Данил Корецкий - Принцип каратэ Страница 26

Вот такое примерно послание вручил следователь Зайцев обвиняемой Марине Вершиковой. И сразу объясняется подъем ее настроения, изменение поведения и резкая смена занимаемой позиции!

Но про лучшего адвоката, про «легкую» статью и скорый выход на свободу она таким путем узнать не могла... Разве что еще до ареста получила соответствующий инструктаж и, убедившись — события развиваются по плану, — сделала необходимые выводы.

Первый раз за годы следственной работы я ощутил дурацкое чувство подвешенной на ниточках марионетки. Рывок — и дернулась рука, второй — согнулась нога, третий — двинулась другая...

Все обстоятельства дела соответствовали доводам адвоката, и я уже готов был сделать шаг, которого с нетерпением ожидали Марочникова, Вершикова и, конечно, сам Золотов. Изменение меры пресечения и статьи обвинения подтвердили бы всемогущество Золотова и укрепили его авторитет в компании себе подобных на многие годы вперед. И если бы ему вздумалось намекнуть или прямо сказать, мол, следователь сделал это не за красивые глаза, никто бы не усомнился, что так оно и есть.

Вот мерзавец!

Я буквально ворвался в свой кабинет.

— Никто не звонил?

Петр чинно вытащил из-под стекла сложенный пополам листок.

— Несколько раз вас спрашивал Пшеничкин. Просил с ним связаться...

Он-то мне и нужен!

— И из прокуратуры области: их следственный отдел забирает дело по молкомбинату, сказали не затягивать с передачей.

Вот это подарок! Я немедленно отпечатал препроводительное письмо и отнес дело в канцелярию на отправку, после чего звонил Пшеничкину уже в спокойном состоянии.

— Вы приняли решение по моему ходатайству? — спросил он после обычного обмена приветствиями.

— Да. Ходатайство отклонено.

— Отклонено? — В голосе адвоката слышалось неподдельное удивление. — По какой причине?

— Находясь на свободе, Вершикова может помешать установлению истины по делу.

— А разве она не установлена? — очевидно, от растерянности «подставился» Пшеничкин, и я с удовольствием врезал его же оружием:

— Истину по уголовному делу устанавливает вступивший в законную силу приговор суда. Следствие потому и называется предварительным, что только проверяет различные версии. На сегодняшний день мне еще есть что проверять...

Телефон несколько секунд помолчал.

— Спасибо за разъяснение, — ядовито проговорил адвокат. — Вы научили меня очень важным вещам, о которых я и понятия не имел.

— Рад быть вам полезным.

Дав себе маленькую разрядку, я с удовлетворением опустил трубку на рычаг. Мальчишество.

Достал план расследования по делу Вершиковой, написал название новой версии — «Инсценировка», набросал перечень дополнительных мероприятий. Затем стал внимательно вчитываться в акт судебно-медицинской экспертизы трупа потерпевшего.

Надо сказать, что описательная часть этого документа не для слабонервных. Подробная фиксация процесса исследования: как вскрывалась грудная полость, какого цвета и вида были внутренние органы, как именно извлекался, осматривался, рассекался и изучался внутри каждый из них, затем вскрытие брюшной полости, черепа... Я буквально насильно заставлял себя продираться сквозь бесконечные «...темно-красного цвета, плотной консистенции...», «...мягкие, коричневые, без патологических изменений...», «...при разделении хрящевой гортани...».

Несколько раз начинало казаться, что от листов заключения исходит тяжелый дух, сопутствующий вскрытию, я отрывался и смотрел в окно, пережидая ощущение возникающей дурноты, причем старался делать это незаметно, чтобы не привлечь внимания старательно подшивающего дело Петра.

Самое противоестественное на свете — копаться во внутренностях себе подобного, и, хотя проявлять чувствительность у профессионалов не принято, к этому не привыкают. Попадаются, правда, толстокожие особи с атрофированными эмоциями, насмехающиеся над «сентиментальными слабаками», проявляющими нормальную человеческую реакцию.

Однажды, когда я выгнал некоего весельчака, рассказывающего анекдоты в квартире, где сорок минут назад произошло убийство, он обозвал меня и Сашу Крылова, пошептавшего ему на ухо подходящие случаю слова, именно так — сентиментальными слабаками. А через год бросил напарника в критической ситуации и убежал, дав уйти опасному преступнику, задерживал которого впоследствии Крылов, а привлекал к ответственности я. Напарник выжил, набил подлецу морду, но тому как с гуся вода, отлежался и устроился на кладбище землекопом, по слухам — вполне доволен своим гнусным существованием.

