Сергей Зверев - Жить и умереть свободным Страница 24

До смены караула оставалось целых пять с половиной часов. Сержант, поеживаясь от морозца, курил, озираясь по сторонам. Вскоре топливозаправщик, газанув едким выхлопом, отъехал за цистерну с авиационным керосином. Это означало, что Ми-28 поднимется в ночное небо в самое ближайшее время. Докурив, караульный бросил сигарету в снег, тщательно притоптал ее сапогом и в который уже раз окинул взором ненавистную «точку». Огромные сугробы перечеркивались темными траншеями дорожек. Темные столбы с горизонтальными линиями колючей проволоки наводили уныние. Над КПП тускло светил одинокий прожектор, и его желтый свет обливал одноэтажный барак с облупившейся розовой штукатуркой, архитектура которого отдавала гарнизонной тоской пятидесятых годов.

Мертвенно-бледная луна светила из-за заснеженных деревьев. Где-то далеко, в самой глубине тайги, глухо и протяжно завыл волк, и на этот вой сразу же отозвалось еще несколько. С вершины лиственницы порхнула какая-то темная птица, и огромная снеговая шапка с шелестом свалилась в сугроб. В какой-то момент караульному показалось, что за дощатым туалетом-«скворешней» тоненько звякнула колючая проволока и две тени неслышно скользнули на территорию вертолетной площадки. Сержант хотел было крикнуть: «Стой, кто идет!», однако в последний момент решил-таки не подымать шухер. Ведь никаких людей в радиусе восьми километров тут и быть не могло; разве что дикие звери. А уж они вряд ли полезут на колючую проволоку.

Вскоре со стороны барака послышался хруст снега под подошвами. Лениво взглянув впереди себя, караульный с трудом сфокусировал в полутьме зрение и различил знакомую фигуру. Это был старлей, несколько дней назад сосланный на «точку» из Февральска за пьянство и моральное разложение. Вроде бы именно этот старлей и должен был сегодня лететь на Ми-28 в ночной полет штурманом. На авиаторе уже были летный комбез и летный шлем. Старлей направлялся в деревянный туалет, крыша которого возвышалась за высоким сугробом.

Караульный тут же забыл и о старлее, и о странных тенях у столбов с колючей проволокой, которые он вроде бы недавно заметил. За время стояния в карауле он уже задубел до состояния мороженой доски. Сержант уже успел подзабыть, что такое караул; ведь он был почти дембелем, а дембеля на этой «точке», как правило, не ходили в караулы, оставляя эту почетную обязанность молодым. Но теперь половина личного состава была отправлена в Февральск на поимку какого-то тигра-людоеда, людей хронически не хватало, вот старослужащему и приходилось мерзнуть под «грибком». Нащупав в кармане мятую пачку сигарет, сержант вновь закурил, мечтательно смежил веки…

Как и все «срочники», этот сержант мечтал о скором дембеле и уже составил в голове детальный сценарий, как будет праздновать его в родном кузбасском поселке. Разливное море водки, молодые девки и хорошая драка стояли в этом сценарии первыми пунктами. Для полного счастья не хватало еще дембельского альбома. Вот караульный и принялся размышлять, каким должен быть самый главный армейский документ и какие фотографии туда лучше всего поместить.

И тут до его слуха донесся глухой звук удара. Звук этот явно исходил со стороны туалета-«скворешни», куда недавно отправился старший лейтенант. Сержант встрепенулся, выпрямился, взглянул на заснеженную крышу сортира… Ничего подозрительного не наблюдалось, разве что дверь туалета теперь была немного приоткрыта.

– Утонул, что ли? – прошептал сержант и тут же вновь погрузился в размышления об альбоме.

Вскоре из-за высоченного сугроба показалась голова в летном шлеме. Офицер направлялся к вертолету, уже заправленному для полета. Чтобы добраться до винтокрылой машины, ему в любом случае надо было поравняться с «грибком», под которым стоял караульный; в противном случае пришлось бы идти по сугробу высотой в полтора метра.

И тут произошло нечто совершенно невообразимое… Человек, которого сержант принял за знакомого старлея-авиатора, неожиданно остановился перед караульным как вкопанный. Казалось, он чем-то обескуражен, растерян и даже напуган. Взглянув в его лицо, сержант от удивления вытаращил глаза и распялил рот: это был не старлей, а некто совершенно незнакомый. Палец караульного лег на спусковой крючок.

– Стой, кто идет! – выкрикнул караульный согласно Уставу.

Незнакомец в авиационном комбезе и шлеме так и остался стоять, явно не зная, что делать. Он был явно не из летного состава и скорей походил не на офицера, а на типичного поселкового бомжа: недельная щетина, серое осунувшееся лицо, нездоровый блеск глаз… В голове караульного кривой каруселью понеслось: стрелять в него сразу, крикнуть «Стой, стрелять буду!» или тут же открыть огонь на поражение… Он уже сорвал автомат с плеча, но в этот момент из-за ближайшего сугроба гулко хлопнул пистолетный выстрел, и сержант, схватившись за плечо, свалился на снег.

