Кирилл Казанцев - Рыба гниет с головы Страница 25

Неожиданно послышались мужские голоса, и как раз со стороны этой второй двери. Антон спустил ноги с кровати и посмотрел по сторонам. Вот вам и еще один намек на то, что он если и не арестован пока, то меры к ограничению его передвижений все равно приняты. Одежды и нижнего белья нигде не видно, а он под одеялом лежит голый. Беги, если можешь!

Голоса раздавались совсем рядом, наверное, в комнате за второй дверью. Антон встал и подошел к двери, стараясь наступать босыми ногами осторожно. Он боялся, что половицы в доме могут скрипеть и выдать, что он не лежит, а ходит. И подслушивает!

– Садитесь, – предложил кому-то за дверью фельдшер.

Его бесцветный равнодушный голос Антон сразу узнал. Визитер сказал что-то невнятное, потом послышался звук передвигаемого стула. Шаги приблизились к самой двери, и Антон озабоченно посмотрел назад. Успеет ли он добежать до кровати и лечь, если кто-то войдет.

– Ничего, – через какое-то время снова заговорил фельдшер. – Воспаление спало. Я вам еще разочек смажу, а потом можете приходить через день. Болезненных ощущений нет, головокружения, тошноты?

– Спать неудобно, – с досадой ответил невидимый пациент. – Никак не привыкну лежать на животе.

Потом голоса стали глуше. Голос человека, который пришел к фельдшеру, показался Антону знакомым. Даже не сам голос, а интонации, манера выговаривать слова, когда произнес конец фразы про то, что не привык спать на спине. Потом снова стукнула дверь. Человек ушел, наверное, ушел и фельдшер, потому что в смежной комнате стало тихо. Антон переместился к окну и тут же отпрянул. Вдоль дома за низким заборчиком шел тот самый капитан, который с молоденьким полицейским недавно чуть не задержал его в лесу. Он этого капитана пытался уговорить, привлечь на свою сторону, а потом ударил прикладом автомата в затылок. Вон и голова у него перевязана. Зашибись!

Антон подбежал к двери, за которой только что слышал голоса, и попробовал ее открыть. Заперта. Тогда он прошел к другой двери, через которую к нему входили сам фельдшер и его дочь. Отодвинув занавесочку, он убедился, что там большая прихожая с вешалкой, откуда в другие помещения ведут еще две двери. Полицейского поста не было, но это ничего не значило. Он мог находиться на улице, на веранде, если таковая имеется.

Вдруг заскрипели ступени, что-то стукнуло в дверь, и Антону пришлось чуть ли не бегом возвращаться в постель. Через несколько секунд в комнату вошел Сергей Викентьевич. В одной руке он держал стопкой сложенную одежду Антона, в другой его ботинки. Все было чистое, выглаженное. Рукав куртки, как Антон успел заметить, был аккуратно зашит. Под рубашкой нашлись и трусы.

– Даже не знаю, как вас и благодарить, – развел он руками, – а то в таком виде и на улицу выходить стыдно. Тоня постаралась?

– А на улицу выходить я бы вам не рекомендовал. Пока.

Сказав это, фельдшер отошел к окну и стал смотреть на улицу. Значит, разговор не окончен, он просто не хочет смущать своего гостя и мешать ему одеваться.

– Мне предписан постельный режим? – поинтересовался Антон, натянув трусы и почувствовав себя теперь увереннее.

– В принципе, нет. Я бы посоветовал вам пару дней отлежаться, побольше поспать и калорийно питаться. Но это только рекомендация.

– Ага, намек понял. Вы таким образом просите меня покинуть ваш дом? – догадался Антон.

– Папа! – раздался вдруг в комнате строгий женский голос, и Антон поспешно натянул джинсы. В дверях стояла Антонина и смотрела на отца. – Папа, я же тебя просила.

– Что ты просила? – раздраженно ответил фельдшер. – Как ты вообще можешь об этом просить? Я человек старый, а о себе ты подумала?

Эта интермедия должна была что-то означать, это продолжение какого-то спора, который произошел совсем недавно.

– Подождите-ка! – поднял руку Антон. – А вам не кажется, что вы тут говорите так, как будто решаете судьбу старого стула – то ли выбросить его, то ли дома оставить? Может, со стулом поговорите? Расскажете ему, о чем речь и в чем причина?

– Вы, молодой человек, – повернувшись к Антону, блеснул на него стеклами очков фельдшер, – сами прекрасно понимаете, о чем идет речь. Вы что-то там натворили, вас разыскивают, нас специально предупредили, что может объявиться такой вот подозрительный тип. А теперь еще чему-то удивляетесь?

