлов снял трубку.

— Петр Николаевич, справка для вас готова, — сказал Бардин.

— Спасибо, Николай Ильич, я загляну к вам минут через несколько, — ответил Орлов.

— Володину вас подождать?

— Не стоит, я уже в возрасте, выдержка не та. — Орлов положил трубку. — Все, мы отошли от причала, куда теперь рулить будем?

— Пока девочка не заговорит, мы будем болтаться, как дерьмо в проруби. Полагаю, ее может разговорить только Петр Николаевич.

— Это вряд ли, — возразил Гуров. — Юлией займусь я сам. — Он увидел на лицах друзей недоумение, улыбнулся. — Не лично, конечно.

Глава пятая

Наступило воскресенье. У Марии спектакля не было, Гуров на работу не пошел, сидя в гостиной, листал скопившиеся за неделю газеты, изредка поглядывая на любимую женщину, которая расхаживала по квартире с тряпкой, вытирала пыль.

После возвращения Марии прошло уже две недели, а она все еще не могла успокоиться, смириться с тем, что Гуров ни о чем не спрашивает, ведет себя так, словно ничего не произошло и их взаимоотношения не были на грани разрыва.

— Я часто думаю, что ты не любишь меня, я тебе абсолютно безразлична, просто удобна.

Он отложил газеты, оглядел стройную, подтянутую фигуру Марии, даже в домашней обстановке она держалась подчеркнуто прямо, ходила в туфлях на каблуках.

— Ты настоящая женщина, умна, коварна, хитра и очень интуитивна. Ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю. А говорить об этом не умею, не хочу отнимать последние крохи у твоих многочисленных поклонников.

— Значит, я хитра и коварна? — Мария запустила в Гурова тряпкой.

— Обязательно. — Гуров поймал тряпку и положил на стол. — Это заложено богом в каждую женщину, остальные качества одной даны, другой — нет, у тебя полный набор. Ты ко всему еще талантлива и красива, тут легкий перебор, но я отношусь к нему спокойно. А в отношении удобства? — Он скорчил гримасу. — Удобно жить с пантерой? Красиво, экзотично, обращаешь на себя внимание: ни у кого нет, а у тебя есть. Удобно? Я не мазохист, однако терплю. Главное, я тебя не боюсь, и ты тоже это знаешь. Ты можешь в любой момент уйти, а порвать меня ты не в силах. Я хотел, родная, сказать о другом. Сегодня мы приглашены в гости на обед. Форма одежды повседневная, не раут, семейный обед, шесть человек.

Мария не могла привыкнуть к манере Гурова без всякого перехода менять тему разговора.

— Какой-нибудь генерал? Я же знаю, ты терпеть не можешь ходить в гости.