Данил Корецкий - Кто не думает о последствиях… Страница 3

— Возвращается, что ли? — Гоча перестал улыбаться. — Или это другой?

— А что, сегодня воздушный парад? — резонно спросил Сандро. — То раз в месяц прилетают, а то по два в день? Нет, это точно наши! Нацелились барса бить!

Он сплюнул. Гоча тоже сплюнул, и они разошлись по домам. Настроение у обоих было испорчено.

В грузопассажирском «Ми-8Т» пространство по левому борту между входным люком и хвостовой частью оказалось почти полностью занято какой-то емкостью типа большого топливного бака, выкрашенной в желтый цвет и прикрученной к полу. Азат уселся рядом, положил руку на желтый металл — будто девушку обнял.

— Что у вас здесь?

В торце салона, между люком и кабиной, восседал на откидном сиденье склонный к полноте бортинженер, в синем комбинезоне и с наушниками на растрепанных рыжих волосах.

— Дополнительное топливо, — лениво ответил он.

— А по инструкции это небось запрещено, — усмехнулся Азат.

Рыжий скривился.

— По инструкции все запрещено. В горах заправок нет. Как летать-то?

— Тоже верно! — Азат встал и молча зашел в кабину, как будто был летчиком-инструктором, находящимся на борту с проверкой.

— Умные все стали! — пробормотал бортмеханик, посмотрев ему вслед. Потом укоризненно оглядел сидящих напротив двух суровых мужчин, перевел взгляд на их объемистый багаж, который лично он надежно принайтовал к полу посередине салона, не услышав даже обычного в таких случаях «спасибо»… Но, как рыжий ни глядел, как ни хмурил брови, пассажиры не обращали на него никакого внимания и не проявляли ни малейшего уважения к летному составу. Вон тот, поборник инструкций — встал и пошел в кабину пилотов, даже для приличия не спросив разрешения у него как у представителя экипажа. Конечно, они сами виноваты — раз берутся за коммерческие рейсы, раз командир поощряет нарушения правил поведения на борту воздушного судна, то какого уважения можно ожидать?

Рассчитанный на двадцать четыре пассажира салон казался пустым, в нем стоял стойкий запах горелого керосина, ревели двигатели, от вибрации зловеще пели тонкие металлические стенки. В иллюминаторах совсем рядом проплывали скалы, временами они накренялись и надвигались, как будто хотели пробить борт. Машина начала подергиваться, все чаще проваливаясь в воздушные ямы — сказывалась разреженность воздуха. Пассажиры утратили свой надменный вид, съежились и позеленели. Как бы блевать не начали, весь салон загадят…

Гигиенические пакеты в транспортном вертолете не предусмотрены, поэтому бортинженер привстал и протянул им бумажный мешок с мусором. Тот, кто сидел ближе, принял его дрожащей рукой. Да, эти брутальные парни наглядно подтверждали слова поэта: «Рожденный ползать летать не может!» Представитель летного состава наглядно ощутил свое превосходство и теперь посматривал на пассажиров уже не обиженно, а свысока. Через двадцать минут полета, когда, выбирая место для посадки, пилот зашел на круг и круто положил машину на левый борт, пассажиры, сблизившись головами, все-таки сблевали в мешок, и бортинженер ощутил окончательную сатисфакцию.

В пилотской кабине дело обстояло гораздо благополучней. Азат стоял за креслами пилотов и наблюдал, как командир, ювелирно работая ручкой управления, уверенно вел вертолет между острых черных скал, похожих на зубы старой колдуньи.

— Дальше нельзя! — не оборачиваясь, крикнул он, и Азат острым звериным слухом разбирал сквозь рев двигателей каждое слово. — Воздушные потоки… И граница близко, могут открыть огонь, или лишат лицензии…

Азат выпятил нижнюю челюсть. Очевидно, его молчание стало зловещим, потому что командир на миг обернулся.

— Да и подходящих площадок выше не будет… Вы же не десантники, чтобы прыгать с трех метров…

Это звучало как оправдание.

— Я прыгну, — сказал Азат.

— Что? — Командир сдвинул наушники.

— Ничего, все нормально!

Внизу, среди зловеще оскаленных черных зубов лежала относительно ровная заснеженная площадка — метров двадцать на пятьдесят. Командир дал знак второму пилоту, и тот, сдвинув форточку, чиркнул зажигательной теркой и выбросил наружу картонный цилиндр дымовой шашки.

«Ми-8» сделал еще один круг. Хорошо видимый на белом фоне дым помог определить направление ветра, и пилот, развернувшись навстречу, начал заходить на посадку. Винты подняли в воздух снежную пыль, шасси мягко коснулись твердой земли.

