Бернард Корнуэлл - Хаос ШАРПА Страница 29

— Верно, мне так рассказвали, некоторые приходят, сэр.

— Включая одну тоненькую крошку с рыжими волосами, которая до слёз хороша?

Харпер следил за канюком, кружащим над поросшими кустарником склонами холма, на вершине которого строился форт.

— Некоторым из нас нравится ходить в деревенскую церковь, сэр, — сказал он, упорно не желая говорить о рыжеволосой девчонке по имени Мария.

Шарп улыбнулся:

— И сколько же у нас набирается католиков?

— Я, сэр, Доннели, Картер, Мак-Нил… О, и Слеттер, конечно. Остальные идут прямой дорогой в ад.

— Слеттер? — удивился Шарп. — Но Фергус не католик.

— Да я и не говорю, что католик, сэр, но он ходит на мессу.

Шарп не смог сдержать смех:

— Хорошо, я разрешаю католикам пойти на мессу.

Харпер ухмыльнулся:

— Значит, к воскресенью все станут католиками.

— Это армия, — сказал Шарп. — и любой желающий измениться в лучшую сторону должен получить мое разрешение. Но вы можете взять на мессу четверых и вернуться к полудню. Если я обнаружу там кого-нибудь ещё, вам отвечать.

— Мне?

— Вы — сержант, не так ли?

— Но парни видят, что солдаты лейтенанта Висенте ходят в деревню, и не поймут, почему им нельзя.

— Они — португальцы, знают местные порядки. Мы — нет. Рано или поздно из-за девчонок произойдёт свара, которая действительно доведёт до слёз. Нам это ни к чему, Пат.

На самом деле проблемой были не женщины, хотя Шарп знал, что из-за них в любой момент мог бы начаться конфликт, если бы кто-нибудь из его стрелков напился. Истинной причиной его беспокойства была доступность выпивки. В деревне две таверны торговали бочковым дешёвым вином, и если половина его людей напьётся в стельку, боеспособность роты тоже уполовинится. Конечно, было искушение ослабить поводок, потому что положение, в которое попали стрелки, было весьма странным. Они не имели возможности соединиться с армией, не знали, что происходит и пребывали в вынужденном бездействии, поэтому Шарп старался побольше загрузить их работой. Вокруг форта наращивали дополнительные каменные редуты. Шарп нашёл в сарае инструменты и заставил стрелков расчищать тропу через лес и носить к сторожевой башне связки дров. Когда это было закончено, он организовал патрулирование окрестностей села, не для того, чтобы искать врага, а чтобы уставшие люди падали на закате и спали как убитые до самого рассвета. Каждый день на рассвете Шарп устраивал построение и накладывал взыскание за оторванную пуговицу или налёт ржавчины в винтовочном замке. Стрелки стонали, но неприятностей с деревенскими не было.

Бочки в деревенских тавернах не были единственной опасностью. Подвал виллы был полон как порто в бочках, так белого вина в бутылках, под которыми ломились стойки. Вилямсону удалось найти ключ, который, вероятно, был спрятан в кухонной фляге, и он вместе с Симсом и Гейтекером упились в зюзю превосходным вином Сэвиджей. Пьянка закончилась далеко за полночь метанием камней в ставни виллы.

Поскольку вся троица должна была заступить на пост под руководством Додда, человека надёжного, Шарп поговорил вначале с ним:

— Почему вы не доложили о них?

— Я не знал, где они были, сэр. — Додд смотрел в стену над головой Шарпа.

Конечно, он врал, но только из мужской солидарности. Шарп сам был таким, когда стоял в шеренге, и ничего другого он не ждал от Мэтью Додда, так же, как Додд не ожидал ничего, кроме наказания.

Шарп глянул на Харпера:

— Есть для него работа, сержант?

— Повар жаловался, что вся кухонная медь нуждается в хорошей чистке, сэр.

— Заставьте его попотеть, — сказал Шарп. — И никакой винной порции в течение недели (солдаты имели право на пинту рома в день, и в отсутствии спирта Шарп понемногу выдавал красное вино из бочки, которую он вынес из подвала виллы).

Симса и Гейтекера в полной выкладке он заставил спуститься, а потом подняться по дороге к вилле с ранцами, полными камней. Несчастных рвало до изнеможения, они мучились от жестокого похмелья, но бдительно присматривавший за ними Харпер пинками заставил вычистить рвоту с дороги собственными руками и продолжать идти.

Висенте договорился, чтобы деревенский каменщик заложил кипричом вход в винный погреб. А пока Додд начищал котлы с песком и уксусом, Шарп приказал Вильямсону следовать за ним и углубился в лес. Он почти ненавидел Вильямсона и испытывал желание выпороть его, но Шарпа самого когда-то пороли, и он не хотел применять подобное наказание. Вместо этого он нашёл полянку среди лавров и палашом процарапал на поросшей мхом земле две параллельные линии — один ярд длиной и на расстоянии один ярд друг от друга.

