Федор Московцев - Темные изумрудные волны Страница 23

Второв рассказывал анекдот.

– Сын спросил отца: «Папа, что такое альтернатива?» Немного подумав, отец ответил, что понятие это сложное. И привел такой пример. Вот, говорит, представь: у тебя есть два куриных яйца. Ты можешь их съесть, но это будет туфта и лажа, потому что двумя яйцами ты не наешься. Вместо этого ты можешь отнести яйца в инкубатор, там из них вылупятся цыплята. Но это тоже – туфта и лажа, потому что сосед Петрович, если нажрется, спалит наш сарай, в котором цыплята будут жить. А теперь представь, что у тебя двадцать яиц. Ты можешь наесться до отвала, и еще останутся яйца, чтобы поместить их в инкубатор. Но это все равно туфта и лажа, потому что сосед Петрович, если нажрется, спалит сарай. Ему ведь все равно, сколько там цыплят, – два или двадцать два. Все спалит к едрене фене. Понятно? Сыну было непонятно. Он спросил: «Папа, а что такое альтернатива?» Отец ответил: «Альтернатива, сынок, это утки – они на воде живут!»

Где-то далеко-далеко, в безбрежных просторах, рождался ветер и, точно шум прорвавшейся воды, приближался и порывисто нёсся на камни. Огромные валуны, срываясь, устремлялись вперед, сбивали на пути другие, и, увлекая за собой каменные глыбы, образовывали плотную смертоносную массу, сметавшую на своём пути все живое. Накатываясь друг на друга, камни образовывали исполинские горы. Каменные руины заполняли все видимое пространство. Разобраться в рельефе невозможно – все однообразно, все затянуто густой дымкой. Горы привораживали взор непередаваемым хаосом. Они толпились, ненадолго уснувшие, со следами недавней катастрофы. Их вершины казались бесконечно старыми и уставшими. Нигде не видно ничего живого. Все желто-серое, безмолвное, умершее, прикрытое стареньким-стареньким небом.

Приближался адский рокот, и гигантское цунами, поднятое все тем же неутомимым ветром, стало сметать горные хребты, заполняя водой глубокие ущелья.

Стоя у воды, Андрей наблюдал за тем, как ветер играет песком, и мысленно увеличил песчинки до гигантских размеров.

– Алина называет мужа строго по фамилии, – сказала Катя. – Хочешь, я буду тоже тебя так называть? Буду говорить: Разгон, налей мне пива, Разгон, свози меня в Москву за шмотками. Хочешь?

– Тебе нравится моя фамилия?

– Да, хорошая фамилия.

– Хочешь такую?

– Да, хочу, – непринуждённо ответила Катя. – Я готова к тому, чтобы сидеть в четырех стенах, нянчить детишек, и причитать, что со мной никто не разговаривает.

– Я буду другим, вот увидишь.

– Мне все равно, лишь бы ты пораньше приносил с работы свою аппетитную задницу.

– Я безработный, – рассмеялся Андрей и провел ладонью по её лицу. – Поэтому смогу быть всегда рядом с тобой.

И подумал: «Надо же так влюбиться».

– Всегда быть рядом не могут люди, – задумчиво произнесла Катя, и, посмотрев ему в глаза, спросила, что это за вскрытие, «определяющее жизнь», про которое они так увлеченно разговаривали с Второвым.

– А-а… это Виктор Кондауров.

Она вздрогнула.

– Никак не могу освоиться с мыслью, что ты семь лет проработал в морге.

И попросила поподробнее рассказать о вскрытии Кондаурова.

Андрей рассказал про этот случай – в самых общих чертах, опустив все то, что с точки зрения закона и общепринятой морали считается недопустимым. Внимательно выслушав, Катя спросила:

– Что же такого определяющего было в этой истории, поражающей своей необычностью?

– Заведующий решил, что мы шибко сильно разжились капустой, и устроил допрос. Я ответил на понятном ему языке, что дело было не капустное, но разве иудею объяснишь. Ему везде мерещатся шекели. Он предложил написать заявление. Можно было пожаловаться начальнику, но я не стал. Всё это пустое, всё лирика.

– Но ведь Вадим тоже собрался уходить. Почему же он прикрывается шефом?

– Вадим – ходячий калькулятор, всё просчитывает. Сегодня так, завтра этак. Опять же, ему надо дописать протоколы вскрытий, там много всяких тонкостей.

– То самое – «определяющее» – вскрытие?

– И это тоже.

– И что, там много таких тонкостей?

– Не особенно, – там все просто и ясно. Огнестрельное ранение, что тут может быть такого сложного? Дело не в этом. Убит известный человек, поэтому все нужно сделать с особой тщательностью. Мало ли, какие проверки. Все может быть.

