Ральф Макинерни - Третье откровение Страница 29

— Каждый день приносят новую бутылку, — улыбнулся Аскью. — Итак, Фатима.

Епископ подтвердил, что в тот вечер, на приеме у Ганниболда, говорил с полной уверенностью.

— С априорной уверенностью. Ну как я мог поверить, что церковь солгала?

— Приблизительно то же вы и сказали.

— Теперь моя уверенность апостериорна. Я беседовал с кардиналом Пьячере, который работал в Конгрегации вероучения в то время, когда обнародовали тайну. Ничего не утаили.

— Кое-кого подобные заверения не убедили.

— Вы имеете в виду отца Трепанье? Братство Пия Девятого? На правом фланге такие же безумцы, как и на левом.

— А где находитесь вы?

— In medio stat virtus.[76]

— Кажется, то же самое написано на пачке «Пэлл-Мэлла»?

Аскью рассмеялся.

— Моя сестра курит «Пэлл-Мэлл». На самом деле на пачке было два латинских изречения. Per aspera ad astra, «через тернии к звездам». Это исчезло. Оставили другое: in hoc signo vinces. Вы можете себе представить? Оно относится к Константину и обращению империи в христианство. «Сим знаком победишь». Имеется в виду крест. Интересно, «Пэлл-Мэлл» экспортируют на Ближний Восток?

Аскью молча выслушал рассказ Нила о смерти Магуайра.

— Вы сами ничего такого не слышали?

— Как его убили?

— Ударили ножом в грудь.

Аскью покачал головой.

— Должны были бить в спину.

После встречи с епископом Нил спустился вниз и подошел к столику вахтера дома Святой Марфы.

— Донна, привет. Вы не могли бы передать отцу Брендану Кроу, что я хочу с ним встретиться.

— Могла бы, будь он здесь.

— Он на работе?

— Он в Соединенных Штатах.

III

«Она у меня с собой»

— Винсент, я снова вышла замуж! — воскликнула Зельда, когда Трэгер наконец дозвонился до нее.

— Поздравляю. Замечательная новость. Действительно? Трэгер сильно сомневался. Он придерживался достаточно консервативных взглядов и считал, что вдовы, если уж не бросились в погребальный костер супруга, должны прожить остаток дней в одиночестве, вдали от мирской суеты. Разумеется, совершенно неосуществимое требование, особенно в случае с Зельдой. Трэгер только недавно узнал, сколько денег она унаследовала после смерти Чака, и сперва у него даже мелькнула мысль, что покойный коллега превратил работу секретного агента в весьма прибыльное ремесло. Что ж, Чак не был первым. В кривом мире нет прямых линий. Но Зельда со смехом отмела это предположение.

— Ой, все это досталось мне от папы.

И вот она — привлекательная женщина, достойная пара, независимая в финансовом плане и откровенно одинокая, настолько, что Трэгеру частенько становилось не по себе, когда они оставались вдвоем. В каком-то смысле он с облегчением узнал, что Зельда устроила свою жизнь. Но почему она не прислала приглашение? Задыхаясь от восторга, Зельда рассказала про венчание в Риме, про отдых на Корфу.

— Я как раз в то время был в Риме.

— О, Винсент! Разумеется, церемония была самая скромная, но если бы я знала…

— Ты познакомилась с ним в Риме?

— Ну что ты, Винсент! Все произошло быстро, но не настолько. Я его знаю целую вечность. Это искусствовед, который составил каталог моей коллекции.

— И напортачил с твоим компьютером?

— Значит, помнишь.

Очевидно, Зельда не хотела, чтобы он решил, будто она выскочила замуж, повинуясь сиюминутному порыву, но, с другой стороны, ей хотелось ему показать, как все это невозможно романтично.

— Габриэль Фауст, — ответила она, когда Трэгер спросил, как зовут ее нового мужа. — Доктор Габриэль Фауст. Но что ты делал в Риме?

— Увы, ничего интересного. И чем занимается доктор Габриэль Фауст?

Зельда перешла на шепот.

— Пока ничего не решено, но есть вероятность, что он станет директором нового фонда, учрежденного Игнатием Ханнаном.

— Расскажи подробнее.

— Подробностей еще нет. — Она не повышала голос. — Быть может, ничего и не получится. Габриэль терпеть не может, когда его связывают по рукам и ногам.

Как же тесен мир! Теснее, чем могла представить Зельда. Фауст продал ей Делакруа, который на самом деле висел в музее в Цинциннати, как Трэгер выяснил через человека, с которым его свел Дортмунд. Затем он разыскал интернет-страничку Габриэля Фауста и мельком пробежал длинный перечень достижений и притязаний на величие. Вернувшись в начало, он долго смотрел на фотографию задумчивого искусствоведа. После чего снова обратился к Дортмунду.

