Агата Кристи - Детективные романы и повести Страница 33

— Конечно, — голос мистера Осборна звучал уверенно. — У меня прекрасная память на лица. Это просто мой конек. Если бы чья-нибудь жена пришла ко мне и купила мышьяк отравить мужа, я бы мог присягнуть на суде, что узнаю ее.

— Но вам не приходилось пока выступать на суде в такой роли?

Мистер Осборн признался, что нет.

— И уж теперь вряд ли придется. Я продаю свое дело. Мне предложили за него хорошие деньги, продам и переселюсь в Борнемут. Нужно идти на отдых, пока ты еще в состоянии наслаждаться жизнью. Я так считаю. Разведу сад. Буду путешествовать — погляжу разные страны, пока еще не поздно.

— Ну, что ж, желаю вам всех благ, — сказал он. — И если до отъезда вы вдруг встретите этого человека…

— Я тотчас же дам вам знать, мистер Лежен. Конечно. Можете рассчитывать на меня. У меня прекрасная память на лица.

Глава IV

Рассказывает Марк Истербрук

Я вышел со своей приятельницей Гермией Редклифф из театра Олд Вик. Мы были на «Макбете».

— Поедем поужинаем в «Фантазии». Когда смотришь Шекспира, всегда проголодаешься.

— Да, и когда слушаешь Вагнера. Бутерброды с семгой в антракте проходят незаметно.

По дороге мы рассуждали о «Макбете». Гермия Редклифф — красивая молодая женщина двадцати восьми лет. У нее безупречный классический профиль и густая шапка каштановых волос. Моя сестра называет ее «приятельница Марка», причем так и слышишь многозначительные кавычки. Это меня постоянно выводит из себя.

В «Фантазии» нас встретили приветливо и провели к столику у стены. Когда мы усаживались, кто-то вдруг радостно нас окликнул. За соседним столом сидел Дэвид Ардингли, преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу, прехорошенькую девушку с модной прической: волосы торчали во все стороны, а над макушкой прядки поднимались под невероятным углом. Как ни странно, прическа ей шла. У девицы были огромные голубые глаза, и рот она все время держала полуоткрытым. Как и все девушки Дэвида, она была непроходимо глупа. Дэвид, человек редкого интеллекта, почему-то находил удовольствие только в компании совершенно пустоголовых красоток.

— Это моя глубокая привязанность, Пэм, — воскликнул он. — Познакомься с Марком и Гермией. Они очень серьезные и интеллигентные. Держу пари, вы только что с Шекспира или с Ибсена.

— Смотрели «Макбета».

— Ага, ну как выглядели ведьмы?

— Ужасные, — сказала Гермия. — Как всегда.

— А знаете, — сказал Дэвид, — какие бы у меня были ведьмы, если бы я ставил спектакль?

— Какие?

— Хитрые, тихие старушонки. Как ведьмы у нас в деревнях.

— Но сейчас нет никаких ведьм, — сказала Пэм.

— Ты так говоришь, потому что ты лондонская жительница. В каждой деревне в Англии есть своя ведьма.

— Ты шутишь, — надула губки Пэм.

— Ничуть. Правда, Марк?

— Все эти суеверия давно умерли, — сказала Гермия.

— В глуши они еще живут, как ты считаешь, Марк?

— Может, ты и прав, — ответил я. — Хотя сам я не знаю, никогда в деревне не жил.

— Не представляю себе, как можно в «Макбете» показать ведьм обычными старухами. Нужна атмосфера чего-то сверхъестественного, — заметила Гермия.

— Значит, — обратился я к Дэвиду, — у тебя ведьмы бормотали бы свои заклинания, вызывали духов, а сами оставались тремя обычными деревенскими старухами. Что ж, это могло бы действительно произвести сильное впечатление.

— Если только убедить актеров так играть, — возразила Термин сухо.

— Шекспир бы теперь немало удивлялся современным постановкам своих пьес.

— А Филдинг сегодня очень интересно играл третьего убийцу, — вспомнила Гермия.