Караульный истекал кровью, автомат его отлетел на несколько метров в сугроб, и потому он не мог до него дотянуться. Сознание фиксировало лишь разрозненные и, казалось, никак не связанные между собой картинки: неизвестный в авиационном комбинезоне панически озирается по сторонам, из-за сугробов выскакивает какой-то небритый мужчина в форме прапорщика, хватает лжеавиатора за рукав и увлекает к вертолету.

Меньше чем через минуту надсадно заревели двигатели, и «вертушка» медленно и неуклюже поднялась над площадкой. С полминуты вертолет так и висел, вздымая винтами поземку. Неожиданно под самым брюхом зажегся мощнейший прожектор, и белый галогеновый луч совершенно ослепил караульного.

Луч, неторопливо пройдясь по высоченному сугробу, уперся в Ми-8, затем мазнул цистерну и топливозаправщик с авиационным керосином, затем вновь уперся в лежащего на снегу караульного…

Это было последнее, что видел сержант: внезапно от Ми-28 полыхнуло огнем, словно оранжевый цветок распустился в черном таежном небе. Прогремела короткая пулеметная очередь, вокруг караульного заплясали фонтанчики вздымаемого пулями снега, и спустя секунду караульный уже валялся на снегу, изрешеченный насквозь крупнокалиберным пулеметом.

Тем временем «вертушка», клюнув носом, медленно поплыла над низкими крышами. Пулемет то и дело коротко плевался огнем. Пули дырявили в пределах зоны обстрела абсолютно все: казарму, караулку, склады, два остававшихся на земле вертолета и даже дощатый сортир…

По территории вертолетной площадки хаотично забегали солдаты и офицеры. Небывалая паника охватила даже пьяных и сонных. Кто-то истошно кричал, кто-то вздымал руки к небу, кто-то отчаянно матерился.

Вновь застучал пулемет, и из-под топливозаправщика ударил огромный сноп пламени! Спустя несколько секунд взорвалась и огромная цистерна с авиационным керосином. Ослепительная багряная вспышка на мгновение осветила сугробы, заснеженные кроны деревьев и горящие постройки. В темное морозное небо тут же вкрутился огненный винт, который превратился в огромный гриб, подсвеченный изнутри грязно-розовыми сполохами.

А «вертушка» тем временем, медленно развернувшись, поплыла над тайгой в северо-западном направлении…

Болотного цвета бронетранспортер с эмблемой УФСИНа неторопливо катил по заснеженной таежной вырубке. Подполковник Киселев, сидевший в чреве гусеничной машины, то и дело поглядывал на часы, прикидывая, сколько остается до Февральска. БТР шел куда медленней, чем хотелось: недавний снежный ураган повалил на вырубку много деревьев, и машина двигалась со скоростью сонной улитки.

Спецназовцы из группы захвата тихо дремали. Капюшоны их белых маскхалатов были опущены, автоматы лежали на коленях. Их не смущали ни ежеминутная тряска, ни лязганье траков, ни отчаянная матерщина механика-водителя, которому то и дело приходилось объезжать препятствия на дороге. Спецназовцы были опытными, поднаторевшими в подобных поездках. Их психика, безусловно, отличалась тренированной стабильностью. Этим людям неоднократно приходилось прочесывать тайгу и пешком, и на вездеходах, и выслеживать беглецов с вертолета. Все без исключения беглецы, которых они искали, были или пойманы, или убиты «при попытке сопротивления».

В металлическом чреве бронетранспортера было душно, запах солярки щекотал обоняние, рокот двигателя рассверливал барабанные перепонки. Сидя рядом с механиком, Киселев в который уже раз изучал замусоленную самодельную карту, полученную им от лагерных авторитетов. Несколько десятков хаотично разбросанных прямоугольников означали заброшенные вагончики на окраине Февральска. Один из прямоугольников был тщательно обведен красным карандашом и для надежности помечен косым крестом. Именно тут, если верить информатору блатных, и скрывались бежавшие с зоны уголовники.

Если бы еще несколько недель назад кто-нибудь сказал подполковнику Киселеву, что вся его дальнейшая судьба будет зависеть от каких-то грязных зэков, он бы рассмеялся такому человеку в лицо. Ведь арестанты в его представлении никогда не были людьми. В лучшем случае Киселев называл их «спецконтингентом», в худшем – вообще выражался непечатно. За всю свою служебную карьеру подполковник привык зависеть не от каких-то там зэков, а исключительно от начальства. А для успешной карьеры следовало этих самых зэков давить, гнобить и унижать; ведь только так, по мнению Киселева, можно было добиться порядка.