Михаил Черненок - Брызги шампанского Страница 26

– Поинтересовался, – после затяжного молчания мрачно ответил Крупенин. – Вован объяснил, что договорился о встрече там с мужиком, которому предназначались деньги.

– Значит, он заранее спланировал вместо денег рассчитаться пулей?

– Может быть, и так, но, возможно, и с каким-то Андрюхой хотел учинить разборку.

– С братом Лизы?

– Не знаю. Просто Вован часто упоминал это имя.

– В каком смысле?

– Вроде бы на армейской службе они дружили, а потом врагами стали. Надо, мол, с Андрюхой круто поговорить, чтобы не задирал нос.

– А о Богдане Куделькине Гусянов не заводил разговоров?

– Это фермер?

– Да.

– О нем Вован говорил в таверне с подсевшими к нашему столу мужиками. Но выяснять отношения с ним вроде бы не собирался. В основном убеждал мужиков, что фермер вот-вот разорится. Если, мол, они перекинутся со своей землей к нему, то скоро станут босяками и пойдут с котомками по миру.

Других, заслуживающих внимания сведений ни Бирюков, ни Таран от Крупенина не получили. Чувствовалось, что он знает намного больше рассказанного, однако старается всячески выгородить себя из неприятной истории и свалить всю вину на Гусянова.

Таран вызвал из изолятора конвойного. В ожидании, пока тот придет, сказал:

– Везучий ты, Гена. В прошлом году пуля, сразившая Падунского, тебе лишь щеку подпортила. В этот раз неведомый стрелок пожалел. Только пальчики отсек, чтобы ты больше не ввязывался в авантюрные дела.

– Пожалел волк кобылу… – Крупенин болезненно скривил лицо. – Какая теперь жизнь будет с культей? Лучше бы он, гад, замочил меня вместе с Вованом.

– Напрасно горячишься. По словам известного поэта, в этой жизни умереть нетрудно, сделать жизнь значительно трудней…

Крупенин покосился на скрипнувшую дверь. Увидев пришедшего за ним сержанта-конвоира, он с явным облегчением поднялся и, придерживая здоровой рукой прижатую к груди забинтованную, молча вышел из следственной комнаты.

Глава XVI

Дом, в котором жил Гусянов, Слава Голубев отыскал быстро. Серая многоэтажка старой постройки с большими светлыми окнами находилась в десяти минутах ходьбы от Управления уголовного розыска. Во дворе вдоль дома вытянулся сплошной ряд кирпичных гаражей. На скамейке у подъезда, где находилась квартира Гусянова, две пожилые женщины, приглядывая за играющими в песочнице под «грибком» детьми, неторопливо судачили о пенсионных проблемах. Подсев к ним, Слава активно включился в беседу на злободневную тему. Поддержав мнение женщин о том, что многомесячные задержки пенсий – дело никуда негодное и что за такое безобразие давно надо заменить беспомощное правительство, он повернул разговор в сторону своего интереса. Обе пенсионерки по-соседски знали Гусянова, однако, кроме того, что Володя – парень холостой, материально очень состоятельный и в общении с соседями безобидный, ничего сказать не могли. На вопрос Голубева – кто о нем может рассказать подробнее? – женщины посоветовали обратиться к Володиной соседке Нине Николаевне, которая второй год у него вроде домработницы и поварихи.

В соседней с гусяновской квартире на продолжительные звонки никто не отозвался. Огорченно вздохнув, Слава посмотрел на обитую коричневым дерматином дверь Гусянова и, не рассчитывая на успех, нажал кнопку электрозвонка. За дверью прозвучала напевная мелодия. Через несколько секунд неожиданно щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину запорной цепочки. Невысокая лет семидесяти старушка в очках, уставясь на Голубева взглядом строгой учительницы, спросила:

– Что нужно, молодой человек?

– Вы, кажется, Нина Николаевна, – наугад выпалил Слава.

– Да, я Нина Николаевна.

– Вот вы и нужны, – Слава развернул корочки служебного удостоверения. – Уделите, пожалуйста, мне с полчасика для беседы.

Старушка внимательно прочитала удостоверение, дважды сверила фотокарточку с оригиналом и только после этого сняла цепочку.

– Проходите, Вячеслав Дмитриевич, – сказала она. – Чем же, позвольте спросить, заинтересовала вас старая пенсионерка?

– Откровенно сказать, меня интересует Владимир Семенович Гусянов, – ответил Голубев.

– С Володей случилась какая-то беда?

– Убили его.

– Во-о-он оно что… – нараспев проговорила Нина Николаевна. – Теперь понятно, почему Семен Максимович умчался отсюда, словно на пожар. – И сразу предложила: – Пройдемте в комнату, присядем.