К чему это я? Почему мысли побежали по извилинкам старых воспоминаний? Ах да, понятно, подсознательное самооправдание: я же скрываю свою «слабость» от Петра, хотя прекрасно понимаю, что стесняться нечего...

Заставил себя вернуться к акту:

«...Края раны тупые, направление канала перпендикулярно передней стенке грудной клетки, в непарной грудной кости щелевидное отверстие размерами семнадцать на три миллиметра...»

Все-таки дочитал до конца, еще раз пробежал выводы. Зацепиться вроде не за что... Ладно, обратимся к специалистам. Я набрал номер Бюро судебно-медицинской экспертизы и вызвал на допрос производившего вскрытие врача — эксперта Кобульяна.

— Задание выполнено! — солидно доложил Петр, демонстрируя прилично, для первого раза, подшитые дела, стопку заполненных статкарточек и изрядно запущенную книгу учета следственных дел, в которой он сумел навести относительный порядок.

— Молодец! Избавил от нудной работы, высвободил мне, считай, полдня.

Он постарался сдержать довольную улыбку.

— Почему у каждого следователя нет секретаря?

— Спроси чего попроще. Штаты, фонды... Экономим тысячу, тратим две!

— А можно посмотреть акт вскрытия?

— Если есть желание...

Я продолжал заниматься планом версии «Инсценировка», изредка поглядывая на практиканта. Ни отвращения, ни брезгливости: спокойно, не торопясь, прочел все подряд, невозмутимо отложил прошитые скобкой листы.

— Что скажешь? — поинтересовался я.

— Насчет чего?

— Да нет, это я так...

Избытком впечатлительности Петр явно не страдал.

Около четырех появился утомленный, но заметно довольный Валек.

— Информации полный вагон! — выстрелил он прямо с порога. — Выбил все характеристики, выписал на завтра повестки Марочниковой, двум продавщицам из «Фиалки» и сменщице Вершиковой. На разное время, с интервалом, как полагается.

Он извлек из картонной, с тесемочками, папки от руки написанные характеристики.

Петр хмурился, явно не одобряя такой поспешности, принижающей, по его мнению, результаты проделанной работы.

— Значит, дело было так, — продолжил Валек, устало откинувшись на спинку стула. — Вначале пошел в пароходство, у них бумага уже готова, собирались отправлять. Потом в «Фиалку», Марочниковой нет — то ли заболела, то ли отгул, не поймешь. Иду к директору, солидная дама, важная, сейчас, говорит, напишу, все руки не доходили.

Я, пока суд да дело, с девчонками поговорил, кое-что интересное разузнал.

Валек замолчал, я подумал — интригует, нет, переводил дух, видно, спешил с новостями, запыхался.

— Марочникова, оказывается, в пароходство устраивалась, на загранлинии. Италия, Франция, Турция, валюта, импортные дефициты. А магазин — временное пристанище. Девчонкам, конечно, завидно да обидно, злорадствуют: что-то долго собираешься, она объясняет: дело непростое, все время анкеты заполняю и автобиографии пишу, уже скоро... В общем, недолюбливают ее, и она особняком, ни с кем близко не сходится, так что вряд ли девчонки будут ценными свидетельницами. — Валек опять перевел дух, заговорил медленней: — Получил бумагу — и в горкоммунхоз. Характеристика готова, только без печати, пошел к секретарше, она пока оттискивала, все выпытывала: зачем, почему, да Валерий Федорович такой интеллигентный да солидный, а уж авторитетный! — и почему им интересуются, сколько шпаны, пьяни, у нее сосед — тунеядец, так их не трогают, а порядочного человека таскают... — Валек улыбнулся. — Собрался уходить, а в приемную вкатывается жирняк с бульдожьей физиономией — он и есть Золотов! Узнал, кто я, посмотрел свысока и важно так говорит: «Зайцеву Юрию Владимировичу физкульт-привет, я к нему загляну на днях, вопросик один решить нужно, а может, прямо к прокурору пойду...» Видно, на публику работал, для секретарши старался — раззвонит по всему учреждению, что он со следователем и прокурором на короткой ноге и дела у них общие.

— Ушлый гусь! — подал реплику Петр.

— А в парикмахерском салоне вообще комедия, — продолжал Валек. — Захожу к заведующей, представляюсь откуда, она услышала «прокуратура» и говорит: «Наверху комиссия, сейчас вернусь». Десять минут, двадцать, сорок — пропала. Только девчонки в кабинет заглядывают, шушукаются, бегают туда-сюда...