Владимир Колычев - Бедовый месяц Страница 33

Бегать Юле приходилось много, и сам Кухаров в свои тридцать шесть лет выдерживал многокилометровые кроссы.

Дома он первым принял душ. Долго он пропадал в кабинке, и вскоре Юля поняла почему. Когда она сама встала под душ, знакомой дырки в доске уже не было. Олег Ефимович выстругал палку такого же сечения, засунул ее в отверстие и срезал все лишнее с двух сторон. Стыдно ему стало. Что ж, значит, он еще не совсем потерян для их совместной жизни.

Огонь в камине горел с треском, дым с гулом уходил вверх через трубу. Хорошая печь, Олег Ефимович ее своими руками сложил. И лосиная голова с рогами, что висит над камином, – это его охотничий трофей. Вот шкура медвежья на полу перед диваном – это уже чужая заслуга. Друг один, говорит, подарил.

Олег Ефимович сам построил этот бревенчатый дом на отшибе подмосковного поселка. Людей нанимал только для того, чтобы поставить фундамент и сруб под крышу, а внутреннюю отделку взял на себя. И хорошо у него это получилось, комфортно в доме и охотничьей экзотикой попахивает. Он как только построил его, так сразу и привез сюда Юлю. Они вместе, считай, новоселье справили. Но гостей не было. Ни друзей не позвал он в дом, ни соседей. В интернате он – открытая душа, а за пределами ни с кем общаться не хочет, если не считать Юлю.

Но друзья у него есть. Друзья-однополчане. Он с ними на День десантника встречается, в другие памятные для них даты. Иногда уезжает на несколько дней, а один раз целых две недели пропадал. Но никогда никого из них в дом к себе не звал…

– Юля, мне надо с тобой серьезно поговорить.

Он достал из кармана пачку «Мальборо», сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой, но потом вспомнил про собственный запрет на курение в доме, бросил ее в огонь. Немного подумал и снова взялся за сигарету, только на этот раз не стал ее зажигать.

Вид у него был такой, как будто он собирался признаться ей в любви. Собирался, но все не решался.

– Разговор очень серьезный…

– Хочешь сделать мне предложение руки и сердца? – подзадорила его Юля.

– А ты бы хотела? – еще больше разволновался он.

– Нет.

– Почему?

– Потому.

– А нам надо быть вместе.

– Мы и так вместе.

– Нам всегда надо быть вместе. Потому что у нас единая цель – найти и уничтожить твоих обидчиков.

– Как мы их найдем, если мы ничего про них не знаем?

– Не знаем. Потому что еще не взялись за них. Потому что ты не готова была к войне с ними. Но сейчас ты уже готова к этому. И нам пора выйти на тропу войны… Но возникли некоторые обстоятельства, – замялся Кухаров.

– Какие обстоятельства?

– Мне угрожает большая опасность… Я не хотел тебе говорить, но два месяца назад был убит мой друг Юра Серегин, а на прошлой неделе погиб второй мой друг… Я не хотел тебе говорить, но еще в начале девяностых мы открыли кооператив по пошиву курток и джинсов, со временем это предприятие переросло в целую фабрику. Я тогда учился в институте, потом работал в психиатрии, времени у меня на этот бизнес не оставалось. Но дело в том, что в этом бизнесе есть и моя доля. Она небольшая, всего десять процентов, но все-таки она есть…

– Впервые слышу.

– А на что, по-твоему, я построил этот дом? На что купил машину? На что, по-твоему, мы живем? Или ты не знаешь, сколько я зарабатываю в интернате?

– Знаю. Мало.

– А живем мы с тобой хорошо.

– Да, я заметила…

– Это дивиденды, Юля. Дивиденды с фабрики. И они сейчас находятся под угрозой… Да черт с ними, с этими дивидендами! – отчаянно махнул рукой Кухаров. – У меня есть кое-что на банковском счете, проживем и без них. Куда хуже, что вслед за Серегиным и Ворожиловым могу погибнуть я. Как погиб твой отец. Ты же знаешь, зачем бандиты убили его. Из-за денег они его убили, из-за фирмы, которой он владел. Теперь точно такая же ситуация сложилась и со мной… Хорошо, если меня просто застрелят. Будет гораздо хуже, если эти подонки ворвутся в наш дом и сожгут его. Но сначала они убьют меня. И еще они могут изнасиловать тебя… Ты знаешь, как это может быть…

Да, Юля хорошо знала, как это бывает. И хорошо помнила звериные оскалы бандитов. А как забыть тот момент, когда она кричала от боли, когда та сволочь рвала ее изнутри? Она кричала от боли, но никто ее не слышал, потому что в соседней комнате бандитские ублюдки убивали отца и насиловали маму… И этот кошмар мог повториться снова…

– Да, я знаю, как это бывает…

Загнанный в глубины сознания страх вдруг вырвался на свободу, схватил Юлю за душу и принялся трясти ее. Хотелось орать от ужаса, в истерике биться головой о стену…

Но Кухаров знал, как ее успокоить.

