Сергей Майоров - Отказной материал Страница 22

«Чернявый» не оказал никакого сопротивления, и это ему немного помогло. Получив несколько тычков под ребра, он счел за лучшее завалиться на асфальт, ошарашенно повторяя: «Все, все, ребята, тихо!»

Вторая «девятка» сорвалась с места, несмотря на предупреждение Петрова, но он и не рассчитывал на другое. Проводив машину сочувственным взглядом, Дима бросился помогать товарищам.

Перекрывая дорогу пытающейся удрать «девятке», из-за угла забора выполз просевший зеленый «Москвич», перевалил через поребрик и замер, клюнув носом. Двое оперов встали перед машиной, один предупредительно поднял автомат.

Водитель «девятки» вывернул руль вправо. Чиркнув бампером по бордюру, машина выскочила на тротуар и, не проехав трех метров, врезалась носом в куски бетонного поребрика, после чего замерла, надсадно взревев двигателем. Прежде чем смять грудью рулевое колесо, водитель успел подумать, что еще утром здесь ничего не лежало, а потом острая боль волной прокатилась по его телу, и он потерял сознание, безвольно откинув голову на спинку кресла. Его пассажир при ударе потерял очки и оторопело пытался нащупать их между сиденьями. Его выволокли из салона и швырнули на асфальт. Закинув руки за голову и раскорячив ноги, чувствуя, как чьи-то неласковые руки прошлись по его спине, вокруг пояса и под мышками, он подумал о том, что так быть не должно, и почему-то вспомнил свою жену.

Все это заняло меньше минуты.

Подкравшись к «девяносто девятой» и притаившись в кустах шиповника, Доценко разглядел низкорослую фигуру Симанюка — своего коллеги из ОУРа. Жестами распределив роли, Доценко подобрался к водительской дверце.

В салоне машины играл магнитофон, выдавая звуки популярной много лет назад мелодии. Доценко достал удостоверение и поправил в кармане пистолет, твердо решив стрелять по колесам, если водитель попытается скрыться. Глубоко вздохнул. Симанюк замер у правой дверцы, ожидая команды.

Начали! Ударив кулаком по стеклу, Доценко рявкнул: «Милиция! Выйти из машины!», после чего рванул ручку. Дверца была заперта, и Доценко уткнулся носом в тонированное стекло, пытаясь хоть что-то разглядеть.

В салоне произошло какое-то движение. Судя по всему, водитель лежал на разложенном переднем сиденье и теперь поднялся. Щелкнула, занимая рабочее положение, спинка кресла. Магнитофон умолк, и стекло водительской дверцы до половины опустилось. Доценко увидел глаза седовласого мужчины. Особого испуга или каких-либо волнений, кроме досады из-за прерванного занятия, в них не читалось.

— Милиция! — Доценко сопроводил крик ударом кулака по крыше машины. — Выйди из машины, сука!

— Ну-ка, уходите, ребята, — послышался в ответ спокойный голос. — И прекратите свои провокации. Я депутат городского собрания!

В проеме между опущенным стеклом и рамой показалось удостоверение, крепко сжатое пожелтевшими от табака тонкими пальцами. Взгляд опера пробежался по ровным строчкам, удостоверяющим личность, полномочия и привилегии владельца, задержался на ровных печатях и зафиксировал знакомую фамилию: Филимончук. Директор местного ликеро-водочного завода. Депутат. Неприкосновенная личность.

Доценко длинно выругался и сплюнул. Растерянный Симанюк мялся у задней дверцы.

Снова заиграл магнитофон. Скользнув мимо двух замерших оперов, автомобиль выбрался на тропинку и поехал, набирая скорость, по пустырю, прочь от проспекта Ударников.

Продолжая ругаться, Доценко убрал свою «ксиву» в карман. Взметнувшийся у него в голове вихрь мыслей успокоился. Стрелять по колесам он не стал. Так и не понявший ситуации Симанюк стоял с пистолетом в руке, вопросительно глядя на коллегу.

— Пошли. Вся операция коту под хвост, — пробормотал Доценко и, сунув руки в карманы брюк, побрел к проспекту.

Вишневая «девяносто девятая», притормозив, выбралась с пустыря на параллельную улицу и рванулась от промзоны к освещенным жилым кварталам. Проехав пару перекрестков, депутат Филимончук остановился и выпустил так и не отработавшего свой гонорар мальчика. Мальчик поплелся обратно в свой «отстойник», а Филимончук, только теперь ощутив дрожь в коленях и усиленное биение сердца, направился в бар «Золотой невод», где можно было найти все необходимое для снятия стресса: рюмку холодной водки, бутерброд с икрой и хорошего ласкового друга со странным именем Игоретто.

