Картер Браун - Том 17. Убийца среди нас. Непристойный негатив. Звездой помеченный любовник. Начни все сначала,Сэм Страница 32

— Похоже на то. — Теперь его интонация стала сугубо деловой. — И что ты хочешь от меня?

— Чтобы ты поскорее забрал ее к себе, — сказал я. — На мой взгляд, будет лучше, если тот, кого ты пришлешь сюда, сделает ей укол какого-нибудь снотворного, чтобы по дороге в твое заведение она вела себя спокойно. Думаю, она будет очень недовольна, когда придет в себя и узнает, где находится.

— Да уж, это характерная реакция наших клиентов, — печально согласился Слейтер. — У нее есть родственники?

— Понятия не имею, — признался я. — Всю ответственность я возьму на себя.

— И финансовую в том числе? — вкрадчиво напомнил он.

— Ладно, — проворчал я.

— Через сорок пять минут жди машину, — сказал Слейтер. — Я сам приеду за ней. Значит, Линди Картер, а? Знаешь что, Рик, признаться, я когда-то считал ее самой прекрасной женщиной во всем мире!

— Возможно, она снова станет такой, — предположил я. — После того, как с твоей помощью бросит пить.

Когда он приехал, Линди все еще спала и не проснулась даже после того, как ей под кожу скользнула игла шприца. Ее переложили на носилки и вынесли из дома к дожидавшейся там машине «Скорой помощи». Стоя на пороге, я видел, как захлопнулись задние дверцы и она тронулась с места, выруливая обратно на дорогу. Я смотрел вслед удаляющейся «скорой помощи», пока та совсем не скрылась из виду, и не испытывал при этом ни малейших угрызений совести. Вернувшись обратно в дом, заглянул в телефонный справочник. Сэнфорд и Феррелл оказались в списках абонентов. Блэра и Джемисона найти не удалось. Расклад, на мой взгляд, получался совсем неплохой; с этой мыслью я вышел из дому и вывел машину из гаража.

Часы показывали половину четвертого дня, когда я припарковал ее перед парадным крыльцом большого дома. Жарко припекало солнце, в небе ни облачка, и в знойном потоке горячего воздуха лениво парили две пташки, изредка принимающиеся махать крыльями, наверное, для того, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в царившее тут сладостное безделье. Мне было вполне понятно их настроение. Дом был выстроен на самом краю каньона, как бы зависая над ним, и я подумал, что кем бы ни оказался этот Сэнфорд, но только боязнью пространства он не страдал, это уж точно. Массивную дверь, отделанную дубовыми панелями и украшенную тяжелым дверным молотком из начищенной меди, стук которого был похож на удары гонга, долго не открывали. И мне пришлось стучать дважды, прежде чем она отворилась, но когда это все-таки произошло, я понял, что старания мои были не напрасны.

Ее светлые волосы были тщательно уложены и вились тонкими упругими колечками; голубые глаза с поволокой, а опущенные уголки губ придавали лицу выражение обманчивой беззащитности. Под черным свитерком в мельчайших подробностях угадывались очертания полной, упругой груди, и короткие шортики в обтяжку открывали взору длинные, безупречной формы ноги, покрытые золотистым загаром.

— Если вы решились на изнасилование, — доверительно проговорила она низким голосом с хрипотцой, — то, пожалуйста, заходите. В доме намного прохладнее.

— Мне нужен Джерри Сэнфорд, — сообщил я, — но, полагаю, с этим можно повременить, пока не закончим с изнасилованием.

— Он у себя, — ответила она. — И ему, наверное, тоже будет небезынтересно поглядеть. Джерри очень интересуют новые технологии и приемы в этом деле. Но его беда в том, что он по большей части только и занимается тем, что читает об этом, а на то, чтобы воплотить теоретические знания в жизнь, времени почти не остается. — Приоткрыв рот, она медленно провела языком по нижней губе. — А меня, знаете ли, в такие вот жаркие дни всегда охватывает страстное желание.

Она попятилась назад и распахнула дверь пошире.

Я вошел в большую прихожую, где царила спасительная прохлада и полумрак.

— Может быть, вам сначала все-таки переговорить с Джерри? — предложила девица, закрывая за мной дверь. — И тогда уже у вас ничего не будет висеть над душой. Вот уж что я ненавижу больше всего на свете, так это заниматься любовью с мужчиной, переживающим из-за ситуации, складывающейся на рынке ценных бумаг. Это уже не любовник, а изменщик в самом худшем смысле этого слова.

— А вы не обидитесь? — находчиво сострил я.

— Он на балконе, — продолжала она. — Туда можно попасть через гостиную. Скорее всего сидит там и притворяется мертвым. Пусть вас это не смущает и не пугает, у него всегда такой вид, даже когда с ним разговаривают.

