Сергей Зверев - Вернуть общак Страница 25

Земцов читал такие мысли врага Пастора так же четко, как с листа бумаги. Однако доказать это официально будет очень сложно. Помочь тут, как ни странно, мог Пастор. Но тот скорее сам себя взорвет, нежели предаст другого вора. Пусть даже своего врага.

Земцов приехал в отдел, дождался прихода Макса и справился, сколько пунктов обмена валюты существует в городе. Тому понадобилось четверть часа, чтобы выяснить – девятнадцать. Еще через два часа он уже развозил по ним дискеты с восемью тысячами номеров стодолларовых купюр из общака. К обеду компьютеры всех обменных пунктов хранили в себе важную полицейскую информацию. Как только в один из них прибудет живое существо с такой вот зеленой бумажкой, кассир тут же сообщит охраннику-сержанту, а тот быстро задержит фигурантов. Так была поставлена задача.

Надежда слабая. Но восемьдесят процентов преступлений раскрываются благодаря той самой случайности, помноженной на глупость или еще на одну случайность.

Глава 16

Телефонный звонок застал судью в тот момент, когда он размышлял о наступающем вечере. Реагировать или нет? После семи дребезжащих сигналов он понял, что этот тип не уймется до тех пор, пока он не ответит. Звонил какой-то ненормальный либо тот, кто хорошо осведомлен о его местонахождении.

«Пастор? Пащенко? Заруцкий?..»

Нет. Это был тот самый надоедливый янки, с которым Костин познакомился в кафе «Ландыш». Приттман, кажется?..

– Да-да, это Приттман! – услышал Антон торопливый речитатив. – Ради бога, не прерывайте разговор! Мне есть вам что-то сообщить очень важное! Только я прошу, не по телефону!

– На прежнем месте через полчаса, – сказал Костин и прекратил разговор. Последнее предупреждение американца спасло Антону жизнь. Тогда, на лавочке. Голос журналиста в то время был не таким взволнованным, как сейчас. Пусть Антон и испытывал антипатию к этому янки, но все равно оставался ему должен.

Выбравшись из джипа на улицу, Приттман быстро огляделся. Если его сейчас заметит вон тот ротвейлер, который лениво гложет кость перед будкой, то быть беде. Выручало журналиста лишь то обстоятельство, что перед огромной конурой был включен свет, а он находился в полной темноте. Поблагодарив здешнюю охрану за глупость, Приттман стал пробираться к дому. Несмотря на весь кошмар ситуации, любопытство папарацци взяло верх.

Он остановился и осмотрел здание. Вид снаружи оказался просто великолепным. Колоссальный трехэтажный особняк был исполнен в готическом стиле. Не будучи уверенным в эстетизме хозяина этого дома, Приттман не сомневался в мастерстве архитектора.

«Интересно было бы взглянуть на интерьер», – подумал журналист. – В Джерси этот домишко стоил бы около двух миллионов».

Непонятно почему вздохнув, он продолжил движение. Едва его нога зависла над первой ступенькой, как послышался скрип открываемой двери. Мгновенно сориентировавшись, журналист ловко, словно крыса, нырнул под крыльцо. Он лежал и слышал над головой переминающуюся поступь.

Человек не сходил с крыльца, а Приттман молил Господа лишь об одном: «Только бы он не подозвал собаку!»

Майклу повезло. Тот тип, который топтался над ним, неизвестно почему вновь зашел в дом. Придерживая одежду, чтобы она не цеплялась за выступы, невидимые в темноте, Приттман выбрался из-под крыльца. Ведомый не разумом и не стремлением взглянуть на интерьер, а исключительно желанием выпить коктейль на Майами-Бич, Майкл Приттман приоткрыл тяжелую дверь. Если бы он знал, кто такой Тимур, то никогда в жизни не отважился бы на подобные действия.

Журналист не просто проник в дом. Он прошел сквозь темную прихожую и скрылся за массивной витой лестницей. Она вела наверх, но Майкла не интересовало, что там находится. Все его внимание было сконцентрировано на разговоре русских здесь, в большой зале.

Он не видел интерьера и не мог им полюбоваться. Однако по краешку белой медвежьей шкуры и миллионам искорок, играющих на ней, журналист догадывался, что хозяин этого дома налоги не платит. Треск поленьев, искрящаяся шкура, тень от пальмы… В США так живут кинозвезды. В России такой дом принадлежал Тимуру.

С первых минут разговора Приттман понял, что эта «звезда» вполне может претендовать на «Оскар» в номинации «Самый большой подонок года». Чиркать пером в этой ситуации Майкл счел безумием, поэтому каждое слово, произносимое в комнате, фиксировал чувствительный микрофон его «Перкордера».

