Ева Ланска - Wampum Страница 26

Соболев поставил чашку на стол и сделал несколько глубоких вдохов.

Соня теперь была в двух метрах от него. Она расчесывала волосы, и смотрела ему прямо в глаза.

Андрей скинул с себя одежду, пошел в душ и встал под струю холодной, отрезвляющей воды.

Соня стояла перед новым зеркалом в своей квартире и не могла понять, как рабочим удалось так ловко вмонтировать его в стену. Рамка зеркала была такая же, и у Сони закралось подозрение, что под новое зеркало установили старую раму.

Девушка сняла полотенце с головы и наклонилась вперед, расчесывая длинные, запутавшиеся после мытья волосы. Выпрямившись, Соня почувствовала сильное головокружение. Она села на кровать и опустила голову на руки.

«Надо позвонить Павлику. Так плохо я себя еще никогда не чувствовала». Мысли Сони медленно возникали и так же медленно уходили, как туманные осенние облака над рекой.

Соня прошла, пошатываясь, к тумбочке, взяла телефонную трубку и плюхнулась обратно в кровать. Набрать номер друга она так и не успела. Глаза закрылись сами собой.

Выйдя из душа, Андрей увидел Соню снова спящей. Самое время было сходить в офис, отнести диски и отчет.

Соня находилась в состоянии забытья до самого вечера. Она ждала, когда к ней вернутся силы, но этот момент все не наступал. Во всем теле была неприятная усталость и даже боль, как будто накануне ее избили палками. Ломило мышцы и суставы, раскалывалась голова.

К полудню Соня собралась с силами и смогла сходить на кухню. Налив в стакан воды, она вернулась с ним в постель, держась рукой за стену.

Ноутбук был рядом. Телефон был рядом. Рабочий день был в разгаре, но Соня не знала, за что ей хвататься. Поразмыслив над возможным в ее состоянии планом дня, она позвонила в редакцию, сообщила, что подхватила желудочный вирус и теперь мечется между туалетом и кроватью. Соня дала задание своей ассистентке скачивать новости с ленты для ее колонки и дала отбой.

Со словами «солдат спит, служба идет» журналистка уронила голову на подушку, натянула мягкое, уютное одеяло под самый подбородок и опять попыталась заснуть.

Ей хотелось раствориться в мире грез и фантазий, улететь от реальности, перестать соприкасаться с миром, полным холодящей кровь мистики и ужаса. Если раньше Соню завораживали жестокие криминальные картины, свидетелем которых она являлась по роду своей деятельности, то теперь, когда она сама стала преступницей, ее жизнь превратилась в один долгий непрекращающийся кошмар. Удушенный Руслан представал перед ее глазами так часто, что Соне казалось, он преследует ее во сне и наяву. Она успокаивала себя тем, что убийство в состоянии аффекта было своего рода запоздалой реакцией на его извращенные игры с ней в тот вечер. Она хотела поделиться своими страхами и переживаниями с кем-нибудь, но понимала, что это невозможно. Она — преступница, которая заслуживает наказания. И гражданский долг любого человека, насколько бы близок он ей ни был, сдать ее милиции.

Соня хотела крепко заснуть еще и потому, что жить ей было страшно. Она чувствовала, что не живет, а существует. Она не знала, в какой момент ее коллеги, люди, которые ее знали и уважали, раскроют преступление, найдут убийцу. Само наказание как таковое, не так пугало Соню, как тот факт, что она вынуждена будет посмотреть в глаза родственникам и друзьям убитого. Любой звонок на мобильный или домашний телефоны ввергал журналистку в панику.

В те редкие минуты, когда Соня не думала об убитом Руслане, мысли ее уносили в загадочные обстоятельства, при которых пропал ее отец. Сейчас как никогда она нуждалась в близком человеке, который мог бы ее поддержать, пожалеть. Который любил и воспринимал ее такой, какая она есть. Она нуждалась в его совете. В его опеке.

Соня раскрыла глаза и уставилась на лежащий рядом ноутбук. Сделав над собой усилие, она подвинула компьютер к себе поближе и подключила его к Интернету.

«Если он умер, если он погиб, это должно быть где-то зафиксировано». Почему-то в Соне проснулась надежда, что ее отец жив. Что после стольких испытаний судьба должна преподнести эй этот подарок — встречу с отцом.

«Если он жив, он может увидеть репортаж в новостях о том, что его дочь — убийца». Невеселые мысли продолжали бередить Сонину душу.

