Сергей Высоцкий - В интересах следствия Страница 27

— Отзынь! Не маячь!

Фризе отступил от окна, наткнулся на диван и сел. Почувствовал, как у него дрожат мышцы ног. Дрожат мелкой, противной дрожью. Он принялся растирать их, но дрожь не унималась. От мысли, что трясучка не кончится никогда, его охватила паника. «Да что же это такое! — со злостью подумал сыщик. — С испуга? Неужели струсил? Запоздалая реакция на высоту?»

— Васенька, это тот мужичок? Питерский? — спросила Люська. — Про которого ты рассказывал?

— Ври больше, — проворчал бомж. — Чего я тебе рассказывал?

«Тоже мне Васенька», — подумал Фризе. Ласковое обращение никак не соответствовало облику бомжа, опустившегося и грубого.

— Ноженьки свело? — Девушка села рядом с Владимиром, наблюдая, как он растирает мышцы. — Лесенка наша — будь-будь! Я первый раз на нее выбралась и застряла. Ни вверх, ни вниз. Стою и реву.

Она отодвинула руки Владимира и принялась легко и ласково гладить ему ноги маленькими ладошками. Не массировать, а гладить. Фризе почувствовал, как тепло постепенно распространяется по его телу.

— Люська, — предупредил Генерал. — Не залезь куда не надо!

— На чердаке шмон? — спросила Люся, и, словно назло Генералу, ее ладошка скользнула с бедра в сторону. — Ой! Какие мы чувствительные! — шепнула она.

Фризе осторожно отодвинул маленькие ладони. Вскочил с дивана. И с удовольствием ощутил, что ни один мускул у него уже не дрожит.

— Как рукой сняло, — сказал он ласково, проникаясь теплым чувством к девушке. — Спасибо, Люсенда.

— Она у нас экстрасекс, — похвалил Генерал и добавил озабоченно: — Как бы Колизея не замочили.

— Что там у вас случилось, окаянные? — Люся тоже поднялась с дивана и сделала несколько шагов в сторону окна. Стоя за портьерой, заглянула вниз. — Скажешь ты, наконец, бомж проклятый? Кто на вас насыпался? Менты или Карабас Барабас с бойцами?

— Кабы знать!

— Дедушку на чердаке одного оставили?

— Да он быстрее нас слинял!

— По лесенке?

— По лесенке.

Люся все еще пряталась за портьерой, и Владимир наконец разглядел ее получше. Стройная — женщины постарше называют таких уничижительно «кожа да кости», — невысокая, не больше метра шестидесяти, большеглазая блондинка с коротко стриженными волосами. Девочка-подросток из седьмого или восьмого класса. Вот только ее грудь показалась Фризе на фоне рассеянного желтого света, проникающего в окно с улицы, вполне развитой. Какие уж тут «прыщики»…

— Жаль, не знал дедушка про мое окошко, — огорченно сказала Люся. — Да, может, пронесло? Успел смыться.

— Если на ментов напоролся — тоже мало хорошего. Он сегодня не пустой.

— Ох ты! Вот так фиговина! — Люся отошла от окна и встала возле Генерала, развалившегося на незастеленной кровати. — Вот так фиговина!

— Ладно. Чем болтать, прошвырнулась бы вниз. Понюхала, что и как.

— Еще! Менты меня знают. Прихватят. А если бандюги?

— Испугалась! Ну поставят градусник. Ты это любишь.

— Дурак, двинутый! — Люся вспыхнула. — Сволочь!

— Ладно, ладно, генеральских шуток не понимаешь.

— Да-а! Хороши шутки. А сам… — Она не договорила.

Бомж привстал с постели и притянул девушку к себе:

— Чего болтать?! Чайку бы сварганила.

Наверное, Генерал сделал Люсе больно, потому что она вскрикнула и отскочила от кровати.

— Ладно. Сейчас сварю. Лейла опять развоняется, что по ночам на кухне гремлю.

— А ты не греми. Ходи на цирлах! На цирлах!

Люся ушла.

— Азеры полквартиры снимают, — сказал Генерал. — С Черемушкинского рынка. А Лейла ихняя — натуральная ведьма. Люське шагу ступить не дает.

— Если Николай опять в ментовку попал, хорошего мало, — пустил пробный шар Фризе. Он надеялся, что бомж разоткровенничается и объяснит, что означает фраза: «Он сегодня не пустой». Но Генерал лишь вздохнул.

Хозяйка принесла небольшой эмалированный чайник. Всыпала прямо в него большую горсть заварки. Потом долго возилась у буфета, перебирая стаканы и чашки. «Что она там видит в темноте? — подумал Фризе. — Проверяет на ощупь, мытая ли посуда? Нет бы свет зажечь!»

— Люська, «красноты» не приберегла на трудный день? — поинтересовался Генерал.

— Ты ж чаю просил!

— Как-то оно так…

— Уже достала, — смилостивилась девушка. — Знаю тебя как облупленного. Ты, Володечка, красное не пьешь? — обратилась она к Фризе.

В ее тоне, в том, как был задан вопрос, заключался намек, какое-то скрытое предупреждение.

— Сегодня не могу. Печень разболелась.