– Что же в нём такого значительного, в убитом?

Андрей объяснил. Удовлетворив свое любопытство, она спросила:

– Хочешь, расскажу стихотворение?

– Любишь стихи?

– Я их пишу.

Поймав его удивлённый взгляд, добавила:

– Пишу… и, забыла тебя предупредить, кроме этого, ничего не умею делать. Но мне на это всё равно. Вот, послушай.

Угодила в свои сети,Жилки палого листа,Перепутала я ветерИ дыхание Христа.

Мне смеяться или плакать?Мне молчать или кричать?Я как рваный тертый лапотьНа ноге у богача.

Я танцую, я играюНа свирели грустных глаз.Что творю, сама не знаю,Я топчу святой алмаз.

Мое небо под землею,Мое море в облаках,С лучезарною звездоюНа одних живу ролях.

Моя честность оступилась,Моя смелость умерла,Я с собою той простилась,А другая не пришла.

Угодила в свои сети,Только я их не плела.Не хотела жить на свете.Я «убила и спасла».

Закончив, она спросила:

– Ты любишь стихи?

– Стихи – это моя страсть.

Она обрызгала его водой:

– Женские трусики, женские стихи… что у нас на очереди?!

– На очереди – приготовление еды, уборка и стирка. Ты ведь это не умеешь делать.

Светлое небо отражалось в воде, темная вода дышала, и солнце словно подпрыгивало на речной волне. Тревожно кричали чайки. Стремительно убегали вдаль песчаные отмели и заросли тополиного молодняка острова Голодный. Еще поворот, и словно из воды выплыл высокий береговой откос – правый берег Волги. Показалась центральная набережная с широкой лестницей, поднимающейся от воды, высокие ротонды с колоннами, поросший зеленой травой спуск, на котором по праздникам собираются люди, чтобы посмотреть салют. Вправо от центральной набережной береговой откос был сплошь заросший деревьями и кустарниками – вплоть до того места, где во время войны оборонялась дивизия генерала Родимцева. Однажды, во время бомбежки, в блиндаж, в котором находился штаб, хлынула вода, и вся канцелярия выплыла на берег. На военных картах шутники отметили место впадения родимцевского штаба в Волгу.

Черные волны шумели у бортов, низовой ветер ударил, завыл, подхватил брызги холодной речной воды. Катер приближался к городу. Андрей размышлял, куда бы ему устроиться на работу, и избавиться от чувства неуверенности, от беспокойства, охватившего его после увольнения. Будущее казалось зыбким. Где-то далеко простиралось прошлое, насыщенное потрясениями. Как назойливый призрак, преследовало воспоминание о последнем дежурстве. В свои двадцать три года он ощущал себя состарившимся на много-много лет.

А что сейчас?

Катя была рядом, он обнимал её упругие плечи. Ветер разметал её волосы, в уголках губ мелькнула улыбка. Сила молодости, безудержная сила, исходившая от Кати, передалась ему. И он уже спокойнее посмотрел на теплые волны, плескавшиеся за бортом.

Глава 12

Старший следователь следственного управления областной прокуратуры Константин Сташин остановил машину напротив магазина «Промтовары», вышел, и направился к входу. Капитан Зюбенко, сотрудник ОБЭП Советского района, уже ждал его. Сюда он пришёл пешком, это недалеко от его работы. Они поздоровались за руку, Сташин представился, назвав свою должность, и своё имя полностью.

– … вас по отчеству…

– Просто Валера.

Валерий Зюбенко, грузный мужчина с добродушным круглым лицом, посмотрел в глаза собеседнику, и добавил:

– Как водку пить – все простые, как дела делать, сразу буками становимся? Такое вот твоё братское сердце.

Сташин сдвинул брови.

– Не припоминаю…

– День милиции, день милиции, ресторан «Сам пришёл», «Сам пришел».

Сташин стукнул себя по лбу:

– А-а! Вспомнил! Извини, Валера, с этой работой…

Обменявшись повторным рукопожатием, они прошли в магазин.

– Как твоё драгоценное? – спросил Зюбенко.

– Портится от переработок, бессонницы, и неправильного питания.

– Всё это очень неправильно, неправильно.

В ожидании директора Сташин осмотрелся. Обычный промтоварный магазин. Тут и метизы, и бытовая химия, немного отделочных материалов, бытовая техника. Вышел директор и пригласил их в свой кабинет. Там он представился:

– Артём Говорухин.

И предложил присесть.

– Коллега из прокуратуры заинтересовался этим делом, этим делом, – начал разговор Зюбенко. – Жулики, которые тебя обули, засветились по-крупному. Вот так. Расскажи, Артем, как ты с ними познакомился, и как всё происходило, происходило.