Татьяна Полякова - Жестокий мир мужчин Страница 3

Я села напротив и попросила:

— Расскажи мне…

— О чем? — вроде бы удивилась Лерка, приходя в себя.

— О том, что говорят.

— Ничего не говорят… — Она нахмурилась и стала разглядывать что-то на полу.

— Тебе Сашка не велел говорить со мной об этом?

— В гробу я видела твоего Сашку. — Она покусала губы, потом тяжело вздохнула:

— Не слушай ты меня. Знаешь ведь, пьяная — я дура. Второй день пью. Сашка домой заходит редко, так, от случая к случаю. Бросил бы в самом деле, может, и к лучшему…

— Что говорят, Лерка? — напомнила я. Она вроде бы испугалась.

— Что… всякую чушь. Убийство на почве ревности, как будто ты не знаешь.

— Знаю. Только Илья меня не ревновал, тем более к Андрею. Я не давала ему ни малейшего повода меня ревновать.

— Он тебя любил, — помолчав, заметила она. — Очень. Илья странный мужик. Про такого никогда не скажешь, что у него на уме.

— Что за чушь, Лерка. Ведь ты знаешь, идею о ревности подкинули адвокаты, когда стало ясно, что ему не выкрутиться.

— Ну… — Она нахмурилась еще больше. — Он ведь бросил тебя, разве нет? Он послал тебя ко всем чертям. Почему? Если ты не виновата…

— Наверное, в чем-то виновата, — согласилась я. А Лерка неожиданно опять засмеялась и даже погрозила мне пальцем:

— Умеете вы придуриваться, ты и твой братик. Я бы поверила, ей-богу… нет, честно, поверила бы…

— Во что? — осторожно спросила я.

— В то, что ты ангел. И воплощение невинности. И еще черт знает что. А твой брат отличный парень. Брат и Друг. Оба слова с заглавной буквы. Вот именно: Брат и Друг. Хочешь скажу, почему этот сукин сын меня никак не бросит? — Она махнула мне рукой, я машинально наклонилась, а она зашептала:

— Не может: твой чертов братец боится. Потому что я следила за ним той ночью. Улавливаешь? Я за ним следила. Ему придется убить меня или мучиться до самой смерти… Здорово, правда? — Она принялась хохотать, а я смотрела на нее и пыталась понять: что это, пьяный бред или в самом деле существует нечто, мне неизвестное.

— Давай-ка спать, — так и не сделав никакого вывода, сказала я. Сунула ей подушку под голову и достала одеяло.

Лерка спала, хмурясь и зябко поеживаясь. Я закончила уборку и устроилась на лоджии. Курила, забыв про недавнее обещание бросить, смотрела на проспект и думала. Что-то в словах Лерки не давало покоя.

Я покосилась на диван, где она спала, покачала головой и потянулась за новой сигаретой.

У меня собственная точка зрения на происшедшее несколько лет назад, по наивности я считала, что моя точка зрения — едва ли не единственная; конечно, у милиции была своя, но меня она не интересовала.

Я добровольно обрекла себя на некое подобие затворничества не потому, что таким образом пыталась искупить вину, просто никого не хотела видеть. Люди и разговоры раздражали. Общение с внешним миром я попыталась свести до минимума, а теперь об этом сожалела. Что-то происходило там, за стенами моей квартиры, что-то, что напрямую меня касалось, и моя точка зрения вовсе не была единственной, иначе как объяснить то, что Илья просто вышвырнул меня из своей жизни. Должна быть причина. Мне она неизвестна, но должна быть…

Лерка подняла голову, сонно посмотрела по сторонам, потом позвала:

— Аська, я у тебя, что ли?

— У меня. — Я вернулась в комнату, села на диван рядом с Леркой, спросила:

— Хочешь чаю? С лимоном… Или сок, ананасовый.

— Чаю давай, — кивнула она. — И пожрать чего-нибудь. Кишки сводит…

Я быстро накрыла на стол и позвала ее.

Лерка умылась, расчесалась и села за стол, слабо постанывая.

— Убила бы дуру, — сказала она вдруг со злостью.

— Кого? — усмехнулась я.

— Себя, конечно.

Лерка была почти трезвой, а в таком состоянии предпочитала заниматься самобичеванием.

— Может, лучше бросить пить?

— Бросишь, как же… — разозлилась она. — Твой чертов братец… А-а… — Она махнула рукой и стала уплетать щи.

Я помолчала немного, наблюдая за Леркой, потом осторожно спросила:

— Ты говорила, что следила за Сашкой той ночью…

— Какой? — насторожилась Лерка.

— Той ночью, когда арестовали Илью.

— Я такое говорила? — Она испугалась, нервно поежилась, поглядела во все четыре угла моей кухни и сказала:

— Аська, ты же знаешь, пьяная я — дура дурой. Чего хочешь соврать могу. Не бери в голову, а? Это я так, со злости… У нас сейчас с Сашкой не очень, а я люблю его. Ты же знаешь, мне без него хоть сразу в петлю. А ему хоть бы что. — Тут она заревела, а я вздохнула и возразила, вычерчивая ложкой узоры на столе:

— Ему не все равно.

