Федор Московцев - Татьянин день Страница 25

Иорам задержался ровно настолько, чтобы передать гостей хозяину, Андрей не успел даже с ним попрощаться. Василий повел их в дом, показал отведенную комнату, и сразу же позвал обедать. Андрей мечтал именно о такой еде – шашлык из карбоната на кости, вместо гарнира – квашеная капуста, маринованные баклажаны, другие соленья. Чачу запивали сухим вином.

– Эласа, меласа, ну первого января прилететь – это что-то, – приговаривал Василий.

Сам он праздновал у родственников, и если б не Андрей, ни за что бы не приехал сюда, прервав застолье. Обед был на скорую руку – Василию не терпелось поехать догуливать, только правила приличия заставили его побыть с гостями; и он все больше рассказывал, где тут в доме что находится, чем поддерживал отвлеченную беседу. Кухня с запасом продуктов, санузел, все замки легко запираются и отпираются, «девятка» на ходу, бензина хватит километров на сто, что еще.

В отличие от «девятки» неизвестного происхождения, свою «хонду» Василий ставил во дворе. Выезжая, он сообщил, что вернется… когда-нибудь, скорее всего, завтра, и пожелал нескучно провести время.

Они в раздумьях стояли возле открытой калитки. Олино игривое настроение улетучилось, несмотря на выпитое, ее лицо стало серьезным. Сделав глоток, Андрей передал ей прихваченную из дома бутылку вина, и опасливо посмотрел на «девятку» – так, будто ее только что пригнали сюда шахиды.

– Хочешь, пройдемся по берегу, – предложила Оля.

Андрей кивнул, и, проверив ключи, захлопнул калитку.

У воды ощущалась грозная беспредельность моря. Небо нависло хмурое, мрачновато-серое, горизонт замыкала узкая голубая полоска. Ленивая серо-зеленая волна набегала на берег, и, если смотреть дальше линии прибоя, вода казалась застывшей, море принимало вид неподвижного омута.

Оля с наслаждением вдыхала воздух, для нее морское побережье – это прежде всего огромное пространство, насыщенное йодом. Все что ее окружало, она оценивала с точки зрения пользы для своего организма. Поданное в ресторане блюдо она рассматривала как набор нужных ингредиентов в правильном соотношении и с правильным выходом, мужчины – это…

Они гуляли вдоль волн, пили вино, передавая друг другу бутылку. Андрей время от времени прикладывался еще и к другой, маленькой бутылочке, в которой была чача. Оля не употребляла крепких напитков, да и легкими никогда не злоупотребляла. Любимым ее напитком был свежевыжатый грейпфрутовый сок.

Для нее сегодняшнее приключение имело определенное значение. Здесь, один на один со своим любимым любовником, она была не дама полусвета, с которой ни он, ни папик, не могут показаться в обществе, здесь они с Андреем были нормальной полноценной парой, как бы муж и жена. Со стороны посмотреть, загляденье – молодые, одного возраста (она моложе на два года), стройные, подтянутые, светловолосые, похожие на лицо, как брат и сестра. Даже, так получилось, что оделись почти одинаково – черные кожаные куртки, светло-серые джинсы, черные кроссовки.

Андрей залюбовался ею – свежие губы, яркий цвет лица, ее нежные прозрачно-голубые глаза обещали усладу из услад. Тут он вспомнил про парня, которому на роду написано делать всё, и не получать ничего:

– Ну а что там твой жених, гребаный адвокатишко?

Она удивленно переспросила:

– Гребаный адвокатишко?!

Она вычеркнула из мыслей все ненужное, и ей понадобились усилия, чтобы вспомнить:

– А, этот демон… Закревский.

И она рассказала, что Капранова-младшего выпустили по состоянию здоровья, он находится в областной больнице, и ему там сделают инвалидность – уже есть договоренность. Можно быть уверенным, что опасность позади, и что его уже не закроют. Папик принял решение избавиться от Закревского – ничего из него уже не выжмешь, фигуранта он не нашел (а это самое главное, что он должен был сделать), самое плохое – то, что горячечный адвокат Закревский стал красной тряпкой для Кекеева, еще большей, чем сами Капрановы. Кекеев попал в зависимость от людей из Генпрокуратуры, которые снисходительно закрыли глаза на это дело, и конечно же, при случае потребуют оказать ответную услугу. А для зампрокурора нет ничего страшнее на свете, чем пятнышко, пусть крохотное, на его мундире и зависимость от кого бы то ни было.

– Но согласись, что Михалычу самая маза была избавиться от этого придурка – от живого Еремеева пользы никакой, крестный его, Шмерко, ресурс свой выработал…

Оля прервала его на полуслове:

– Может хватит, а!? Мы не за этим сюда приехали, чтоб обсуждать…

Осмотревшись по сторонам, она прибавила:

– Мне так и кажется, что он бродит где-то рядом. Сейчас подойдет к нам с простреленной головой.