— Вот насмешил! — вмешался Генерал. — Печень разболелась. Да у меня все болит. Даже дыхалка. А выпью — полегчает. Ну-ну, не хочешь — не пей. Мне больше достанется. А ты чего ждешь? — обратился он к Люсе. — Налей ему чаю — и в постель. Счас я тебя разогрею.

ЛЮСЕНДА

Фризе проснулся, почувствовал, что кто-то пытается снять с него пиджак. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел перед собой миловидное полудетское лицо.

— Проснулся? — шепнула Люся. — Подымись чуток. Без одежды лучше выспишься.

Владимир послушно выполнил все ее требования и почувствовал небывалое облегчение, оказавшись раздетым до пояса. Но Люся не собиралась на этом останавливаться. Начала расстегивать ремень на брюках.

— Стоп. — Он осторожно отстранил ее маленькую руку и покосился на кровать.

Генерал сладко сопел на ней в полной парадной форме. Даже исчезнувшая на время красная каскетка «Труссарди» венчала опять плешивую голову.

— В отключке, — заметив взгляд Владимира, сообщила Люся. — Я Васеньке в вино снотворного натолкала.

В густой предрассветной мгле девушка напомнила Фризе привидение. А может быть, добрую фею?

— Откуда у тебя снотворное?

— А… — беспечно отозвалась Люся. — Я на городской свалке подрабатываю. Там всего навалом. Таблеток старых! Ух!

— Твой Васенька может от старых таблеток и сандалии откинуть.

— Когда-нибудь все равно умрет. Он больной. Старенький.

— Не такой уж и старенький.

— Что ты! Сорок лет!

Она попыталась вырвать руку, но Фризе держал ее крепко.

— Зачем связалась со стариком? Нашла бы помоложе. — Он был до крайности удивлен, что Василию всего сорок. А выглядел действительно стариком.

— Он меня не бьет, — доложила Люся с гордостью. — А потом вот это. — Девушка все-таки вырвала руку из его ладони и, расстегнув французскую булавку на кармашке халата, достала какую-то бумажку. Бережно развернула и помахала перед лицом Владимира. Он узнал стодолларовую купюру. Люся вернула деньги в кармашек и тщательно зашпилила его.

— Богатый у тебя друг! — сказал Фризе с восхищением. — Это что ж? Лужков бомжам такие бабки выдает?

— Скажешь! Такая халява подвернулась.

— Ну и держись за него, красавица.

— Да ты не думай — я сейчас с ним не живу. Всякий раз таблеток в «красноту» толку. А потом рассказываю, как мы здорово с ним трахались. Как он…

Фризе не дал ей продолжить. Осторожно прикрыл рот ладонью. Остановив поток откровений, не удержался, спросил:

— Верит?

— Не знаю. Может, верит, может, нет. Но ему нравится, как я рассказываю. Бывает, что повторить просит. — Теперь она сама взяла ладонь Владимира и, приложив к губам, поцеловала. — Ты знаешь, зачем они тебя в компанию взяли?

— Решили питерца пригреть?

— Держи карман шире! Хотят вместе с тобой в Питер смыться. У них там дело намечается. Этих, — Люся похлопала себя по зашпиленному карману, — у них навалом. А в Москве и бакса не разменяешь. Все у ментов под колпаком. И крутые лютуют.

— А в Питере их с оркестром встретят?

— Ну… В Питере ты поможешь. У них план — приоденут тебя и пустят по обменным пунктам.

— Чудаки.

— Только, знаешь, мил друг, поберегись. Потом они тебя замочат. — Девушка сообщила ему эту новость таким спокойным, обыденным голосом, что у Владимира мурашки по спине пробежали. — Свидетель-то им зачем?

— А тебя не замочат?

— Да в любую минуту могут. Жизнь такая. Но я мало знаю. Считают, что ничего. — Она попыталась изобразить загадочную улыбку, а получилось совсем по-детски: «А я знаю, где мама прячет от меня конфеты». — В Питере и ты услышишь кое-что.

— Что я в Питере забыл? Только что слинял оттуда.

— Уговорят. — Она вдруг задумалась. — Только одному Боженьке известно, как теперь дела пойдут. Если Колю Колизея замочили… Или менты его с бабками загребли…

— С баксами? — уточнил Фризе.

Но Люся не ответила. Распахнула халатик и крепко прижалась грудью к его груди.

— Ты и на бомжа-то не похож, Володенька.

Она стала гладить его щеку. Потом рука проворно скользнула вниз под одеяло.

— Люсенда! — Фризе опять перехватил ее руку и прижал к дивану. — Мы так не договаривались.

Его раздирали противоречия. Не хватало еще связаться с такой сыроежкой! Владимир предполагал, что девушке не больше пятнадцати. Вот только развитая грудь… Впрочем, все они, акселератки, такие. А эта к тому же подруга бомжа. Шугануть ее немедленно! Правда, сыроежка в призрачных отсветах мигающей рекламы, в распахнутом халатике, теплая, податливая, с мягкими пухлыми губами, казалась такой привлекательной… И похоже, могла о многом рассказать. Что ж, кинуться в омут?