— Как связаны подделка произведений искусства и убийства в Ватикане? — спросил тот.

— Да никак. Просто побочная линия.

Трэгер подумал было рассказать Дортмунду, как провели вдову его бывшего сотрудника, но затем решил — какого черта?! Зельде картина понравилась, и копия действительно мало чем уступала оригиналу. Трэгер разрабатывал побочную линию — косвенно, обратившись к старым знакомым, которые согласились оказать ему любезность в память о прошлом. Так он узнал о связи Фауста с Инагаки. И на том все бы и закончилось, если бы Зельда не оглушила его известием о замужестве с этим малоизвестным искусствоведом. Уже одно это было плохо, но когда она упомянула о том, что Ханнан, возможно, предложит Фаусту возглавить новый фонд, Трэгер понял, что теперь ответил бы на вопрос Дортмунда иначе. Возможно, подделка произведений искусства имела самое прямое отношение к убийствам в Ватикане — или могла получить в ближайшее время.

Трэгер вылетел домой, приехал в штаб-квартиру «Эмпедокла» и, представившись тем, кем был на самом деле — компьютерным консультантом, — попал внутрь. Если точнее, после предварительного звонка; несомненно, его проверили и убедились в том, что он действительно потенциальный клиент. Трэгера встретил чересчур любезный тип по имени Рей Синклер. Он вызвался показать гостю фирму, перед тем как передать в руки техническому персоналу. В главном здании они наткнулись на Брендана Кроу.

— Здравствуйте, святой отец, — сказал Трэгер, протягивая руку.

— Вы знакомы? — радостно воскликнул Синклер.

Кроу замялся, затем ответил на рукопожатие, словно поняв, что они разыгрывают небольшой спектакль. Необязательно поднимать на людях шум по поводу столь внезапного отъезда из Рима как раз тогда, когда стало известно о пропаже третьей тайны Фатимы из архива, временным главой которого его как раз назначили.

— Давненько мы не виделись, — сердечно улыбнулся Трэгер. — Нам есть о чем поговорить.

Похоже, обрадовавшись избавлению от обязанностей экскурсовода, Синклер быстро удалился по полированному мраморному полу.

— Где лучше побеседовать? — спросил Трэгер у Кроу.

— Здесь есть замечательный сад.

Сад действительно оказался замечательный, с десятками видов цветов, названий которых Трэгер не знал. Была здесь и магнолия, непривычная к местному климату. Кроу провел Трэгера к скамейке и сел.

— Наверное, не следует удивляться, что вы меня нашли.

— Вы оставили четкий след.

— Решили в Риме свою проблему?

— Возникла новая. Но вам, разумеется, известно об этом. Третья тайна Фатимы исчезла из архивов.

Кроу щелкнул зажигалкой, с наслаждением затянулся и сказал:

— Да, известно.

— И где она?

Кроу повернулся к нему.

— Она у меня с собой.

Трэгер откинулся назад.

— Не угостите сигаретой?

Кроу протянул пачку. В Риме он снова начал пить, и вот теперь впервые за много лет закуривал. Кроу его удивил. Удивил появившейся вдруг откровенностью. Сигарета показалась Трэгеру ужасной на вкус, но она хоть как-то заняла его, пока Кроу рассказывал, как наткнулся на знаменитый документ в спальне кардинала Магуайра.

— Если убийца искал именно папку, он мог легко ее забрать, — заключил Кроу.

— Но вы спугнули его.

— Верно.

— Почему вы не вернули тайну в архив?

— Полагаю, вы сами знаете почему, — сказал Кроу.

— Будьте добры, расскажите мне то, что я знаю.

— У убийцы точно был свой человек в Ватикане. Вы сами это сказали. Раньше я вам не говорил, но русский посол обронил фразу, которая зародила во мне подозрение, что он того же мнения. Он спросил, тот ли я, или же ему ожидать другого. Так обратились к Иисусу ученики Иоанна Крестителя.

— Чековский думал, что предатель — это вы? — спросил Трэгер.

— Вы ведь и сами так считали? — Кроу выбросил окурок.

— Чековского интересовало досье о покушении на Иоанна Павла Второго, — напомнил Трэгер.

— Одно связано с другим.

— Через третью тайну?

— Да. Не хотите еще сигарету?

Трэгер покачал головой.

— Помню, когда-то курение доставляло мне удовольствие.

— Это все равно что бег. Сначала все болит, но затем начинаешь получать удовольствие.