«Он так и не узнает о том, что я так много смогла, так много достигла, несмотря на то что мне пришлось столько пережить. О том, что я всего добилась сама… Пусть странным и сложным путем… Мне было тяжело, порой за информацию приходилось платить слишком дорого… собой… Но это стоило того… Меня уважают в профессиональных кругах за мои статьи, но какими трудами мне все это доставалось…

… Но никто этого не знает… Никто не знает, как мне сложно одной… Я никогда не воровала… И не обманывала… Я стала убийцей, но до сих пор не понимаю, как…»

Слезы градом лились по щекам Сони. Ей опять стало себя болезненно жалко. Она впервые осознала, в какой степени ей не хватает отца. В какой степени она одинока.

Поиск Леонида Воробьева в Интернете ни к чему не привел. Соня перебирала электронные странички, знакомясь с бесконечным количеством однофамильцев и тезок отца.

Краско сидел за столом у себя в кабинете. Оперативное совещание подходило к концу, последний докладчик завершал свой отчет.

— Ладно, — прервал его Краско. — Хватит. Все ясно. Если вы тут считаете, что делаете все возможное, то вы ни на что не годные ослы! Завтра жду других результатов, и меня не интересует, как вы их добьетесь. Свободны.

Притихшие подчиненные, стараясь не встречаться с шефом взглядами, торопливо направились к двери. Дождавшись, когда все выйдут, Краско вызвал секретаршу. Дверь распахнулась тут же, как будто Елена Павловна стояла прямо за ней и ждала распоряжений.

— Леночка, принеси мне диски с наблюдениями за объектом, — распорядился Краско.

Дверь бесшумно закрылась, а через несколько мгновений распахнулась вновь.

— Вот, Максим Александрович, — секретарша положила на стол несколько дисков. — Соболев просил передать, что отчеты по этим материалам он уже прислал вам на ящик.

— Он что, опять в офисе ошивался?

— Нет. Он принес диски и тут же ушел. Я могу быть свободной?

— Можете. Если меня будут спрашивать, я занят.

— Будет сделано, Максим Александрович, — секретарша закрыла за собой дверь.

Краско встал, подошел к двери и запер ее на ключ. На его лице появилась благостная улыбка.

Последние дни он пребывал в отличном расположении духа. А если и злился на подчиненных, то делал это скорее по инерции, по привычке — так, для профилактики, чтобы они не расслаблялись. Он чувствовал, что вот-вот добьется долгожданных результатов в деле своей жизни. Это значило бы для него намного больше, чем очередная профессиональная победа. Соня, его любимая неукротимая Соня, была у него под колпаком. Он знал ее каждый шаг, слышал ее каждое слово, а теперь мог еще и наблюдать за ней вживую.

Краско подошел к шкафу, достал бутылку виски и стакан. Впереди у него был незабываемый вечер, с которым не сравнится ни одна поездка в переполненном метро.

Рабочий день подошел к концу. За окном кабинета город погружался в будничную вечернюю суматоху. Краско задвинул шторы, убрал общий свет, оставив включенной лишь настольную лампу. Он сел за стол и налил себе виски. После двух глотков, он почувствовал, как напиток потек по его организму, рождая чувство умиротворения.

Максим Александрович мог себе позволить расслабиться. Над делом Воробьева работал целый штат лучших специалистов, и у Краско не было ни малейшего сомнения в том, что в ближайшее время он найдет Леонида Сергеевича живым или мертвым. Он уже воображал, как его поздравляет начальство с долгожданным результатом по делу об изменнике родины, как его награждают орденом за заслуги перед Отечеством. Он даже знал, что, окажись Воробьев за границей, он обязательно оформит себе отпуск и подстроит все именно так, чтобы взять сбежавшего ученого — таким образом он доказал бы свою безоговорочную преданность государственной службе и был бы достоин еще большего количества наград.

Краско понимал, что несколько предвосхищает события, но ему было настолько приятно уноситься в это недалекое будущее, к которому он так долго шел, что не думать о нем он не мог. Да и почему он должен был отказывать себе в таком удовольствии? У него ведь так мало было в жизни приятного.

Уже более пятнадцати лет дома его никто не ждал. Жена не выдержала позора, который навлекла на его голову мерзавка-падчерица, и с проклятиями уехала в другой город к своим родственникам. С тех пор Максим Александрович часто ночевал на работе, устроившись на кожаном диванчике. Он не любил бывать дома один. Многое там напоминало ему о счастливом времени — когда с ним жила белокурая девочка с самыми сладкими губками на свете. Домой он отправлял себя каждый раз насильно, теша себя многообещающими поездками в метро.