Андрей посмотрел на небо:

– У него входное отверстие на макушке – во время дождя вода затекает внутрь. И ему промывает мозги в буквальном смысле слова.

Она улыбнулась, оценив шутку.

Обратно шли молча. Возле ворот Андрей подумал, что лучше поехать посмотреть знакомые места, чем прямо сейчас уединяться в незнакомом доме. Сумрачность красок окружающих предметов, рассеянный прозрачный свет не располагали к душевной близости, к интимному общению.

Оля внимательно посмотрела на него:

– Ты пьян. Да, надо съездить проветриться. Не пей больше.

И она забрала у него обе бутылки, уже почти пустые, и бросила в мусорную кучу.

«Девятка», на вид ушатанная, оказалась достаточно резва, и ходовая не убита. Но при езде встретилась другая трудность, не связанная с техническими характеристиками машины – Андрей слишком поздно реагировал на дорожную ситуацию: поворачивал уже за поворотом, жал на тормоз, когда уже проехали то место, перед которым нужно притормозить.

– Да что с тобой, ты нас угробишь! – вскрикнула Оля, когда они чуть не въехали в чью-то ограду.

В последнюю секунду Андрей нажал на педаль тормоза, и машина замерла в сантиметре от забора:

– Давай, угробь нас ты! – с этими словами, он вышел из машины, впрочем, не сразу, а спустя какое-то время после того, как решил пересесть на пассажирское сиденье.

Оля перебралась за руль, Андрей сел на ее место:

– Непойму, фчемдело, голова абсолютно ясная, а руки-ноги вообще не слушаются.

Он поднял руки, посмотрел на них, пошевелил пальцами, опустил руки, постучал ногами по полу. Оля выехала задом обратно на дорогу, и они продолжили путь.

– Выпил много, да еще на старые дрожжи – новый год небось хорошо отпраздновал.

– Да нет, рыбка моя, просто чача коварная.

Андрей узнавал места – сколько раз они тут с Катей ездили, ходили пешком, где-то недалеко находится дом отдыха «Литературной газеты». Ему захотелось повторить маршрут, и, не заезжая к Иораму, проехать по лесу, среди вековых сосен, кедров, побывать на «готическом холме», лесистой горе, на которой находится дореволюционное кладбище – могилы, разбросанные среди высоких-высоких деревьев, стволы которых покрыты сизым лишайником; спуститься к бамбуковой роще.

Но он прозевал нужный поворот на санаторий имени Ленина, рядом с которым жил Иорам, и опомнился лишь когда перестал узнавать окружающую местность. И тогда он попросил остановиться. Давно уже проехали селение, дорога поднималась в гору, с одной стороны зеленел лесистый склон, с другой – негустой пролесок, сквозь который, вдалеке виднелись горы. Оля опустила стекло, жадно вдохнула воздух:

– Я никогда не видела такой красоты! Может, мы не поедем смотреть бамбук и все эти могилы?

Андрей осмотрелся:

– Ты легкими ощущаешь красоту?

И открыл дверь:

– Пойдем, посмотришь настоящие красоты.

Они пробрались сквозь заросли кустов и низкорослых деревьев и остановились у обрыва. Перед ними открылось необозримое пространство с обнаженными долинами, с ясным контуром лесов, со сложным рисунков изорванных отрогов. Внизу, в котловине, окаймленное темно-красными скалами, темнело неподвижное озеро, в котором отражались покрытые лесом склоны. Пихты и ели, убранные седыми прядями мха; лохматые кедры, сосны, перемежаясь с сухостойным лесом, расли дружно, стройно и так тесно, что старым деревьям не было места для могилы. Они умирали стоя, склонив изломанные вершины на сучья соседей.

Слева, в дали, свободной от дымки и тумана, открывалась обширная панорама гор, облитых снежной белизной, набегающих друг на друга уступами. Невысокие утесы, сбегая вниз, теснились по краям извилистых ущелий. Правее, насколько видел глаз, раскинулись волнистые отроги. Темными пятнами выделялись впадины, по гребням лежали руины скал. Изломанные контуры вершин исчертили край неба.

Андрей с Олей замерли в созерцательной неподвижности, потеряв счет времени. В легкую дымку кутались утесы нависших отрогов. Молчаливо надвигалась ночь. Холодными огнями переливалось небо. Засыпал огромный край. Различная ночная живность заполняла сумрак таинственным оживлением. А там, где только что погас румянец зари, народилось темное облако. По лесу пробежал сдержанный шепоток, пугливо пронеслась неизвестная птица, бесшумно взмахивая в воздухе крыльями. И словно предостережение до них явственно донесся далекий и протяжный звон, замирающий наверху.