– Я ни в чем не виновен, – с нажимом проговорил Антон, глядя на женщину. – Я Антонине это уже пытался объяснить, могу попытаться объяснить это и вам, Сергей Викентьевич.

– Вы это и нашему участковому Леонтьеву пытались объяснить, – вдруг ворчливо сказал фельдшер, – а потом огрели его по голове. Когда доводов не хватило.

– А у меня был другой выход? – машинально возразил Антон и слегка встревоженно добавил: – И участковый знает, что я здесь?

– Нет, не знает, – поспешно ответила Антонина. – Папа ему ничего не сказал.

– Послушайте, а не пора ли нам поговорить, как взрослым серьезным людям? Вы посвятите меня в то, почему не выдали меня участковому, я расскажу вам, почему меня ищут.

– Леонтьев рассказал о тебе, – начала Антонина, – когда пришел к папе накладывать швы на затылок. Это произошло почти сразу после того, как ты с ним в лесу столкнулся. До этого он действительно предупреждал о том, что идет розыск, что ты в бегах и очень опасен. А когда папа ему рану обрабатывал, он и рассказал, что ты какой-то… необычный, что ли. Поразил ты его тем, что не похож на преступника. А тут еще я папу попыталась убедить. Я о нашей встрече на переезде Леонтьеву ничего не говорила. Только папе.

– А что это участковый с вами так откровенен? – удивился Антон. – Вы у него пользуетесь особым доверием?

– А он все ко мне сватается, – просто ответила Антонина, – вроде как женихом моим себя считает. А я вот тебя тоже за преступника не приняла, хоть меня и пугали, когда ты на поезде удрал. Так что с нашей стороны все просто, Антон, а вот что ты за тип такой?

– А я не тип, я просто гражданин этой страны, законопослушный, один из миллионов. И со мной случилось то, что, к сожалению, у нас иногда с гражданами случается. Поздно вечером в Екатеринбурге на меня напали грабители. Собственно, не напали, а обманным путем заманили в безлюдное место, вкололи какой-то наркотик. Очнулся без денег, документов, телефона в товарном вагоне в вашем городе. Да еще с признаками ретроградной амнезии. Нашлась сердобольная старушка, которая живет недалеко от вокзала в частном доме, накормила меня, дала возможность прийти немного в себя. Кстати, можете проверить. Степная улица, дом семь. Синенький такой, с большими старыми воротами, вросшими в землю от времени.

Потом Антон очень подробно рассказал всю историю своих отношений с местной полицией, вплоть до откровенной сцены с бутылкой, со всем услышанными, со всеми отпускаемыми намеками.

Тоня сидела, по-женски прикрыв рот рукой, и испуганно таращилась то на Антона, то на отца. Сергей Викентьевич хмурился и подслеповато хлопал глазами. Он старательно смотрел не на своего пациента, а в окно. Создавалось впечатление, что фельдшер, в отличие от своей дочери, этим рассказом не удивлен. И слушать ему об этом не хочется, а может, и думать об этом.

– Вы же все и без меня прекрасно знаете, – подвел Антон неожиданный итог своему рассказу. – Никаких особенных новостей я вам не рассказал, случаев, подобных моему, десятки, они у всех на слуху, не так ли?

– Антон! – не очень уверенно возмутилась женщина. – Ты такое говоришь, что страшно становится. Папа, скажи ему, что это все не так, что эти, которые его…

Сергей Викентьевич оторвался наконец от созерцания картины за окном и, ни на кого не глядя, вышел из комнаты. Антонина, проводив отца удивленным и немного испуганным взглядом, поспешно вскочила и бросилась следом. Антон почесал в затылке и задумался. С одной стороны, он раскрыт со всех сторон. И фельдшер, и его крупногабаритная дочка прекрасно понимают, что его разыскивает полиция. И участковый с ними на короткой ноге, в женихах ходит, а может, и в любовниках. Канал для утечки информации о пребывании тут Антона прямой, как стрела. Одно неосторожное слово, и участковый все поймет. И сразу побежит хватать того, кто чуть не проломил ему голову автоматом.

Но была тут и другая сторона, если верить той же самой Антонине. А верить ей, наверное, можно, потому что женщины – народ непредсказуемый, своеобразный, но и упорный в своих заблуждениях. Если ей втемяшилось, что Антон невиновен и его надо спасать, то она на этом уже зациклилась. Это надолго. А что послужило поводом? Глаза Антона, женское чутье? Она ведь поверила в его невиновность еще тогда, на переезде. А потом слова участкового прозвучали в унисон. Можно теперь считать, что Антонина союзник? Наверное, можно. А ее папаша? Папаша ведь стал его лечить? Стал. Кстати, а кто его сюда приволок?