— Как же… — Лерка шмыгнула носом и уставилась на меня. — У него баба есть, он даже не скрывает, при мне ей звонит.

— Извини, но мне кажется, это не правда, я имею в виду, что ему настолько все равно, что он не желает ничего скрывать.

— Ну, хорошо, он скрывает, но я-то не дура, я ж все вижу, и кому он звонит, знаю… Он тебе что-нибудь говорил про нас?

— Да. — Я вздохнула. — Говорил, что ваши отношения вконец испортились, что вы живете, словно чужие, ты много пьешь, и он не знает, как все изменить. Винит во всем себя.

— Конечно, винит… А сам дома сутками не показывается. И на меня ему плевать. Ходит мимо, точно я мебель… Он меня бросит? Что он говорил, а?

— По-моему, ему это даже в голову не приходило.

— Правда? Если он меня бросит, я не знаю, что сделаю… Я хочу ребенка, а он нет, почему? Потому что не собирается со мной жить?

— Он не хочет ребенка, потому что ты хроническая алкоголичка, и ребенок может родиться двухголовым. Извини, что я так резко, но кто-то должен сказать тебе это.

Лерка вытаращила глаза и замерла, не донеся ложки до рта.

— Это он так сказал? — спросила она где-то через минуту.

— Это я так сказала.

Она швырнула ложку, вздохнула и уставилась на меня.

— Вы очень похожи, — заметила она без злобы. — Ты и твой брат. Жаль, что вы родственники, вот бы парочка получилась… Скажи, ведь на самом деле вам никто не нужен, верно?

— Что ты имеешь в виду? — удивилась я.

— Вы любите только друг дружку, и вам никто не нужен. Никто.

— Это интересная мысль. — Я усмехнулась, а Лерка насторожилась, ее взгляд заметался, она покусала нижнюю губу и попросила жалобно:

— Аська, не говори ему про то, что я здесь наболтала. Я просто пьяная дура и болтаю всякую чушь. И злюсь, что сестру он любит в сто раз больше меня. Может, я виновата, но это обидно, понимаешь?

— Понимаю. Только чего ты вдруг занервничала? Ты сегодня сказала, что следила за Сашкой в ту ночь, когда арестовали Илью. И по этой причине он тебя не смеет бросить. Жутковато звучит, да?

— Если ты думаешь… если ты думаешь, что это как-то связано с Ильей, — запаниковала Лерка, — то зря. Мне просто нравится по пьянке пугать всех подряд, я, мол, крутая и все такое… Ты ведь знаешь, Сашка никогда от тебя ничего не скрывает. И если бы тогда что-то… — Тут она побледнела и, окончательно запутавшись, жалобно на меня уставилась.

— Я ничего ему не расскажу, — заверила я и стала смотреть в окно.

Аппетит у Лерки пропал, она торопливо пила чай, избегая встречаться со мной взглядом.

— Скажи, — подумав, попросила я, — в чем меня считают виноватой?

— Кто?

Я пожала плечами.

— Не знаю кто… Люди. Ведь что-то говорили тогда, разве нет?

— Бог с ними, — вздохнула Лерка. — Чего дураков слушать… Мне Сашка голову оторвет.

— Не оторвет. Он не узнает.

— Охота тебе все это ворошить. И я дура. Сунулась с длинным языком… Говорят, что ты была любовницей Андрея. В ту ночь Илья застал вас на его квартире. Ты убежала, а его он убил. На суде Илья промолчал о том, что вас застукал, не желая трясти грязным бельем… ну и тебя пожалел. После чего вырвал тебя из сердца, закопал на пять метров в глубину и залил цементом. — Лерка невесело хохотнула.

— Занятно, — кивнула я, а она неожиданно разозлилась:

— Чушь собачья, глупая сказочка для полудурков.

— А если это действительно так? — подумав, спросила я.

Лерка растерялась, потом нахмурилась и сказала:

— Мне можешь не заливать. Чушь все это, кому и знать, как не мне…

— Чушь, — согласилась я, и мы выпили по чашке чаю, старательно избегая глаз друг друга.

— Сашка говорит, Илья вернется, и жизнь наладится, — тихо заметила она. — Как думаешь?

— Не знаю, — ответила я честно.

— Он его вправду ждет.

— Кто? — не поняла я.

— Сашка.

Ее ответ меня поразил. Я торопливо поднялась, отошла к плите, повернувшись спиной к Лерке, стараясь скрыть охватившее меня смятение, а успокоившись, сказала твердо:

— Конечно, он его ждет. Ведь они — друзья.

— Друзья, — согласилась Лерка, я попробовала обнаружить в ее голосе усмешку, но не смогла.

Лерка взглянула на часы и засобиралась домой. Я решила ее проводить, она охотно согласилась.

День был солнечным, но нежарким, улицы заполнены гуляющими.