Сергей Зверев - Жить и умереть свободным Страница 22

Старший инженер эскадрильи также не хотел отдавать в патрули своих механиков-ремонтников. Мол – три вертолета на консервации, два – на плановой профилактике, у одного движок полностью запорот, еще у одной машины вообще винты сняты, если до конца недели не отремонтируем – неприятности будут не только у меня, но и у слишком ретивого командира, решившего возложить на боевых авиаторов обязанности презренных ментов!

Отправлять в патрули личный состав из числа личного состава медсанчасти и ХОЗУ тоже не выпадало. Ведь в госпитале было несколько больных и обмороженных, а нарушать график работы столовой и вовсе никто не решался. Да и какая польза на улицах поселка от медсестер, поварих и ожиревших прапорщиков-кладовщиков, умеющих только воровать? Так что оставалось одно: снять часть людей с охраны вертолетных площадок и бросить их на патрулирование поселка. Конечно, это было вопиющим нарушением Устава, однако такое решение представлялось наименьшим из зол.

С наступлением темноты на улицы Февральска наконец-то отправились несколько патрулей с табельным оружием. Впрочем, командир не возлагал на своих подчиненных особых надежд. Как и принято в армии, ему надо было прежде всего отчитаться перед высоким начальством…

Черная, как гематома, ночь прорезалась яркими сполохами желто-алого пламени. Огонь высоченным штопором вкручивался в небо, и искры, казалось, растворяются в самой стратосфере. Весело трещал сухой валежник, пожираемый жадным огнем, тщедушные фигурки людей в длинных шинелях отбрасывали на сугробы и редкие кусты причудливые тени…

Огромная рыже-полосатая кошка при всей своей смелости очень боялась огня. От костра даже на расстоянии полыхало таким угрожающим жаром, что тигр нервно зашевелил хвостом, оскалился и отошел в кустарник, за которым темнела никогда не замерзавшая сточная канава.

Таежный хищник был матерым, опытным. Он понимал, что страшный огненный цветок, который раскрашивает ночную тайгу в пугающие багровые тона, рано или поздно завянет, превратившись в обугленные черные камни. Да и тщедушные людишки в длинных шинелях не все время будут сидеть вокруг него. Рано или поздно кто-нибудь из них отойдет к кустам.

Со стороны костра то и дело доносились обрывки реплик, потрескивание сгораемых дров и хруст снега под подошвами. Тигр осторожно пятился, низко прижимая морду и ломая о наст прилипшие к брюху сосульки. Спустя несколько минут он оказался на небольшой пологой сопке, окруженной кустами орешника. Хозяин тайги продолжал следить за людьми хищными зелеными глазами, явно выжидая удобного для нападения момента…

Наконец одна из фигурок в длинной шинели отошла от костра и почти сразу же растворилась в темноте. Однако тигр, с его способностью различать силуэты даже ночью, прекрасно видел, куда направилась потенциальная жертва: к той самой сточной канавке, отблескивавшей за кустами. Рыже-полосатая кошка хищно пригнула голову и осторожно, чтобы не спугнуть человека, двинулась в его сторону. Обоняние опытного таежного убийцы явственно различало сложный букет запахов: сапожная вакса, влажная шинель, скверный табак, оружейная смазка… Хищник, прижимаясь брюхом к снегу, осторожно продвигался вперед, готовый к броску…

Но в самый последний момент зверь замер: ему показалось, что за субтильными зарослями рядом с канавкой мелькнули еще два человеческих силуэта. Это были какие-то посторонние люди – явно не из тех, что сидели у костра. Да и пахло от них иначе: застарелым водочным перегаром и вонью давно немытых тел. Как бы то ни было, но осторожный хищник решил не торопить события. Неизвестно было, откуда появились эти странные конкуренты и что у них на уме. Да и нападать сразу на трех было не в правилах хищника.

Вжимаясь брюхом в снег, тигр почти бесшумно вернулся на вершину сопки, откуда можно было обозревать не только низину у сточной канавы, но и людей у костра. И тут от кустов из низины послышался едва различимый металлический лязг, звук удара и короткий вскрик.

– …шинель, прохоря, ремень и шапку… – послышался оттуда свистящий шепот. – Ствола у него с собой нет?

– …Чалый, он еще живой… – испуганно отозвался из-за кустов некто неразличимый в полутьме.