Я молча подчинился ее указаниям, решив, что прерывать данный монолог бессмысленно. Гостиная была просторной и богато обставленной. Длинный ряд застекленных дверей выходил на балкон, который казался таким же огромным, как и сама гостиная. Там стояло кресло-качалка, в котором действительно сидел, закинув ноги на балконные перила, человек. В руке он держал высокий бокал и либо сосредоточенно думал о чем-то, или же только что умер от сердечного приступа. На вид лет пятидесяти, не меньше. Аккуратно подстриженные волосы с проседью, болезненно-бледное лицо и весьма крючковатый нос, при взгляде на который любой специалист по пластическим операциям принялся бы радостно потирать руки в предвкушении скорой работы. На нем был двубортный пиджак, синяя рубашка и брюки, а на шее повязан галстук изысканной расцветки.

— Мистер Сэнфорд, — окликнул я, подойдя поближе.

— Это я, — недовольно ответил он неожиданно писклявым голосом. — Вас, наверное, впустила в дом Паула? У этой девчонки совершенно отсутствует инстинкт самосохранения. Просто поразительно!

— Я Рик Холман, — представился я. — Мне хотелось бы поговорить с вами о фильме с участием Айрис Меривейл, съемки которого вы финансировали.

— Это все равно что бросить сто тысяч долларов в помойное ведро, — сказал он. — А потом узнать, что у этого ведра нет дна. Стоило выкладывать сто тысяч кровных, чтобы в этом убедиться!

— Айрис Меривейл умерла, — заметил я. — Но если бы кому-нибудь удалось в сжатые сроки закончить фильм, на этом, вероятно, можно было неплохо заработать. Вы вернули бы затраченные деньги. А возможно, даже и получили некоторую прибыль.

— Вас прислал ко мне Джемисон? — Он широко зевнул. — Так ступайте и передайте ему, что я не собираюсь менять своего мнения. Мне это неинтересно.

— Меня нанял человек по фамилии Лессинджер, чтобы я предотвратил возможное убийство и тем самым спас бы ему жизнь, — возразил я.

— Если бы кто-нибудь убил Хэла Лессинджера, он тем самым оказал бы миру неоценимую услугу, — констатировал Сэнфорд. — А вы, молодой человек, понапрасну отнимаете у меня время.

— У Лессинджера был друг, частный детектив, — сказал я, — по имени Майк Роулинс. Он жил какое-то время в доме у Лессинджера. А вчера ночью кто-то вышиб ему мозги, пальнув сразу из обоих стволов двуствольного обреза. Лессинджер считает, что убить собирались его, и он несколько обеспокоен сложившимися обстоятельствами.

Сэнфорд повернул голову и взглянул на меня; его серые глаза проницательно смотрели из-под нависших век.

— Я весьма наслышан о вас, Холман, — ворчливо проговорил он. — И поэтому верю вам на слово. Но каким образом, по-вашему, это должно касаться меня?

Мельком оглянувшись, я заметил, что открывшая мне блондиночка тоже неслышно выскользнула на балкон и теперь стояла чуть поодаль, прислушиваясь к нашему разговору.

— Сперва вы согласились финансировать фильм, режиссером и продюсером которого должен был стать Тони Феррелл, — сказал я. — Потом, когда на это дело уже было истрачено сто тысяч долларов, вы, отсмотрев готовый материал, решили, что затея себя не оправдала, и отказались дать деньги на продолжение съемок. Так, по крайней мере, мне рассказали об этом.

— Так оно и было, — согласился Сэнфорд.

— После смерти Айрис Меривейл на ум Лессинджеру пришла шальная мысль, что было бы неплохо закончить фильм и затем сделать на его прокате хорошие деньги. Тем более, что некий Блэр последнее время оказывал на него сильное давление, требуя, чтобы тот подыскал ему дело, куда можно было бы выгодно вложить деньги. Феррелл же к тому времени уже успел занять десять тысяч долларов у некоего Алека Джемисона, предоставив в залог негатив незаконченного фильма. Но оставил за собой право закончить картину в качестве продюсера и режиссера, если до этого вообще когда-либо дойдет дело. Лессинджер говорит, что на пути этого проекта уже возникли две трудности. Джемисон отказывается отдавать негатив, требуя отчисления большого процента с прибыли от реализации фильма. А Феррелл внезапно заартачился, объявив, что вся эта идея противоречит его высоконравственным художественным принципам.

— И зачем вы рассказываете мне весь этот бред? — Сэнфорд снова демонстративно зевнул.

— Потому что в любом случае подобная сделка не может быть совершена без вашего непосредственного участия в ней, — сказал я. — Ведь те сто тысяч долларов вы отдали Ферреллу отнюдь не в качестве безвозмездного пожертвования.