— Спасибо, командир! — сказал Азат и протянул долларовую «котлету», перехваченную аптечной резинкой.

— Пожалуйста! — Первый пилот взял деньги. — Обращайтесь!

— Обязательно! Через три дня еще полетаем!

Азат вышел в салон. Бортинженер уже открыл люк и закрепил трап. Азат пружинисто выпрыгнул первым и внимательно осмотрелся. Рыжий «представитель экипажа» помог сомлевшим пассажирам выгрузить вещи. Двигатель не глушили, как только высадка закончилась, вертолет рванулся вверх, так что люк бортинженер задраивал уже во время взлета. Напоследок он отметил, что вид у этих двоих был жалкий: покачиваясь, как пьяные, сгорбившись и затыкая уши, они отбегали от страшного летающего чудища, вынудившего их выказать страх перед посторонним. В следующую секунду стальная крышка закрыла проем вместе с картиной заснеженных гор, грудой багажа на поляне и возвращающимися к нему, очевидно, по окрику своего старшего, опозорившимися «бруталами».

Дальнейшая жизнь этих людей уже не касалась членов экипажа. Поэтому бортинженер, забыв про недавних пассажиров, зашел в кабину пилотов, где его ждали более важные и приятные дела.

Определившись на местности, Азат спрятал GPS-навигатор и направился к своим спутникам.

— Гля, мы чего, в альпинисты поступили? — бурчал тот, кого он назвал «Хмурым», неловко закрепляя на подошвах ботинок «кошки» — стальные пластины с острыми шипами.

— Не нравится мне все это… Мы так не договаривались, — ответил второй — ему Азат присвоил прозвище «Недовольный».

Обозначения эти были условными, потому что и у того, и у другого на хмурых физиономиях застыло выражение высокомерного недовольства и угрозы. Любой из них мог быть Недовольным или Хмурым. Но Азату надо было как-то различать своих помощников, а имена его не интересовали. Как, впрочем, и они сами.

— А мы никак не договаривались! — презрительно изогнув губы, бросил Азат. — Я просил прислать крепких ребят, вот вас и прислали! А вы… Вертушку заблевали и сейчас зассали…

— Фильтруй базар, брателла! — зло вскинулся Хмурый. — Кто мы есть — за нас пацаны скажут! И не только в республике! Мы с Дато Сухумским работаем, когда он в Москву уехал, мы там тоже гастроль давали! Спроси у ореховских, у солнцевских, да у кого хочешь! Только у нас работа по другой теме… На вертолетах летать или по горам лазить мы не подписывались…

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Азат. — Тут недалеко, ни стен, ни карнизов, пойдем ножками, а вы получите по пять тысяч баксов. И про вертолет я никому не расскажу!

— По пять тонн?! — Хмурый и Недовольный переглянулись. — Это другой базар!

— Пойдем в связке. Солнцезащитные очки не снимать. От меня не отходить. С ледником шутки плохи: раз — и улетишь вниз, даже «кошки» не помогут!

— А куда мы вообще идем? — спросил Хмурый.

«Раз!» — отметил Азат, а вслух сказал:

— Где-то тут самолет разбился. С золотом.

Хмурый и Недовольный переглянулись еще раз. Они понимали друг друга без слов: если найти золото, то зачем им нужен этот фуфел с его пятью тысячами? И баксы заберем, и рыжье… Но почему никому не известный Азат в таком почете у бригадира?

— Слышь, а ты кто? — шмыгнул носом Недовольный. — На блатного не похож, говорить по-нашему не умеешь…

«Два!» — отметил Азат и улыбнулся. Глупые люди, животные, вот как глаза заблестели…

— Инструктор по альпинизму. Никакого золота здесь нет, я пошутил. Давайте, встраивайтесь в связку!

— А вертолет когда вернется? — спросил Хмурый.

«Три!»

— К вечеру. Когда закончим работу, — ответил Азат и зачем-то взглянул на часы.

Бортмеханик зашел в кабину вовремя. Второй пилот уже разделил пачку стодолларовых купюр на три части, и рыжий сразу получил свою долю. Она была достаточно весомой, и он не стал зацикливаться на том, что у пилотов «котлетки» были потолще. В конце концов, они пилотируют, ведут документацию, договариваются с диспетчерами, так что все справедливо.

— Неплохо? — спросил второй пилот и подмигнул.

— Очень хорошо, — кивнул рыжий. — Еще бы почаще…

— Потерпи, на днях опять полетим, — сказал командир.

— Ну и отлично! — широко улыбнулся бортмеханик.

Но им не суждено было куда-то полететь «на днях». Даже довести этот полет до конца они не могли. Потому что их полетное время истекло. Вместе со временем их жизни.