Деон Мейер - Семь дней Страница 26

— Не очень.

— Сколько?

— Зависит от типа. Если шумоподавитель… как сказать… навинчивается, то где-то тысячу восемьсот — две тысячи рандов.

— А что, они бывают разные?

— В основном встречается два типа. Те, которые привинчиваются… наствольные… их больше любят охотники. И интегральные… Такими пользуются армейские снайперы. Потому что такие глушители не удлиняют ствол. И не так… забыл слово… снижают меткость.

— А наши оружейные мастера умеют изготавливать глушители обоих видов?

— Их надо спрашивать. Некоторые делают и такие, и такие.

— Зачем глушитель охотнику?

Странные глаза де Виллирса не переставали моргать.

— Заказники… Туда едут туристы, и в то же время там охотятся. Владельцы заказников не хотят, чтобы шум от выстрелов слышали туристы. А охотникам хочется подстрелить больше дичи. Если охотитесь на газелей в Кару и газели слышат выстрел, они все убегают. Если стреляете с глушителем, стадо дольше остается на месте. И можно убить больше.

— Не люблю, когда убивают животных, — нерешительно заметила Мбали.

Гил де Виллирс пожал плечами.

— В Кейптауне много оружейных мастеров?

— Нет. В Виллирсдорпе есть один.

— У вас есть его адрес или телефон?

— Все в журнале «Вилд эн Яг».

— У вас есть этот журнал?

— Да, в моем кабинете. Я дам вам все номера.

— Спасибо. Вы сказали, что шумоподавители ввозят из Финляндии?

— Да.

— И их покупают некоторые охотники?

— Возможно.

— Оборот ввозимых шумоподавителей как-то учитывается?

— Да. Они проходят таможню. Все, что… как сказать… считается огнестрельным оружием или деталью огнестрельного оружия, должно подвергаться досмотру. Вот почему с ними столько мороки.

— Для того чтобы пользоваться глушителем, изготовленным здесь, нужно получать лицензию?

— Нет.

Мбали все записала и спросила:

— Насколько все-таки такое устройство подавляет шум выстрела?

— Все зависит от винтовки.

— Насколько тихим получается выстрел? Если я стреляю из машины, стоящей на улице, на каком расстоянии будет слышен выстрел?

— При хорошем шумоподавителе выстрел будет очень тихим. — Де Виллирс резко хлопнул в ладоши. — Примерно вот таким. Тише на восемьдесят пять процентов.

Мбали кивнула и сказала:

— Ясно. Так дадите мне его адрес?

Де Виллирс зашагал к двери. Потом остановился и посмотрел на нее. Глаза его закрылись, как будто он впал в глубокое раздумье.

— Можно соорудить шумоподавитель и самостоятельно!

— Вот как?

— Вам всего-то нужно создать пространство для того, чтобы газы… Как сказать? — Подумав, он подобрал другие слова. — Понадобятся металлическая трубка, несколько резиновых… дисков и шайб. И кое-что другое. Все, что нужно, продается в обычном хозяйственном магазине. В Интернете есть схемы… Если угодно, глушитель получится даже из куска пластиковой трубки и губки…

— Ох, нет! — вздохнула Мбали.

Де Виллирс открыл глаза.

Они с Алексой молча доехали до казино «Гранд-Уэст» в Гудвуде.

Грисселу казалось, что теперь он лучше понимает Слут. Габби Виллетте описала ее как любительницу «отгораживаться», которая стремилась доказать, что она из другого теста, не чета всяким там секретаршам, личным помощницам. Потом Алекса рассказала ему о певичке, страдавшей нарциссизмом, которая не обращала внимания на тех, кого считала ниже себя.

И Габби, и Алекса говорили о честолюбивых женщинах, готовых на все ради известности и продвижения по службе.

И еще Анни де Вал: «Девочка увеличила себе грудь. Думаю, она давно мечтала о такой операции и осталась очень довольна результатом. Ей нравилось, как она выглядит и как себя ощущает».

Все это означало, что студийные снимки не обладали никаким тайным смыслом. Они не имели отношения к ее убийству. Ханнеке Слут отличалась самодовольством, ей не терпелось похвастаться всеми своими дарованиями. Алекса назвала ее фотографии «памятником». Де Вал говорила о чем-то «более осязаемом».

Значит, кроме «коммунистов», других зацепок у них нет.

А с коммунистами тоже ничего не понятно.

Жизнь — штука непростая.

