Сергей Майоров - Отказной материал Страница 25

— О! Гляди, бля, оклемался! — обрадовался тот, который переспал с мулаткой. Он был одет только в синие спортивные брюки и кроссовки на огромных воздушных баллонах, мускулистый торс покрывали жесткие черные волосы и разводы цветных татуировок, а лицо могло выдержать прямое попадание тбрпеды.

Второй, менее высокий, но такой же широкоплечий, одетый в полосатую футболку и голубые джинсы, молча кивнул.

— Слушай, Зуб, сходи позови Толстого, а я пока поговорю с человеком, объясню, как он не прав, — распорядился татуированный и легко запрыгнул в фургон. Казалось, пол прогибается под тяжестью огромных ног в кроссовках с развязанными шнурками.

— Ну чего, козел, совсем обалдел? — добродушно спросил татуированный, присаживаясь на корточки рядом с Игорем. — Место свое забыл, а, гнида парашная?

— Р-ребята, это ошибка, — пробормотал Игорь, и громадный, покрытый волосами кулак врезался ему в подбородок. Теплая кровь потекла из разбитых губ и закапала на белоснежную рубашку.

— Ха, козел, — почти ласково проговорил татуированный. — Кто ж тебе тут ребята? Охренел совсем, да?

— Вы ошиблись, — упрямо пробормотал Игорь и зажмурился, ожидая следующего удара. Но его не последовало.

— Да ты че? В чем это мы ошиблись, а, дядя? — Собеседник покрутил головой и убежденно проговорил: — Нет, это ты ошибся. Офигенно ошибся. Только, наверное, еще не понял. Да?

— Там, в пиджаке, паспорт. Посмотри… те, — заикаясь, предложил Игорь.

— Ну и че? У меня этих паспортов вощ-ще штук десять!

Тем не менее татуированный залез во внутренний карман его пиджака, разорвал подкладку и вытащил бумажник и паспорт.

— Извини! — татуированный раскрыл документы, полистал и вопросительно посмотрел на Юрьева. — Ну и че? В чем мы ошиблись-то, а? Гонишь, дядя. Нехорошо!

Для убедительности он врезал Игорю раскрытой ладонью по уху. Игорь вскрикнул от боли и неожиданно понял, что эти, неизвестно кто, не ошиблись и нужен им действительно именно он. В голове завертелись самые неожиданные предположения.

— Ха, а чего ты такой бедный-то? — поразился татуированный, презрительно изучая содержимое изъятого бумажника. — А говорили, ты коммерсант. Какой же ты коммерсант, если с тебя и взять-то нечего?

Брезгливо вытянув из кармашка затертую десятидолларовую купюру, он шлепнул ею Игорю по носу и засунул ее за воротник его рубашки. Подошли еще двое — Зуб и, очевидно, Толстый.

— Гога, иди погуляй. Я сам с человеком поговорю, — распорядился последний, и татуированный Гога, отвесив на прощание Игорю еще одну оплеуху, вышел из фургона.

— Пошли, Зубик, покурим, — предложил он, пропадая из поля зрения.

Вова встал перед Игорем, широко расставив ноги и заложив руки за спину.

— Чего, мужик, делать с тобой будем? Кончать тебя или как?

— За что сразу кончать-то?

— Как за что? Деньги берем, а отдавать не хотим?

— Какие деньги? — удивился Юрьев, в первый момент действительно не поняв, о чем идет речь. — Я всегда все отдаю.

— Это хорошо, что ты всегда все отдаешь. — Вова склонился к Игорю, опершись руками о колени. — Только вот не всем, не всем! Аллочку-учительницу помнишь?.. Ага, вижу, что вспомнил! Сколько ты ей должен?

— Н-нисколько.

— Нисколько? Совсем нисколько? — изумился Вова и, схватив Игоря за галстук, припечатал головой о стенку фургона. — Сука дешевая, ты с кем играть вздумал, педик! Да я тебя сейчас в задницу сделаю!

Обутая в мягкий замшевый ботинок нога Вовы поднялась, на секунду замерла в воздухе, определяя цель, а потом резко обрушилась на промежность Игоря. Тот заорал от нестерпимой вяжущей боли и безысходности и получил еще два удара под ребра. Вова разжал пальцы, и тело Юрьева мешком обвалилось ему под ноги.

Солнечная Болгария и теплая Анапа остались где-то далеко, в другом, более добром мире.

— Хватит орать, гнида, — брезгливо проговорил Вова, отступая на шаг и приглаживая волосы. — Или мне Гогу позвать? Ты ему очень понравился. В последний раз спрашиваю, сколько ты ей должен?

— Я сейчас все объясню!

Вова повторил удар ногой.

— Хватит орать, я сказал! Ты понимаешь, с кем разговариваешь? Не понимаешь! Так тебе и понимать-то еще рано, у тебя понималка еще короткая, не отросла! Алла со мной работает, ясно? Так сколько ты ей должен?

— Пятьсот! Пятьсот баксов!

— И когда, говоришь, отдашь?

— Завтра. Отпустите, я завтра все отдам, у меня есть!

