Светлана Климова - Подражание королю Страница 30

— Я полагаю, существует возможность оформить договор вчерашним числом?

— проговорил Павел Николаевич. — Дабы избежать сомнений в качестве сделки и вообще…

— Нет проблем, — помолчав, ответил покупатель. — Мы сейчас же едем к нотариусу и в пять минут все закончим.

Машина мягко тронулась, развернулась, и не успел Романов поуютнее устроиться в необыкновенно удобном кресле, как уже стоял перед некой подтянутой барышней лет тридцати в черном деловом костюме, с безукоризненным макияжем на бесстрастно-красивом лице. Все это происходило в освещенном ярким белым светом кабинете с полированной ореховой мебелью, в кондиционированном воздухе которого витал запах тропических цветов и больших денег.

— Верочка! — негромко произнес покупатель. — Именно по этому вопросу я звонил…

Барышня холеными пальцами в тонких перстнях открыла верхний ящик стола, за которым восседала, и кивнула посетителям на кресла.

Пять минут вылились в полчаса, и Павел Николаевич взмок под своим парадным пиджаком, несмотря на то что пальто предусмотрительно оставил в прихожей. Помимо понятного волнения, он никак не мог справиться со своей головой, которая то и дело поворачивалась в сторону лаково-темного окна. Под ним, у пощелкивающего итальянского радиатора, растянулся огромный пятнистый дог и, не мигая, пожирал его желтыми глазами. Покупатель и барышня-нотариус не обращали ни малейшего внимания на это чудовище.

«Ну и тварь, — подумал Романов, прикидывая вес зверюги. — Это чем же ее можно прокормить?»

Дог, напряженно вытянув стройные, в узлах мускулов, лоснящиеся лапы, по-прежнему изучал его, постукивая прутом хвоста по ковру.

«Боже мой, — вдруг мелькнуло в голове Павла Николаевича, — я же начисто забыл о Степане! Даже у жены не спросил… Куда его-то теперь?» Надежда, что проклятый пес последовал за хозяйкой под колеса «Икаруса» не имела под собой никаких оснований.

— Павел Николаевич, подойдите к нам, — донесся до него вежливый голос нотариуса. — Цезарь, лежать! — проговорила барышня, заметив, что Романов медлит и косится на дога.

— По условиям договора вы должны получить всю сумму в момент подписания, — услышал Романов. — В российских рублях или в конвертируемой валюте?

— Я…

Покупатель щелкнул замком кейса, и Романов уже более уверенно проговорил:

— Да… Естественно, в конвертируемой… Предпочтительно в долларах США…

Покупатель оказался настолько любезен, что доставил Павла Николаевича к самому дому…

Я видел его, неуклюже выбирающегося из бесшумно припарковавшегося на площадке «ниссана». Со стороны водительского места следом за ним вышел, не закрывая дверцу, рослый мужчина в зеленом кашемировом пальто с сигаретой в зубах.

Романов потоптался на месте, кивнул мужчине и, помахивая своим потертым портфелем, резво побежал по ступеням в освещенный подъезд.

Я, позевывая, стоял рядом с дверью прямо под лучом прожектора, освещавшего стоянку, но он хлопнул дверью, не заметив меня. Лицо у него было таким вдохновенным, что я не поверил своим глазам. Бесконечно давно я не видел по-настоящему счастливого человека.

Водитель «ниссана» докурил, внимательно рассматривая нашу шестнадцатиэтажку, швырнул окурок в кусты, погрузился в свою тележку и укатил.

Я возвратился в теплое чрево подъезда, однако дверь оставил приоткрытой, чтобы лучше слышать паркующиеся на ночь машины. Я был на службе, дом жил своей привычной жизнью, Сабина лежала в травматологии с вывихом и ушибом голеностопа, и я обещал ей — через ту же сестричку — навестить ее завтра.

Как только я отвинтил крышку термоса и развернул пакет с бутербродами, в подъезд степенно вошел скотч-терьер по имени Степан и сел перед моей загородкой.

Сказать, что он был грязен, — ничего не сказать. Больше всего пес был похож на многократно уменьшенного мамонта, пролежавшего пару тысяч лет в мартовской мерзлоте и внезапно оттаявшего. Морда Степана осунулась, глаза были печальны, а борода всклокочена и облеплена глиной.

— Что, служивый, погулял? — спросил я, выходя к нему. — Ужинать будешь?

Так мы с ним и несли вахту до утра.

