Э. Винсент - Лето мафии Страница 30

— Вчера ночью был обчищен Федеральный склад, — сказал Дэнни, не отрывая взгляда от лица Рыжего. — У нас есть веские основания считать, что твой сынок и его дружки болтались в тех краях.

— Ну вот, допрыгался! — взревел Колин. — Говорил я тебе, что добром твое якшание с этими макаронниками не кончится!

«Проклятие, — подумал я, — мы были правы». Вчера братья Коллинз приезжали на склад, чтобы предупредить охранников… но почему те не прислушались к их словам?

— Я играл на бильярде, — ответил Рыжий, спокойный словно запруда у мельницы.

— Где? — спросил Роберт.

— Дома у Бенни Вила.

— Врешь, мерзавец! — рявкнул Дэнни.

— Кажется, ты только что сказал мне, что ходил прогуляться, — сказал Колин.

— Ну да, — невозмутимо подтвердил Рыжий. — К Бенни.

Я понял, что дело становится серьезным. Рыжий своим самоуверенным тоном выведет этих двух уродов из себя, и они разорвут его на части.

— Кто такой этот Бенни? — спросила Молли.

— Молодой ниггер — он тоже «налетчик», член той же банды, что и твой сынок, — объяснил Дэнни.

— И кто там был еще? — спросил Роберт.

— Все наши ребята. У нас был турнир.

— Опять врешь, — прорычал Дэнни. — Послушай, щенок, — сказал он, наклоняясь к Рыжему нос к носу, — мы прибьем твоих дружков гвоздями к стене. У тебя есть выбор: ты или окажешься вместе с ними, или расскажешь нам, что произошло вчера ночью.

— Хорошо, — сказал Рыжий. — Я проиграл вчистую. Победу одержал Бенни… треклятый ниггер катает шары лучше всех.

Я мысленно выругался. Ну вот, началось. Рыжий не смог удержаться.

В квартире внезапно наступила полная тишина. Мне показалось, сам воздух стал каким-то тяжелым. Я понимал, что подобную дерзость эти двое фараонов не стерпят. Рассудив, что Рыжему не помешает помощь, я вышел из спальни. Оказавшись в коридоре, я как раз успел увидеть, как Дэнни, побагровев, набросился на Рыжего и схватил его за шиворот.

Молли попыталась остановить брата.

— Дэнни! — воскликнула она.

Вмешался Роберт, не дав Дэнни зайти слишком далеко. Я остановился в дверях гостиной. Отстранив брата, Дэнни поднес толстый палец к самому носу Рыжего.

— Послушай, ты, наглый ублюдок! Отныне я тебя не знаю. Ты для меня лишь один из подонков с улицы, которых нужно давить без жалости. Если я поймаю тебя на чем-нибудь — все равно на чем, — ты загремишь по полной!

Развернувшись, он вышел с кухни, пересек гостиную и выскочил за дверь. Роберт, покачав головой Рыжему, взглянул на Молли и последовал за братом. Дэнни, проходя через гостиную, меня не увидел, но Роберт меня заметил. Он остановился, наши взгляды встретились, и Роберт криво усмехнулся. Не сказав ни слова, он вышел из квартиры, не закрыв за собой дверь.

«Замечательно, — подумал я. — Еще один гвоздь в крышке гроба».

На кухне воцарилась тишина. Молли и Колин молча таращились на Рыжего. Наконец Колин проворчал:

— Ну? Что скажешь?

Рыжий как ни в чем не бывало промолвил:

— Пиво стоит на солнце.

Взяв стаканчики с кофе, он направился к двери.

— И это все? — взорвался Колин. — Его обвинили в воровстве, твою мать, а он только и говорит: «Пиво стоит на солнце»?

Рыжий сказал:

— Да… канистры могут взорваться.

Он вышел с кухни, а родители лишь молча глядели ему вслед. Я встретил его в коридоре, и он протянул мне стаканчик с кофе. Колин и Молли меня так и не заметили. Когда мы выходили на черную лестницу, я услышал крик Колина:

— Во всем виноват роддом — я в этом уверен! Это не наш сын! Нашего сына подменили и дали этого ублюдка!

Я молча помог Рыжему спустить пиво и виски в погреб. Затем мы подобрали Луи и направились домой к Порошку.

Глава 23

Семейство Мазерелли жило в доме на Тридцать шестой улице между Девятой и Десятой авеню. У них была типичная квартира-«вагон», но только кухня сделала бы честь небольшому ресторану. В ней отражалась любовь Мазерелли ко всему, связанному с едой: здесь были большая промышленная плита, двухкамерный холодильник и широкий выбор миксеров, мясорубок и измельчителей.