Задержанных доставили в 14-е отделение милиции. При проведенном в дежурной части досмотре у Джона был изъят портсигар с марихуаной, а у его телохранителя — нож с выкидным лезвием, явно подпадающий под категорию холодного оружия. Две пожилые женщины ожидали приема у своего участкового инспектора, и после долгих уговоров их удалось привлечь в качестве понятых при составлении протоколов изъятия. Покончив с необходимыми бумагами, оперы отправились в кабинет Николаева, чтобы обсудить создавшееся положение.

Оно было безрадостным. «Клиент» и мальчик, единственные свидетели, были недосягаемы, и доказать теперь состав преступления в действиях задержанных не представлялось возможным. За исключением Джона и Чернявого, которые в какой-то степени должны получить свое. Вопрос только — в какой? За ношение нескольких граммов марихуаны и выкидного ножа в последнее время редко кого арестовывали, а на суде давали условные сроки, если дело вообще доходило до суда. Водителям обеих «девяток» вызвали «скорую помощь», и оба были госпитализированы: один — с переломом челюсти, другой — с травмами ребер.

Николаев тоскливо составлял в уме рапорт, который придется писать в ответ на жалобу побитого им водителя. В том, что жалоба поступит, он нисколько не сомневался, и, в принципе, ничего страшного в этом не было. На незаконные действия сотрудников теперь жаловался каждый второй. Составление «отписок» по приходящим жалобам в последнее время стало для Николаева такой же частью работы, как получение от начальства разносов за просроченные материалы или нерегулярная выплата зарплаты.

— Поторопились мы, — сказал кто-то из оперов. — Надо было подождать еще минут пять хотя бы.

— А что толку? — возразил Петров. — По депутатской машине стрелять же не станешь. И стекла ему не разобьешь, не говоря уж о морде. Вон в Московском районе постовые задержали какого-то надзирающего прокурора из областной прокуратуры. Он в сосиску пьяный по улице ползал. Рожа разбитая была — наверное, кто-нибудь из водителей его отоварил. Притащили в «дежурку», так он и там драку затеял. Они его в камеру посадили. У него с собой удостоверение было — все затертое, фотография старая и на соплях держится. Дозвонились до его начальства. Те говорят: «Да, есть у нас такой, нажирается каждый день, но все никак уволить не можем». Через пару часов приехали, забрали его. Вроде бы все нормально. А прокурор этот потом заявил, что его менты избили и обобрали. Прокуратура начала проверку. Оказывается, в камеру его помещать нельзя было. В результате двум постовым — участковому и дежурному — объявили выговорешники, а начальнику отдела — неполное служебное соответствие. Так и здесь. — Петров вздохнул. — Сейчас у нас в перспективе два уголовных дела. Не самый плохой вариант по нынешним временам. Цыгану, с учетом его прошлых боевых заслуг, по идее, должны что-нибудь дать. А притащи мы сюда депутата, так и этих бы двух дел не было. Он бы и себя, и всех остальных уродов за компанию вытащил бы.

— Ладно, — перебил Симанюк. — С этим понятно. А двух пострадавших как спишем? Наверняка ведь пожалуются.

— Проводили задержание по поступившей оперативной информации, — не раздумывая, ответил Петров. — Один оказал неповиновение и пытался помочь скрыться преступнику, так что мы просто были вынуждены применить физическую силу. Если по «наркоте» дело возбудят, то, думаю, здесь все нормально пройдет. А второй — просто попал в ДТП. Какая-то сволочь навалила куски поребрика на тротуар. И зачем это ей понадобилось?.. Ладно, ближе к делу! Мы с Костей тут еще доработаем, а остальные как раз успевают по домам.

— Я тоже останусь, — сразу сказал Николаев.

— Отлично, тогда посмотри машины как следует, а мы с Костей начнем с уродами знакомиться.

— Хорошо, только сигаретой угости. Петров вытащил из кармана пачку «Винс-: тона», угостил желающих и сказал:

— Кто остается, оставайтесь, а остальные топайте по домам. Нечего тут высиживать!

— Не повезло, — вздохнул Ковалев, когда они остались вдвоем. — Кто ж знал, что там этот гомик-депутат окажется?

— Как всегда: чем больше готовишься, тем больше неожиданностей. И хуже результат. С кого начнем?

— С очкарика. Он похлипче других будет. Привели очкарика. Сидя на жестком стуле с неудобной гнутой спинкой и стараясь поставить ноги так, чтобы не бросались в глаза трясущиеся колени, он попросил телефон и адвоката. Костя вздохнул. Дима встал с дивана. На разъяснение задержанному его прав и обязанностей ушло минут пять. Пока очкарик переваривал полученную информацию, оперы обменивались мнениями, стоя у открытого окна. Внизу, во дворе, Николаев методично прочесывал салоны и багажники двух черных «девяток».