— Я не нравюсь вам, не так ли, Вильямсон?

Вильямсон молчал, не сводя красных опухших глаз с линий. Он понимал, для чего их нарисовали.

— Каковы три моих правила, Вильямсон?

Вильямсон избегал встретиться с Шарпом взглядом. Это был крупный мужчина с грубым лицом, обрамлённым длинными бакенбардами и испещрённым оспинами, со сломанным носом. Он попал в армию из Лестера, где его обвинили в краже двух подсвечников из церкви Святого Николая, и он завербовался, чтобы не стать висельником.

— Не воровать, не напиваться и хорошо драться, — сказал Вильямсон низким басом.

— Вы и вправду вор?

— Нет, сэр.

— Вы чёртов вор, Вилямсон. Именно поэтому вы находитесь в армии. И вы напились без разрешения. Хоть драться-то вы можете?

— Вы знаете, что могу, сэр.

Шарп расстегнул перевязь и позволил оружию свалиться наземь, потом снял кивер и мундир и бросил их следом.

— Скажите мне, почему я вам не нравлюсь, — потребовал он.

Вильямсон смотрел в сторону, на деревья.

— Давайте! — сказал Шарп. — Скажите, чёрт вас возьми! Я не собираюсь наказывать вас за то, что вы ответили на вопрос.

Вильямсон, старательно избегая смотреть ему в глаза, выпалил:

— Нас здесь не должно быть!

— Верно.

Вильямсон, не обращая внимания на реплику, продолжил:

— С тех пор, как умер капитан Мюррей, мы отступали самостоятельно. Нужно вернуться в батальон. Мы к нему приписаны. И вы никогда не были нашим офицером, сэр. Никогда!

— Теперь я — ваш офицер.

— Это не по правилам.

— Значит, вы хотите домой, в Англию?

— Там наш батальон, и я хочу быть с ним.

— Но здесь идёт война, Вильямсон. Проклятая война. И мы в ней застряли. Мы не просили, чтобы нас здесь оставили, мы не хотели оставаться, но мы — здесь. И мы остаемся.

Вильямсон бросил на Шарпа взгляд, полный негодования, но промолчал.

— Впрочем, вы можете отправиться домой, Вильямсон, — сказал Шарп, и мрачное лицо солдата слегка оживилось. — Для этого есть три пути. Первый — если из Англии придёт приказ о нашем возвращении. Второй — это если вас ранят настолько тяжело, что отошлют домой за негодностью к службе. И третий. Вы становитесь на линию и дерётесь со мной. Победите вы или проиграете, Вильямсон — я обещаю отослать вас домой как только смогу, первым же проклятым судном. Всё, что вы должны сделать — это драться со мной.

Шарп стал у своей линии. Он предлагал Вильямсону старый добрый уличный бой: соперники стоят друг против друга, касаясь носками линии, и месят друг друга кулаками до крови, до изнеможения.

— Деритесь со мной в полную силу, понятно? — сказал Шарп. — Никакой капитуляции после первого удара. Вы должны пустить мне кровь, чтобы доказать, что вы стараетесь. Врежьте мне в нос. Должно получиться.

Он ждал. Вильямсон облизнул губы.

— Давайте! — рыкнул Шарп. — Деритесь со мной!

— Вы — офицер, — сказал Вильямсон.

— Не сейчас. Никто не видит. Только вы и я, Вильямсон. Я ведь не нравлюсь вам. Я даю шанс врезать мне. И если у вас получится, к лету будете дома.

Он не знал, каким образом сможет сдержать обещание, да и не думал, что ему потребуется это делать. Все ещё помнили ту примечательную драку между Харпером и Шарпом, в которой они едва не убили друг друга, но Шарп всё же победил. В тот день стрелки кое-что уяснили для себя про своего офицера.

И Вильямсон не пожелал провторять пройденное.

— Я не буду драться с офицером, — заявил он с видом оскорблённого достоинства.

Шарп отвернулся, нарочито медленно подобрал с земли куртку.

— Тогда найдите сержанта Харпера и скажите, что примете то же наказание, что и Симс и Гейтекером. — Шарп резко повернулся и рявкнул. — Немедленно!

Вильямсон бросился бежать к вилле. Отказавшись от драки, он опозорил себя. Теперь его следовало остерегаться, но дело того стоило. Конечно, никто не узнает, что произошло на поляне в лесу, но люди почувствуют, что Вильямсон был посрамлён, это уменьшит его влияние в отряде. Шарп застегнул пряжку пояса и медленно пошёл к дому. Он волновался за своих людей, переживал, что потеряет их уважение, потому что не смог стать хорошим офицером. Шарп вспоминал Бласа Вивара и сожалел, что не умел, как испанский офицер, добиваться повиновения солдат одним словом, жестом, взглядом. Возможно, это приходит с опытом. По крайней мере, он не потерял ни одного человека. Они все были в строю, за исключением Тэрранта и тех немногих, кто в госпитале в Коимбре оправлялся от лихорадки.