Анжела Марсонс - Злые игры Страница 3

Стоун что-то проворчала ему вслед.

Когда машина Брайанта отъехала, Ким глубоко вздохнула. Ведь расследование действительно закончено. Но от того факта, что Венди Данн добровольно позволила подвергать своих дочерей сексуальному насилию, у Ким сводило челюсти. И понимание того, что двух малышек вернут матери, вызывало у нее рвотные ощущения. То, что они вновь окажутся под опекой именно того человека, который был обязан их защищать, не давало ей покоя.

Стоун бросила ветошь на скамейку и опустила ворота. Пора навестить семью.

Глава 3

Ким положила белые розы перед камнем, на котором было написано имя ее брата-близнеца. Бутон самого длинного цветка оказался как раз под датами, которые отмечали годы его жизни. Шесть коротких лет.

Цветочный магазин был заполнен корзинами с нарциссами: эти цветы всегда символизировали День матери[6]. Ким ненавидела нарциссы и сам этот праздник, но больше всего она ненавидела свою собственную мать. Какие цветы больше всего подойдут для этой отвратительной суки-убийцы?

Она стояла выпрямившись, глядя на только что скошенную траву. В такой момент трудно было не вспомнить хрупкое, истощенное тельце, которое не без труда вынули у нее из рук двадцать восемь лет назад.

Она жаждала увидеть его милое, доверчивое личико, полное невинной радости и смеха, полное детской непосредственности. Но этого ей никогда не удавалось.

Независимо от того, сколько прошло лет, ярость не покидала ее. Стоун постоянно мучило то, что каждый день его короткой жизни был полон мучений и страхов.

Ким разжала правый кулак и погладила холодную мраморную глыбу – как будто гладила его короткие черные волосы, так похожие на ее собственные. Она отчаянно хотела рассказать ему, как она жалеет – о том, что не смогла его защитить, и о том, что не смогла сохранить ему жизнь.

– Мики, я люблю тебя и все время скучаю по тебе. – Женщина поцеловала кончики своих пальцев и дотронулась ими до камня. – Спи крепко, мой маленький ангел.

Взглянув на могилу в последний раз, Стоун повернулась и ушла.

«Кавасаки Ниндзя» ждал ее у дверей кладбища. Обычно мотоцикл с объемом двигателя в 600 «кубиков» был просто транспортным средством, на котором она переезжала с места на место. Но сегодня он будет ее спасением.

Надев шлем, Ким отъехала от обочины. Сегодня ей просто необходимо убежать от реальности. Стоун проехала через Олд-Хилл и Крэдли-Хит, населенные пункты в Черной Стране, которые когда-то по субботам были полны покупателей. Люди приезжали в магазины и на рынок, а потом расходились по многочисленным кафе, чтобы отдохнуть и обсудить события минувшей недели. Но сейчас магазины брендовых товаров переехали в загородные торговые центры и увели за собой покупателей и жизнерадостный шум, который всегда их сопровождал.

По уровню безработицы Черная Страна занимала в Великобритании третье место – и так и не смогла оправиться от упадка металлургической и угледобывающей промышленности, которая процветала здесь в Викторианскую эпоху. Литейные и металлургические заводы были уничтожены, а на их месте возведены торговые моллы и жилые кварталы.

Но сегодня Ким не собиралась на экскурсию по Черной Стране. Сегодня она хотела полностью отдаться скорости.

Стоун выехала из Сторбриджа в сторону Стортона по направлению к прямому восемнадцатимильному отрезку шоссе, который вел к живописному городку Бриджнорт. Хотя и прибрежные магазины, и кафе ее не интересовали. Сегодня ее интересовала только скорость.

Миновав черно-белый знак, Ким прибавила газу. Ожидаемый выброс адреналина произошел в тот момент, когда под ней ожил мощный мотор. Наклонившись вперед, она грудью легла на бензобак.

Освобожденная мощь двигателя заставляла дрожать каждую клеточку ее тела. Ким чувствовала, как он рычит и рвется вперед, готовый в любую минуту взорваться. В такие моменты ей этого даже хотелось. «Ну, давай же, давай, – думала она, едва не касаясь коленом поверхности шоссе в неожиданно крутом повороте. – Я жду, сукин ты сын, я жду!»

Время от времени Ким любила подразнить судьбу. Так она подгоняла Фатум, который покинул ее в тот момент, когда она не умерла рядом со своим братом.

И в один прекрасный день он действительно до нее доберется. Вопрос только когда.