Просторная, обставленная роскошной импортной мебелью и японской видеоаппаратурой комната с паркетным полом, куда следом за старушкой прошел Слава, походила на уютный зал для приема гостей. На стенах с модными обоями висели красочные миниатюры в бронзовых рамочках. Среди них заметно выделялась увеличенная цветная фотография улыбающейся Лизы Удалой, запечатленной «Кодаком», как догадался Голубев, на резном крыльце таверны в Раздольном.

Усадив Голубева в кожаное кресло, сама Нина Николаевна присела на мягкий стул с фигурной спинкой и заинтересованно спросила:

– Как же это случилось с Володей?

– По неосторожности, на охоте, – слукавил Слава.

На лице старушки мелькнуло недоумение:

– Володя, по-моему, не охотничал. Точнее сказать, никогда не слышала, чтобы он говорил об охоте.

– Давно его знаете?

– С той поры, как поселился здесь. Раньше в этой квартире жили обеспеченные пенсионеры. Однако с обвалом экономики нужда заставила их продать городское жилье и уехать в деревню, где худо-бедно можно прокормиться подсобным хозяйством. Мне тоже не миновать бы этого, но Гусяновы выручили. Стали ежемесячно платить по пятьсот тысяч за то, что кухарничаю, убираю квартиру да обстирываю Володю. Пенсия у меня ничтожная, всего-то двести семьдесят тысяч. Большая часть уходит на квартплату, электричество да газ. На пропитание остаются сущие крохи… – Нина Николаевна тяжело вздохнула. – До шестидесяти двух лет преподавала в начальных классах школы. Трудового стажа – больше, чем надо. На пенсию ушла в восемьдесят девятом году. Установили мне пособие в сто тридцать два рубля. В то время на такие деньги можно было нормально жить. А как пересчет сделали по-новому, оказалась я за чертой бедности. Что творится в пенсионном обеспечении, никто объяснить не может.

– Теперь многие пенсионеры находятся за чертой нормальной жизни, – посочувствовал Голубев и тут же спросил: – Кто из Гусяновых хозяин квартиры, отец или сын?

– Покупал ее Семен Максимович, а документы оформлены на Володю. Он и проживал здесь по-холостяцки.

– Мирно жил?

– Особо не безобразничал.

– А не «особо»?..

– Характер у Володи был бесшабашный. Портило его, на мой, учительский, взгляд, плохое воспитание, – после некоторого раздумья ответила старушка и сразу добавила: – Точнее сказать, парень вообще был невоспитан.

– В чем это проявлялось?

– Буквально во всем. В показной грубости, необязательности, жаргонном языке и во многом другом.

– Примеры из его поведения можете привести?

– Сколько угодно. Володя никогда не знал, где и какие вещи его гардероба лежат. Без меня, будто слепой котенок, он не мог найти не только, скажем, чистые носки или носовой платок, но и переворачивал в платяном шкафу все белье, отыскивая, допустим, рубашку, которая висела на плечиках перед глазами. Разувался всегда впопыхах и оставлял обувь посреди прихожей. Что-то пообещав, часто тут же забывал об обещанном. Любил вкусно и много поесть, но не имел привычки даже кофейную чашку за собой ополоснуть. Каждый вечер или утром приходилось перемывать за ним ворох посуды. Словом, вел себя, будто малолетний ребенок. От моих нравоучений отмахивался словно от назойливой мухи и заявлял, что теперь полная свобода и каждый может жить, как ему заблагорассудится.

– Выпивал часто?

– Периодически, по настроению. Бывало, неделями ни капли спиртного в рот не брал. Потом вдруг приводил легкомысленных девиц и угощал их дорогим вином до такой степени, что те, безобразницы, раздевались почти донага. Тут он включал негромко магнитофон и заставлял подружек танцевать под мелодию танго «Брызги шампанского». Сам в этих оргиях не участвовал. Развалившись в кресле, наблюдал за вихляющимися танцовщицами, словно за цирковым представлением. В ответ на мои упреки горько вздыхал: «Скучно, Николавна». К одиннадцати часам музыка утихала, и Володя выпроваживал веселую компанию.

– На ночь не оставлял?

– Ни разу этого не замечала. По-моему, он был равнодушен к девушкам, кроме своей невесты.

– Кто его избранница?

Нина Николаевна показала на фотографию Лизы:

– Вон та улыбающаяся блондинка.

– Она здесь бывала?

– Никогда ее не видела, но слышала о ней от Володи чуть не каждый день.

– Что он рассказывал?

– Будто жить без нее не может и любой ценой добьется, чтобы вышла за него замуж.

– А друзья часто заглядывали сюда в гости?