— О-пус-тить, говоришь? — театрально удивился Вова. — Ну, если ты так просишь, то пожалуйста. Гога!

— Нет! — заверещал Игорь, елозя голым задом по металлическому полу. — Не надо, ну пожалуйста, не надо, я прошу!

Мощный удар по затылку оборвал крик. Потом наступила пауза — Вова прикуривал сигарету. Игорь лежал, забившись в угол, не чувствуя боли от впившихся наручников и сжимая ягодицы. Его трясло. В голове проносился вихрь мыслей — от неуместной о том, что «накрылся» его отдых на курорте, и до запоздалой: откуда у этой шлюхи такие друзья?

— Чего ж ты раньше-то не отдал? — вроде бы спокойно поинтересовался Вова, присаживаясь на корточки. — Видишь теперь, сколько проблем ты себе создал? Заметь — сам себе создал. Твое дело — детям азбуку преподавать, а ты куда полез, бизнесмен хренов! Согласен?

— Д-да.

— Вот видишь, все, оказывается, понимаешь. Так почему вовремя не отдал? В милицию, говоришь, надо обращаться?

— Я… Я думал, что ничего ей не должен.

— Во как! — удивился Вова и щелчком стряхнул пепел на голову собеседника. — Значит, брать — брал, а отдавать не надо. Ты чего, мужик, крутой, что ли?

— Нет, ну какой я крутой… Я из-за нее эти деньги потерял.

— Ну, дружище, это твои проблемы. Вот и шел бы сам в ментовку!

— Я все понял.

— Точно понял? Еще объяснять не надо? Во сколько завтра отдашь?

— Утром, когда скажете.

— И сколько ты отдавать собираешься?

Игорь молчал, и тогда Вова, стряхнув пепел, коснулся кончиком сигареты обнаженного бедра.

— Ты чего, считаешь так долго, что ли? Или все еще не понимаешь чего-то? Не стесняйся, спрашивай, а то сейчас уже Гога придет, а он много говорить не любит. Так вот, пять сотен ты должен Алле. А мне, за то, что я время теряю, тебе о долгах твоих же напоминаю, ты ничего не должен? Должен! Так что еще пять сотен — мне, за работу. Справедливо, да?

— У меня нет таких денег.

— Найдешь! — Вова многозначительно покрутил дымящейся сигаретой перед глазами Игоря. — Разве это деньги? Я же у тебя не миллион баксов прошу. Верно? «Штука» — это немного… Квартира ведь дороже будет, так? Или твоя жизнь. Или девственность. Можешь выбирать, я тебя больше уговаривать не стану!

Сделав рукой широкий жест, Вова провел сигаретой по лбу Игоря.

— Я заплачу, — Юрьев всхлипнул. — Я завтра расплачусь, честное слово!

— Правильно, — одобрил Вова, выбрасывая наконец окурок и доставая из кармана мятый лист почтовой бумаги. — Я вижу, ты очень разумный человек. Сейчас мы оформим наши отношения юридически. Ты ведь у нас любитель законности, вот и пиши расписку. На тысячу баксов. У нас тут и свидетели есть независимые. Пиши, пиши!.. Э-э, тормози, ты чего пишешь? Не баксов, а долларов, ишак!

Юрьев дописал. Гога и Зуб поставили свои закорючки внизу, и Вова, вложив расписку в паспорт Игоря, убрал все это в свой карман.

— Видишь, как здорово! Значит, договорились: завтра утром, в девять, я подъезжаю к твоему дому, ты отдаешь деньги и получаешь свой паспорт. С распиской. Можешь для интереса сходить к ментам. Только интерес этот тебе дорого встанет. Они тебя на х… пошлют, а сумма утроится. Я ведь все равно об этом узнаю, у нас везде свои люди. Можешь попробовать из города сдернуть. Только я тебя все равно найду, и тогда точно в задницу сделаю, никакими деньгами не откупишься. Понял? Ну и отлично. Я поехал. Пацаны тут еще с тобой немного побеседуют, объяснят, что почем и сколько с нами пошутить стоит. До завтра! И сильно не переживай, деньги штука такая: то они есть, а то их нет. Но у кого-то они есть всегда. До дома тебя подкинут, о'кей!

Проходя мимо Гоги, Вова озабоченно сказал:

— Не очень сильно, пожалуйста, чтобы он хотя бы завтра до обеда ходить мог.

Гога понимающе кивнул и взглянул на Игоря с таким видом, будто собирался «подбросить» его до дома одним ударом.

Поспав дома несколько часов, помывшись и плотно пообедав, к четырнадцати тридцати Николаев вернулся в свое отделение. До двадцати трех часов ему предстояло дежурить по заявкам: принимать посетителей и выезжать на места происшествий по сообщениям граждан.

Доценко в своем кабинете усердно «колол» какого-то наркомана — грязного парня лет двадцати, в рваных джинсах и майке с яркими надписями. Увидев Николаева, Доценко наручниками прицепил наркомана к столу, сунул ему под нос чистый лист бумаги с авторучкой и вышел в коридор.

— Привет, Леха! Новости знаешь?

— А чего еще случилось?