Гриссел достал из кармана мобильник, позвонил Купидону.

— Вон, я опаздываю. Мне придется вначале повидаться с полковником. Ты не можешь позвонить Роху и перенести встречу на половину одиннадцатого?

— Ты что-нибудь нашел?

— Неприятности, — ответил Гриссел. — Одни неприятности!

Он отключился.

— Ты никогда не рассказывал мне о своей работе, — сказала Алекса.

Он не знал, что ответить. Она все равно не поймет. Всю жизнь он стремился защитить своих близких, оградить их от зла. Док Баркхёйзен не поддерживал его в этом: «Бенни, перестаньте интернализировать. Делитесь ощущениями!» Но как раз делиться ему и не хотелось. Он стремился, наоборот, развести два мира. Ему требовалось место, не зараженное злом.

— Сегодня я не буду пить, — сказала Алекса. — Но вечером ты должен приехать и рассказать мне. О том… как у тебя идут дела.

— Алекса, это трудно…

— Труднее, чем не пить?

— Нет, — ответил Бенни.

Когда они въехали в ворота казино, Алекса набрала номер Эллы.

— Мы приехали. Будет лучше, если ты подойдешь и заберешь меня из машины, иначе мой детектив решит, что я собираюсь сбежать.

Гриссел увидел, что руки у нее дрожат. Ее битва вступала в решающую фазу.

Она показала, куда ему нужно поехать, где следует остановиться.

Из здания трусцой выбежала молодая женщина. Бенни узнал ее. Именно она в субботу вечером приняла его за актера Пола Эйлерса. Еще до того, как он опозорил себя и Алексу…

Она подошла к его дверце, и он опустил стекло.

— О! — воскликнула она. — Так, значит, это вы — детектив!

Гриссел пожал ей руку и ответил:

— Да.

— Не волнуйтесь, Пол Эйлерс. Я справлюсь, — довольно уверенно заявила новая знакомая.

— Вы записали мой телефон?

— Я крепкий орешек, — улыбнулась Элла. — В звонке не будет необходимости.

— Эй, а про меня вы не забыли? — вмешалась Алекса.

21

Полковник Зола Ньяти по кличке Жираф с мрачным видом читал список директоров «Ингцебо ресорсиз лимитед». Потом он встал и сказал:

— По-моему, мы должны поговорить с бригадиром.

Гриссел следом за ним вошел в кабинет Мусада Мани.

Бригадир как раз проводил совещание с четырьмя руководителями подразделений. Ньяти сказал:

— Примите наши извинения, но нам нужно с вами поговорить.

— Господа, если не возражаете… — обратился Мани к остальным. Те встали и направились к выходу, с любопытством поглядывая на Гриссела.

Ньяти и Гриссел сели. Полковник дождался, пока закроется дверь, и подтолкнул к Мани записную книжку Гриссела:

— Сделка, которую готовила Ханнеке Слут… относится к программе РЭВЧ.

— Понятно, — ответил Мани и тоже помрачнел. Политика, а значит, ничего хорошего…

— Вот список директоров компании. Бывший член кабинета министров в правительстве АНК, два премьер-министра провинций. Насчет этих троих я не уверен… Зато тот, кто стоит под номером семь, может причинить нам кучу неприятностей.

— А. Т. Масондо, — прочел Мани. — Я его не знаю.

— В конце девяностых он входил в Центральный комитет компартии.

Когда до Мани дошло, по его каменному лицу пробежала тень.

— Вот он — наш коммунист!

— Вот именно… Мало того, он входил в состав второго правительства Мбеки. Если я не ошибаюсь, был замминистра горной промышленности.

Гриссел заметил, как переглянулись два его начальника, и заподозрил неладное.

— Бригадир, — заговорил он, — по словам начальника Слут, сделка совершенно законная. Она подробно освещалась в прессе — похоже, участникам нечего скрывать. А уж каких-то коммунистов, которые якобы за всем стоят, Слут вообще не знала.

— Не знала?

— Если и была с ними знакома, то шапочно. По словам ее босса, они, возможно, и встречались на каком-нибудь совещании, но потом не общались.

— Надо будет все как следует проверить.

Гриссел кивнул.

— Бригадир, но сама сделка… Люди занимают деньги, чтобы выкупить пятнадцать процентов компании, но без риска… Я не до конца все понимаю… Придется подключать Скелета.

— Да, — сказал Мани. — Хорошо. — Он посмотрел на полковника. — Ты поговоришь со Скелетом?