– Не бойся, ничего не случится, – завораживающе глядя ей в глаза, сказал он. И крепко взял Юлю за плечи, чтобы она чувствовала его опору. – Бандиты – тоже смертные. Они убивают, но их тоже можно убить. Они хотят нашей смерти, а мы им хотим смерти. Он пойдут нас убивать, но мы сделаем это раньше… Там все решает один человек. Если его не будет, нас никто не тронет. Его надо убить. И ты его убьешь. Ты умеешь это делать, и ты его убьешь. Ты его убьешь и отомстишь за всех, кого он уже изнасиловал и убил. Ты его убьешь, ты отомстишь ему за себя. Ты его убьешь и восстановишь справедливость. Ты его убьешь, и с тобой ничего не случится. Ты его убьешь и отомстишь за моих друзей… Ты его убьешь?

– Да, я его убью, – зачарованно кивнула Юля.

Не зря же она так долго тренировалась стрелять из снайперской винтовки. Не зря же она готовилась убивать…

– Без меня ты не справишься, поэтому я буду с тобой. Вместе мы справимся, правда?

– Правда, – завороженно кивнула она.

– Вот и умница.

Олег Ефимович наклонился к ней и нежно поцеловал в лоб.

– А потом я сделаю тебе предложение руки и сердца, – тепло улыбнулся он.

– Я не хочу.

– Почему? Ты не хочешь со мной жить?

– Хочу.

– Тебе скоро девятнадцать, ты уже совсем взрослая. Ты бы могла выйти за меня замуж… Или я тебе не нравлюсь?

– Нравишься.

– Тогда в чем дело?

– Я не могу лечь с тобой в постель… Я не смогу… Я ни с кем никогда не смогу…

Кухаров нравился ей, и в общем-то она бы хотела стать его женой. Но страх перед постелью гнал прочь мысли о замужестве… После того, что случилось с ней в двенадцать лет, близость с мужчиной всегда будет вызывать в ней только отвращение…

– Я тебя понимаю, – кивнул Олег Ефимович. – Я прекрасно тебя понимаю. И понимаю, что именно тебя пугает. Но поверь, я не собираюсь тебя принуждать. Ты можешь выйти за меня замуж, но секса у нас не будет…

– А так можно?

– Можно… У тебя психологическая травма, прошлое держит тебя в тисках. Но когда-нибудь оно тебя отпустит…

– Не знаю, не думаю.

Она хотела, чтобы прошлое отпустило ее. Возможно, это случится, когда она убьет всех своих врагов. Но что, если, напротив, она лишится даже того шаткого душевного равновесия, в котором находилась сейчас? Что, если после этого она совсем сойдет с ума?

Нельзя думать о человеке, которого собираешься убить. Ни хорошо нельзя о нем думать, ни плохо. Ведь он человек, и у него есть право на жизнь. Нельзя думать об этом, иначе может задушить жалость. Тогда или палец беспомощно замрет на спусковом крючке, или рука дрогнет…

Так говорил Олег Ефимович, а Юля – послушная его ученица. Но все-таки она не могла не думать об этом человеке, который неторопливо выходил из своего офиса, направляясь к машине. Это был респектабельный мужчина с глубокими залысинами, которые ничуть не портили его, скорее наоборот. Лицо у него крупное, черты грубоватые, но не похож он на бандита, как уверял Кухаров. Холодно на улице, легкий морозец, но его дорогое делового покроя пальто нараспашку, и голова не покрыта. Движения неторопливые, но уверенные, чувствуется скрытая энергия в них – и кажется, что сейчас в этом человеке разожмется вдруг пружина, и он побежит к своей машине. А потому надо торопиться…

Но не может Юля выстрелить. Может, и бандит он, этот мужчина. Может, в его голове зреют страшные планы захвата чужих предприятий, может, он готовит кому-то смерть, но дома его ждут жена, дети. Жене он купит цветы, детям подарит мягкие игрушки, потом будет семейный ужин, а вечером его дочка заснет с плюшевым медвежонком в обнимку… Но если его сейчас убить, эта девочка будет плакать горькими слезами. Ведь ей не объяснишь, что папа был нехорошим человеком…

Нет, не могла Юля выстрелить. Поэтому приговоренный к расстрелу спокойно сел в свою машину.

– Что такое? – с досадой, но не зло спросил Кухаров.

Он сам выбрал позицию для стрельбы, обустроил снайперское гнездо на чердаке дома. Он сам все организовал, даже винтовку принес, Юле осталось только подняться на чердак, взять цель в перекрестие прицела и нажать на спусковой крючок. Но не смогла она выстрелить, поэтому Кухаров сердится.

– Я не могу, – опуская винтовку, сказала она.

– Почему?

– Он живой человек… И у него могут быть дети… У него может быть дочь…