– …щас придушу…

Меньше чем через минуту слух таежного хищника различил бултыханье воды. Послышался ритмичный скрип снега под подошвами, и два силуэта потрусили в тайгу…

…Пропавшего прапорщика, начальника патруля, хватились только через полчаса – по понятным причинам подчиненные не решались звать командира, отошедшего «до ветра». Солдаты-срочники, вооружившись фонарями, прочесали все, пока не обнаружили рядом со сточной канавой взрыхленный снег с явными следами борьбы, обрывки какой-то ткани на кустах и бурые пятна подсохшей крови. И хотя рядом просматривалось несколько явно посторонних человеческих следов, солдаты из патруля не обратили на них внимания, а вскоре и вовсе их затоптали. Другие следы – огромные, размером с суповую тарелку – начисто парализовали их волю. Патрульных можно было понять: ведь следы эти явно принадлежали тому самому тигру-каннибалу, от которого они, по идее, и должны были охранять население Февральска. При этом солдаты почему-то забыли о другой угрозе, не менее страшной: о сбежавших из зоны уголовниках.

Тело несчастного прапорщика так и не нашли. Не исключалось, однако, что амурский тигр просто уволок добычу с собой и прикопал где-нибудь в сугробе, чтобы вернуться к ней, когда проголодается. Естественно, желающих отправиться в таежную глушь, чтобы проверить эту версию, среди военных не нашлось.

Командир вертолетной части тут же сообщил о произошедшем в Хабаровск. Мол – тут такое серьезнейшее ЧП, предлагаю срочно снять личный состав с патрулирования, не ровен час еще кто-нибудь из них станет очередной жертвой. Однако командование никак не отреагировало на это здравое предложение.

Как показали дальнейшие события – очень зря…

Глава 8

После похорон Тани Дробязко миновало три дня. Все это время Михаил Каратаев ощущал себя словно в густом и жарком тумане, в котором он нечетко и призрачно видел все происходящее. Он с кем-то договаривался насчет участка, совал кому-то деньги, увещевал, стращал, просил, чтобы невесту с нерожденным ребенком не предавали кремации…

Таню хоронили на центральной аллее кладбища. Нестройно гудел военный оркестр из гарнизона, музыканты, переминаясь с ноги на ногу, играли вразнобой; губы примерзали к латунным мундштукам труб и валторн. Невесомо проплыл гроб. Что было дальше, совершенно стерлось из Мишиной памяти. Он помнил лишь мерный стук молотка, скрип опускаемого в яму гроба, дробный грохот посыпавшейся на крышку смерзшейся земли, шлепанье блестящих лезвий лопат.

На следующий день Каратаев сидел в кабинете исполняющего обязанности начальника февральского РОВД и давал показания. К его удивлению, новым начальником оказался его бывший одноклассник, которого прислали сюда из соседнего поселка. В отличие от покойного Прелясковского майор Андрей Будько никогда не был замечен в вымогательстве и превышении власти. Да и у Миши с ним еще в детстве сложились вполне приятельские отношения.

Новый начальник полиции вел себя на удивление тактично, не спрашивал у Каратаева лишнего. Вопросы были исключительно протокольными: «где и при каких обстоятельствах последний раз видел гражданку Дробязко?», «были ли у погибшей люди, которые испытывали к ней личную неприязнь?», «с какой целью Дробязко отправилась в Хабаровск?»… Охотник отвечал честно и без утайки – ему нечего было скрывать.

Узнав, что Таня ждала ребенка, майор заметно помрачнел.

– Миша, извини, – произнес он после долгой и выразительной паузы. – Не для протокола, а как мужик мужику… Ты ведь это так не оставишь?

– Что именно?

– Смерть твоей невесты… и вашего нерожденного ребенка.

Каратаев мельком взглянул в свое отражение на стекле и механически отметил, что у него появилась первая седина.

– Буду их искать, – произнес он, тяжело перемалывая слова языком. – Только вот надо хорошенько прикинуть, где те уголовники в тайге могут скрываться.

Будько подошел к двери, на всякий случай выглянул на коридор и, убедившись, что там никого нет, плотно прикрыл двери.

– Так вот мой тебе совет. Если встретишь в тайге эту мразь – не спеши их глушить прикладом и тащить ко мне в райотдел. Пристрели лучше на месте, и всех делов… А я, если что, всегда могу подтвердить, что в это самое время сидел с тобой в твоем зимовье. Думаю, мы с тобой друг друга правильно поняли.

Каратаев и сам понимал, что он как мужчина должен спросить с тех подонков за смерть беременной невесты. Однако не спешил делиться этими соображениями с новым начальником. Не потому, что не доверял, – просто требовалось хоть как-то собраться с мыслями и прийти в себя. Да и слепая жажда мщения – не самый лучший советчик.