Лена Мазерелли представляла собой уменьшенную копию своего мужа. В ней было пять футов шесть дюймов роста при тридцати шести дюймах в окружности — и груди, и талии, и бедер; при этом она носила пестрые платья, которые полнили ее еще больше. Лена затягивала волосы в узел на затылке, гордилась тем, что никогда не пользуется косметикой, и обладала силой быка и религиозностью папы римского. Ее излюбленной темой были рассуждения о том, что Анджело направляется прямиком в ад, а называла она его «моим язычником». Когда муж входил в комнату, Лена встречала его взмахом руки и словами: «А! Вот и мой язычник». Только получалось у нее: «А! Вота мой йизицник».

Когда мы постучали в дверь, Порошок как раз закончил одеваться. Зевнув, он пригласил нас в квартиру. Мы прошли следом за ним на кухню, поскольку Порошок решил перед тем, как пойти к Бенни, быстренько перекусить. Мы отказались от его приглашения присоединиться. Он отпилил от длинного итальянского батона двенадцатидюймовую горбушку, разрезал ее пополам, после чего основательно разгрузил холодильник: на столе появились ветчина, салями, пикантная свиная колбаса мортаделла, копченая колбаса из шейки капоколло, сыр проволоне, жареный сладкий перец, листья салата, несколько помидорин и луковица. Порошок обильно полил мякоть батона оливковым маслом, уксусом и горчицей и набил ингредиентами. В результате получился огромный бутерброд, похожий на подводную лодку. Если бы это была настоящая субмарина, она непременно была бы атомной. Вероятно, потребовалась бы целая жизнь только на то, чтобы научиться запихивать эту громадину в рот. Мы с Рыжим сидели и молча наблюдали за тем, как Порошок поглощает свое творение, наслаждаясь тем, что все до последней самой маленькой крошки отправляется ему в желудок.

От подводной лодки оставалось еще дюймов шесть, когда послышался стук ногой в дверь. Мы вздрогнули. Порошок пошел открывать, не расставаясь со своим творением. На пороге стояла его мать, обхватив своими мясистыми руками пять здоровенных пакетов с продуктами и тощую сумочку. В пакетах были фрукты, мясо, овощи и макароны — а из сумочки торчали шесть длинных итальянских батонов. Этих припасов должно было хватить на то, чтобы продержаться выходные… может быть. Протянув пакеты сыну, Лена сказала:

— Принимай сумки.

Невозможно было поверить в то, что она принесла все это одна.

Порошок вцепился зубами в остатки подводной лодки, удерживая ее во рту, и забрал у матери пакеты. Как только пакеты оказались в руках сына, Лена выхватила подводную лодку у него изо рта, откусила солидный кусок и удалилась на кухню. Порошок прошел следом за матерью и положил пакеты на стол. Лена, неистово работая челюстями, пыталась отдышаться и тут увидела за столом меня, Рыжего и Луи. Луи, как всегда, был в одном черном, и Лена приветствовала его неизменным:

— Кто-нибудь умер?

Мне она помахала рукой.

Луи, привыкший к подколке, улыбнулся и сказал:

— Здравствуйте, миссис Мазерелли. — Затем, желая произвести приятное впечатление, он добавил: — Решили попробовать бутерброд Порошка?

— Нет, — язвительно ответила Лена. — Просто упражняю зубы. — Повернувшись ко мне, она ткнула в Луи большим пальцем. — Он похож на сотрудника похоронного бюро, при этом слеп, как труп.

Плюхнувшись на стул, она откусила еще один солидный кусок от подводной лодки Порошка. Тот, глядя на то, как ест его мать, рассудил, что бутерброда ему больше не видать, и стал готовить себе другой.

— В котором часу ты вчера вернулся домой? — спросила Лена, расправляясь с кулинарным шедевром сына.

— Не знаю, — пожав плечами, небрежно бросил Порошок. — Было уже поздно.

— Отец сказал, ты пришел в четыре часа ночи.

— А он откуда знает?

— Он тебя ждал! — произнесла Лена таким тоном, будто речь шла о чем-то очевидном. — Он беспокоился!

Порошок неопределенно махнул рукой.

— А… беспокоиться было не о чем.

— Знаешь, твой отец — язычник, и ему предстоит вечно гореть в аду. Почему его до сих пор не отлучили от церкви — большая тайна, а почему я люблю его — тайна вдвойне, но он также любит тебя и поэтому беспокоится.

— Знаю, мама, и знаю, что он любит тебя. — Порошок откусил кусок от недоделанного бутерброда, после чего мать и сын продолжили разговор с набитыми ртами.

— Ха, ясное дело, он меня любит. Почему бы ему меня не любить? Я лучшая стряпуха во всей Америке. Меня с радостью бы взяли шеф-поваром в лучший ресторан! — Она снова впилась зубами в бутерброд.

— А папа считает, тебе надо было бы идти в монашки.

— Ха-ха! Теперь ты понимаешь, почему я постоянно твержу, что он насмехается над святой церковью!