Часть третья

КЛИНИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

Глава 1

Ночь прошла спокойно. Степан продрых все это время под батареей, изредка постанывая, вздрагивая и тоненько всхлипывая во сне. Как мне кажется, с оттенком сексуального разочарования. Я где-то читал, что скотч-терьеры сами по себе не в состоянии развязаться, им нужна квалифицированная помощь, так что бедняга отвел душу как бы только наполовину. Иногда я трогал его нос — бархатный и холодный, — пес шумно вздыхал и тут же открывал глаза; взгляд у него был незрячий, но вполне доброжелательный. «Давай спи дальше, парень, — говорил я ему, — утро вечера мудренее».

Около восьми Степан был выпущен на улицу и, пока я сдавал смену, минут двадцать сонно побродил под кустами у подъезда и между машинами на стоянке, орошая колеса. Только когда он вернулся, я принял решение вымыть пса, прежде чем безнадежно опоздать в прокуратуру.

К счастью, дали горячую воду. Пока я драил его под душем чудодейственным мылом «Сейфгард», а затем сушил феном, пока отскребал ванну, чтобы самому в нее влезть, в мойке размораживался кусок мяса, а на плите клокотал чайник.

Затем мы на скорую руку позавтракали, причем Степан, проглотив мясо, тут же сел рядом со мной и выпросил половину яичницы с беконом. От кофе он отказался и, удовлетворенно икнув, вперевалку отправился на мой диванчик, пал на него и тут же захрапел. Я пулей выскочил из дома.

Было уже половина одиннадцатого, когда я, старались казаться полупрозрачным, прошмыгнул в комнату, где собирались практиканты и откуда можно было позвонить в больницу. Телефон, к моему изумлению, оказался свободен, а комната пуста.

Я набрал номер отделения, где лежала Сабина, и попросил пригласить ее лечащего врача. Через пару минут я услышал недовольный докторский баритон.

— Нормально, — ответил он, когда я задал свой вопрос о самочувствии Сабины Георгиевны. — Я отменил обезболивающее, но оставил снотворное, так как больная всю ночь находилась в… э-э… довольно буйном состоянии.

Я едва не выронил трубку.

— У нее острое психомоторное возбуждение, — продолжал доктор, — порывалась встать и куда-то звонить, отказалась пользоваться судном. Очень беспокойная больная. Связки не повреждены, но на несколько дней ей необходим полный покой. А почему не пришли ее родственники? — В голосе врача прозвучало удивление.

— Понятия не имею, — соврал я.

— А кто такой Степан?

— Ее скотч-терьер, пес.

— А вы, собственно, кто? — подозрительно спросил врач.

— Сосед.

Непродолжительное молчание повисло между нами.

— Еду-то ей принесут? А то на нашем пайке… Я не успел ответить, потому что меня оторвал от телефона возмущенный голос следователя Трикоза, моего давнего знакомца:

— Башкирцев, что это вы тут делаете?

Я положил трубку, обернулся и невинно произнес:

— Собираю информацию, Сергей Романович. Добрый день! Рад вас видеть в добром здравии.

На длинной физиономии следователя появилось брезгливо-удивленное выражение. Выпученные, как у богомола, глаза, казалось, были готовы незамедлительно испепелить мою персону.

— Вас все ищут! Бегом в операторскую!

— Да что стряслось-то? Горит?

— Узнаете! — коротко рыкнул он и, развернувшись как циркуль, шагнул в коридор на своих негнущихся в коленях ногах.

Я поспешил за Трикозом, только сейчас отметив, что в воздухе следственного управления царит необычайное возбуждение. Следуя за Сергеем Романовичем, я пару раз зафиксировал присутствие начальства самого высокого ранга.

— Что происходит? — вполголоса спросил я, догоняя Трикоза.

— Четвертый эпизод, — ответил он, не поворачивая головы. — Сегодня ночью милицейский патруль наткнулся на труп молодой женщины в самом центре. В части парка, примыкающей к университету. Почерк тот же, вплоть до номера на щеке. Голова отделена и установлена на возвышении…

— Где именно?

— На аллее, позади университетских кортов. Она возвращалась с тренировки и, чтобы сократить дорогу, пошла задами. Именно там он ее и подстерег…

Я вбежал в кабинет, где стояли компьютеры, а Трикоз, подпрыгивая, помчался дальше. Мне сразу же сунули в руки пачку бумаг, хотя, как я понял из разговоров, следственная бригада все еще продолжала работу в районе кортов.

Начал я с чернового протокола осмотра места происшествия, из которого следовало, что в два часа ночи вблизи университетского спорткомплекса была обнаружена отделенная от тела голова женщины, зафиксированная на картонном ящике из-под бананов. Ящик располагался в точности посередине узкой аллеи, ведущей в парк. Далее осмотром было установлено, что «местом происшествия является плохо освещенная площадка в десяти метрах от тыльной стороны двухэтажного здания университетских кортов».