Глава 4

Доктор Александра Торн в третий раз прошлась по периметру своей приемной – так она поступала всегда перед встречей с важным пациентом. Насколько знала Алекс, первый пациент, который должен был посетить ее в этот день, не достиг ничего выдающегося за двадцать четыре года своего существования. Руфь Уиллис не спасла ничью жизнь. Она не открыла лекарство от всех болезней и даже не была каким-то выдающимся тружеником. Нет, важным пациентом Руфь была только с точки зрения самой Алекс. Правда, сама она об этом, к счастью, даже и не подозревала.

Продолжая внимательно осматривать комнату, Алекс опустилась в кресло, предназначенное для посетителей, – на то была особая причина. Само кресло было обтянуто искусно выдубленной итальянской кожей, которая мягко ласкала ее спину и обеспечивала теплоту и комфорт.

Кресло было повернуто в сторону от окна и позволяло посетителю любоваться сертификатами и дипломами, покрывавшими всю стену за копией письменного стола эпохи Регентства[7]. На крышке стола стояла фотография, слегка повернутая таким образом, чтобы пациент мог видеть интересного мужчину с атлетической фигурой и двух мальчиков, которые улыбались прямо в камеру. Жизнеутверждающая фотография красивого семейства.

Но для предстоящей встречи особую роль играл нож для открывания писем с деревянной ручкой и длинным узким лезвием, который изящно лежал на краю стола.

Звук дверного звонка заставил Алекс вздрогнуть от нетерпения. Отлично, Руфь не опоздала.

На мгновение Алекс остановилась, чтобы осмотреть себя низу до сверху. Трехдюймовые каблуки увеличивали ее естественный рост в пять футов и шесть дюймов[8]. Синие брюки, сшитые на заказ, поддерживались широким кожаным поясом и скрывали ее длинные, изящные ноги. Свободная шелковая блузка усиливала впечатление утонченной элегантности. Золотисто-каштановые волосы, слегка завивающиеся на концах, были подстрижены в гладкий аккуратный боб[9]. Алекс достала из ящика очки и надела их, чтобы завершить преображение. Видела она прекрасно, но очки были необходимы ей для образа.

– Доброе утро, Руфь, – произнесла она, распахивая дверь.

Вошедшая Руфь была живым воплощением серого невзрачного дня за окнами. Безжизненное лицо, сутулые и опущенные плечи.

– Как ваши дела?

– Не слишком хорошо, – ответила Руфь, усаживаясь.

– Вы опять его видели? – Алекс замерла возле кофеварки.

Девушка отрицательно покачала головой, но Алекс сразу же поняла, что она врет.

– Вы что, опять возвращались туда?

Руфь с виноватым видом отвернулась, не понимая, что именно этого-то Алекс от нее и ждала.

Руфь было девятнадцать, и она была подающей надежды студенткой юридического факультета, когда ее жестоко изнасиловали, избили и бросили умирать в двухстах ярдах от ее дома.

Отпечатки пальцев на сорванном с нее кожаном рюкзаке позволили определить насильника – им оказался тридцативосьмилетний Алан Харрис, привлекавшийся за мелкую кражу в возрасте двадцати лет.

Руфи пришлось пройти через тяжелый суд, который приговорил преступника к двенадцати годам тюрьмы. Девушка изо всех сил пыталась заново склеить свою жизнь, но происшедшее полностью изменило ее личность. Руфь стала нелюдимой, бросила университет и прекратила все отношения с друзьями. Более поздние встречи с психологами не смогли вернуть ее хоть к какому-то подобию нормы. Жила она на автопилоте. Но даже эта хрупкая жизнь была полностью разрушена три месяца назад, когда, проходя мимо паба на Торнс-роуд, она увидела своего обидчика, выходящего оттуда с собакой на поводке.

Несколько телефонных звонков подтвердили, что Алана Харриса выпустили за образцовое поведение, когда он не отсидел и половины положенного ему срока. Эти новости привели девушку к попытке самоубийства, после чего суд назначил ей лечение у Алекс.

Во время их предыдущей встречи Руфь призналась, что ежевечерне поджидает насильника в кустах возле паба.

– Если вы помните, во время нашей последней встречи я рекомендовала вам больше туда не ходить. – Это не было ложью. Алекс действительно порекомендовала ей не ходить больше туда, но рекомендация могла бы быть и пожестче.

– Знаю, но… мне надо видеть…

– Что «но», Руфь? – Алекс постаралась, чтобы ее голос звучал помягче. – Что вы надеетесь там увидеть?

– Я хочу знать, почему он сделал то, что сделал, – ответила Руфь, отрывая руку от стула. – Хочу увидеть, сожалеет ли он об этом, испытывает ли он чувство вины за то, что разрушил мою жизнь. За то, что уничтожил меня…