В разговоре участвовали несколько человек, но Тимура журналист угадал очень быстро. Он был здесь первой скрипкой. Остальные лишь составляли необходимую композицию. Чем дольше Приттман слушал, тем сильнее ему хотелось поскорее выбраться из дома.

«Вам можно что-нибудь доверить? – услышал Антон через крохотный наушник. – Я имею в виду, что-нибудь, не связанное с механической работой. Чтобы мозги крутились не ради поиска розетки для утюга. Я поставил вам до безумия простую задачу – взять из квартиры людей и привезти сюда. Где они?»

Последовали молчание и шорох, напоминающий трение седалищ по коже, обтягивающей мягкую мебель.

«Я что, блин, спросил, чему равен квадрат гипотенузы? Что вы замолчали, дефективные?»

После затяжной паузы в ухо Костину, вооруженное микрофоном, ворвался свистящий крик – аппаратура не справлялась с частотой:

«Где люди, мать вашу?!»

После короткого ответа кого-то из присутствующих, мол, нету, Антон уже потянулся рукой к регулятору звука, чтобы не быть оглушенным во второй раз. Однако это оказалось излишним.

Тимур сказал совершенно спокойно:

«Хорошо. Давайте по порядку. Возможно, я чего-то не понимаю. Днем я даю команду проверить адрес, где живет некто Востриков, и поставить около дома тычку. В половине восьмого вечера мне звонит Мурена и сообщает, что судья в адресе. Эти слова я понимаю так: он вошел в квартиру. Я правильно рассуждаю? После этого я даю команду забрать обоих и везти сюда. Было такое?.. Правильно, значит, я не запамятовал. Мурена, продолжай. На логичное объяснение дальнейших событий у меня не хватает интеллекта».

Антон вновь услышал шуршание. Теперь оно было куда более энергичным. Костину очень хотелось послушать, как сейчас Муренков будет объяснять провал. Говорить правду – убедить всех в своей тупости. Солгать – в такой ситуации это нужно суметь.

«Тимур, мы проверили квартиру, – начал тот. – Но в ней никого не оказалось. Тогда мы оглядели чердак и все лестничные клетки».

«Но там тоже никого не оказалось, – закончил за него Тимур, начавший терять терпение. – Как же вы тогда решили действовать?»

«В натуре, чисто как менты сделали поквартирный обход».

«Что вы сделали?..» – Голос Тимура был тих, но напоминал море, откатывающееся от берега перед цунами.

«Квартиры обошли», – обреченно промямлил Мурена.

Костину все-таки пришлось вынуть наушник. Посмотрев по сторонам – не слышит ли кто-нибудь из посетителей кафе трехэтажный мат, доносящийся из устройства, он взглянул на Приттмана. Тот пил пиво и не сводил с судьи глаз. Наконец наступила тишина, и Антон вновь прислушался к записи.

Говорил Тимур:

«Все мои начинания вы засираете с поразительной быстротой. Из-за ваших стараний ко мне подваливают Салех с Горцем, так и не уехавшие домой, и предъявляют вполне естественные требования. Они спрашивают меня, дескать, Тимур, зачем ты лезешь в дела Пастора? Чего ради рамсишь с властями? Они мне, вору, говорят, мол, окстись! Оставь в покое судью! Откуда им все это известно?! Почему они не уехали домой, как предполагалось, а остались и еще ведут воровское дознание?! Кто из вас сука?!»

Антон вслушивался в гробовую тишину и никак не мог уловить ни звука.

«Что мне остается после этого делать?! Отправлять обоих дознавателей коптить небо! Потому что еще двое-трое суток – и мне, как когда-то Пастору, придется вставать на колени и получать по роже! Но я стерплю. Для вора это позор, но не смертельный. Через такое многие прошли. Но вы-то, говнюки?! Что с вами-то станет?! Вас без меня в мусарню загребут как алкашей последних».

А потом Тимур сказал то, от чего Костин почувствовал пот на ладонях. Он велел в течение суток найти и убить судью Костина. Его, Антона. Тимура уже не занимали многоходовые комбинации. Их просто некому было выполнять. Смерть Костина означала для Пастора невозможность вернуть утерянный общак. Но в данной ситуации из двух зайцев нужно было ловить лишь одного – Пастора. А Костин пусть уносит свою тайну под землю, в эту совещательную комнату, и хранит ее там вечно, без оглашения приговора.

Антон сидел за столиком и смотрел в переполненную пепельницу. Приттман втискивал в нее окурок очередной сигареты и ждал ответной реакции Костина. Ее не было, и такое развитие событий стало заметно волновать журналиста. Ему казалось, что после рассказа о намерениях Тимура судья станет сговорчивым и проникнется доверием к нему, Майклу.