Александр Чернобровкин - Время - ноль Страница 3

– Не нравится – катись!..

Сергей на месте соседа послал бы сопляка по сходному адресу, пофехтовали бы немного языками и вернулись бы к пиву, довольные своей храбростью. Мальчикам хочется показать себя смелыми, можно и без драки, а Сергей уже вышел из того возраста, когда из-за ерунды связываются с четырьмя. Но сосед зону прошёл, там законы крутые: не ответил на оскорбление – опустят. Коротким резким ударом он отправил парнишку на пол.

Драки в баре не в диковинку. Мужики с соседних столиков похватали свои кружки с пивом, отошли чуток, чтобы не попасть под махалово, но и не упустить ничего интересного. Посмотреть было на что. Пацанам, несмотря на численное превосходство, здорово доставалось. Один размазывал кровь, текущую из разбитых губ, второй закрыл лицо руками и, наверное, раздумывал, упасть или ещё постоять для приличия, а третий, получив по морде, отступал, мотая головой, и снова лез на кулак, правда, с каждым разом все медленнее. Сергей не собирался вмешиваться, сосед и сам справится. Сейчас собьет с ног третьего – и драке конец. Вдруг он заметил, что сопляк с белесым пухом на щеках схватил со стола пустую бутылку из-под портвейна и решил по-шакальи напасть сзади. За что и получил бокалом в лобешник. Красная дуга соединила левую бровь с пробором, кровь необычайно быстро залила глаза и пропитала иней на щеках. Сопляк уронил бутылку и брякнулся рядом с ней.

– Убил! – выдохнул кто-то на ухо Сергею.

– Рвём когти! – крикнул сосед и кинулся к двери.

Мужики молча расступились, пропуская их.

Зато барменша требовательно заорала:

– За разбитые бокалы кто платить будет?!

Сосед, задержавшись в дверях, кинул в её сторону трояк – на десяток новых бокалов хватит:

– На и заткнись!

В небольшом скверике в квартале от пивнушки сосед остановился. Опершись руками о колени, он тяжело дышал и часто сплёвывал. У Сергея тоже покалывало в лёгких.

– Здорово ты его! – прерывисто и с подхохотыванием сказал сосед.

– Как думаешь, не загнётся?

– Он?! – бывший зек даже распрямился от удивления. – Тебя как зовут?

– Сергей.

– А меня Толян... Так вот, Серёга, у той сявки тут – он постучал себя по лбу, – брони на пять пальцев: хоть говори, хоть бокалом бей – не прошибешь. Разве что ломиком можно что-нибудь втолковать.

– Хорошо, если так. Неохота из-за дурака сидеть.

– На всякий случай с годик не светись в баре, а лучше вообще о нём забудь... Ты где-то рядом живешь?

– Нет. С вокзала ехал, смотрю, открыто, – ответил Сергей и предложил сигарету.

Толик присел на корточки у каменного фонарного столба. Держал сигарету снизу, как «козью ножку». Лицо у него не по сезону загорелое, светло-карие глаза казались продолжением век. Они собрались к шраму на переносице и смотрели на кончик сигареты. Курил осторожно, словно боялся уронить пепел, а когда тот всё-таки упал, спросил у Сергея:

– Ну, что, выпьем за знакомство?

– Денег нет.

– На самогон найду. Употребляешь?

Сергей кивнул: употребляет всё, чем угостят.

Купили самогон у толстой пожилой женщины, белолицей и с чёрными усиками, кончики которых западали в уголки рта. Квартира её провоняла сбежавшим молоком, наверное, плещет его на печку, когда гонит, чтобы перебить бражный дух. Она достала из платяного шкафа трехлитровую банку с прозрачной жидкостью. Первачок. О таком говорят, как слеза. Интересно, чья? Пьяниц? Так у них мутные. Жён и матерей? Так у них крепче, проели бы клеёнку, на которую женщина плеснула немного из банки и подожгла. Самогон горел еле заметным голубым пламенем. Женщина размазывала лужицу пальцем, отчего казалось, что именно от её прикосновений воспламеняется самогон. Он быстро выгорел, оставив после себя сладковатый, тягучий, хлебный аромат.

– Хороший шмурдяк, – оценил Толя. – Давай тогда полтора литра.

Наливая самогон в бутылки из-под пива, женщина постреливала чёрными шальными глазами то в Толика, то в Сергея. Встретившись взглядом, стыдливо хлопала ресницами и чуть слышно вздыхала.

– Может, здесь выпьете? – решилась она, скручивая из газеты пробки. – Я закусочки дам – помидорчики солёненькие...

– После твоих помидорчиков на четвереньках отсюда выползешь! – перебил Толян и развязно шлёпнул её по толстому заду, туго обтянутому платьем.

Женщина заколыхалась в тихом грудном смехе, напоминая кусок потревоженного студня.

– Останьтесь, а? – с надеждой повторила она у двери и как бы невзначай прижалась к Сергею.

Тело её было горячим и мягким, будто ткнулся в свежеиспеченную булку, пахнущую резко, зверино. Нет, до старух он пока не докатился. В подъезде облегченно вздохнул, будто справился с искушением.

– Ну и баба!

– Резинка на трусах у неё слабовата, – согласился Толик. – Если сильно придавит, заскакивай. Днём и ночью примет: напоит, накормит и спать уложит... А сейчас пойдём на другую хату. Там не так сытно и спокойно, зато девки молодые.

Трудно сказать, сколько раз вышибали эту дверь, наверное, это делали все, кому не лень, ещё труднее – почему никто не мешал беспределу. Ведь на площадке четыре квартиры и из двух выходят к коробке под потолком телефонные провода. Замок отсутствовал, дырка от него была заткнута тряпкой, один угол которой свисал, будто специально для того, чтобы удобней было поджигать. И поджигали: выше дырки дверь была в подпалинах. На требовательный стук кулаком в квартире послышались осторожные шаги. Кто-то подкрался к двери, но открывать не спешил.

– Лека, это я, – произнес Толя.

Щелкнул засов. Как сначала подумал Сергей, девочка лет четырнадцати открыла дверь и молча отступила в глубь неосвещенного коридора, безучастно глядя на гостей из-под низкой каштановой чёлки большими голубыми глазами с необычайно длинными и густыми ресницами.

– Клиентов нет?

– Нет, – ответил Лека ломающимся мальчишеским голосом и закрыл дверь на засов – полуметровый деревянный брус, ходящий в неумело прибитых петлях, изготовленных из сварочных электродов.

В единственной комнате две двуспальные кровати, металлические и с провисшими сетками, платяной шкаф с зеркалом, вышедший из моды лет пятнадцать назад, желтый стол с потрескавшейся лакировкой, захламленный объедками и окурками, и три колченогих стула из тех, что попадаются в старых шахтных клубах. Кроме Леки – Валерки, – открывшего дверь, находился здесь второй Валерка, тоже Лека, его друг, проживающий в соседнем подъезде. Оба худые, как бродячие собаки, оба учились в седьмом классе, но первый был красив и спокоен, а второй безобразен, с дергающимся истеричным лицом, из-за которого казался года на три старше. Отец его повесился, мать с горя запила ещё круче, поэтому Лека-псих – так обозначил его для себя Сергей – почти всё время проводил в этой квартире. Вместе с мальчишками здесь проживали три девочки-женщины. Самая младшая, пятнадцатилетняя Наташа, хозяйка этого притона, была копией брата, но почему-то не такая же красивая, будто не подсвеченная жизнью изнутри. Складывалось впечатление, что при рождении её забыли шлепнуть по попке. Вторая, шестнадцатилетняя Ольга, с лицом зрелой женщины и неразвитой фигурой, была, наоборот, переполнена жизнью, всё время двигалась и покрикивала на остальных. Третья, тоже шестнадцатилетняя, Светлана, действительно светлая – белокожая блондинка, имела развитую сбитую полногрудую фигуру и бесчувственное круглое лицо тупой работящей крестьянки. Место ей – у корыта, обстирывать шестерых детей, цепляющихся за юбку, и мужа-алкоголика, который пропивает всё, что не успеют спрятать, не реже раза в день колотит жену, а на похмелье орёт, что стал таким из-за неё. А она будет безропотно тянуть лямку и мечтать, как вытащит у мужа получку и под побоями не выдаст, где схоронила. Оля и Света были гастролёршами – приехали из соседнего города, потому что никому там не были нужны: ни родителям, ни школе. Всё это Толик рассказал Сергею, когда курили на балконе, ожидая, пока девки приготовят стол к пьянке.

– Мне эту хату на зоне «петушок» подогнал – старший брат Леки и Наташки, такой же красавчик. Мол, займись моей сестрой, а осенью откинусь, ко мне ходить будешь. Родители лет восемь назад бросили их, чухнули в разные стороны, ни слуху ни духу, вот детки и пошли по рукам: старший брат – педик, сестра – проститутка, по младшему тоже зона плачет, а там его быстро запетушат, смазливый больно.

За столом сидели вчетвером: Наташа на коленях у Толика, Сергей и Оля. Валерки ели на полу, а Света подходила к столу, медленно, как холодную воду, выпивала самогонку, отламывала половину цыплёнка-табака, брала помидор, кусок хлеба и с ногами залезала на кровать, где жевала с таким хрустом, будто одни кости грызла. Откуда взялись цыплята и парниковые помидоры – Сергей не осведомлялся. Кормят, фамилию не спрашивая, – ну и не задавай глупые вопросы. Скорее всего, «одолжили» в «Белом аисте», потому что вся посуда была со штампом этого кафе.