— Как было тогда удобно, — размечтался Дэвид, — нанимаешь убийцу, и он убирает кого нужно. Сейчас уж так не бывает!

— Почему не бывает, — возмутилась Гермия.— А гангстеры? Чикаго и все такое?

— Да нет же, — сказал Дэвид. — Я не про гангстеров, которых нанимают финансовые воротилы или князья преступного мира. Я про обычных людей — просто мешает кто-то: тетя Эмили такая богатая и не собирается умирать; или кому-то надоел постылый муж. Как бы удобно, звонишь в контору и говоришь: «Пришлите, пожалуйста, двух надежных убийц».

Мы все рассмеялись.

— А ведь и сейчас можно разделаться с человеком, когда надо, разве вы не знаете? — проговорила Пэм.

Мы обернулись к ней.

— Как это, детка? — спросил Дэвид.

— Ну, в общем, можно. Обыкновенным людям вроде нас. Только, кажется, это очень дорого.

Пэм смотрела на нас огромными наивными глазами, рот у нее был слегка открыт.

— Что это ты хочешь сказать? — заинтересовался Дэвид.

Пэм смутилась.

— Ах, наверно, я все перепутала. Я вспомнила про «Белого Коня». И все такое.

— «Белого Коня»? Какого еще белого коня?

Пэм залилась краской и опустила ресницы.

— Да это просто так. Кто-то что-то говорил, наверно, я перепутала, не поняла.

— А ты попробуй-ка вот этого отличного салата, — посоветовал Дэвид.

В жизни иногда случаются престранные вещи — услышишь неожиданно что-нибудь, и вдруг через день снова тебе кто-то говорит то же самое. Со мной такое произошло на следующее утро.

Позвонил телефон. Я ответил.

— Это Марк Истербрук?

— Да. Миссис Оливер?

— Марк, я насчет этого благотворительного праздника. Я поеду и буду надписывать там книжки, если Роуда уж так хочет.

— Очень мило с вашей стороны.,

— Обеда, надеюсь, не будет? — спросила миссис Оливер с опаской. — И пусть они меня не тащат в «Розовый Конь» пить пиво.

— Какой розовый конь?

— Ну, «Белый Конь». Мне от пива становится худо.-

— А что это такое «Белый Конь»?

— Да там какой-то бар, разве он не так называется? Или «Розовый Конь»? А может, я напутала. У меня такая путаница в голове.

— Как поживает какаду? — спросил я.

— Какаду? — недоуменно откликнулась миссис Оливер.

— А мяч для крикета?

— Ну, знаете ли, — с достоинством проговорила миссис Оливер. — Вы, наверно, с ума сошли, или у вас похмелье, или еще что. Розовые кони, какаду, крикет.

Она сердито повесила трубку.

Я все еще раздумывал о «Белом Коне», о том, как я о нем услышал сегодня снова, когда опять зазвонил телефон.

На этот раз звонил мистер Соме Уайт, известный стряпчий, который напомнил мне, что по завещанию моей крестной я могу выбрать три картины из ее коллекции.

— Ничего особенно ценного, конечно, нет, — сказал мистер Соме Уайт своим меланхоличным, скорбным тоном. — Но, насколько мне известно, вы говорили, что вам очень нравятся некоторые картины покойной.

— У нее были прелестные акварели, индийские пейзажи.

— Совершенно верно, — отвечал мистер Соме Уайт. — Подготавливаемся распродажа имущества, и не могли бы вы сейчас подъехать на Элламер-сквер…

— Сейчас приеду, — сказал я.

Работать в это утро все равно не удавалось.

С тремя акварелями под мышкой я выходил из дома на Элламер-сквер и столкнулся нос к носу с каким-то человеком, — поднимавшимся по ступенькам к двери.

Я извинился, он тоже извинился, и я уже окликнул было ехавшее мимо такси, как вдруг меня что-то остановило, я быстро обернулся и спросил:

— Привет, это вы, Корриган?

— Я. Да… а вы… вы — Марк Истербрук.

Джим Корриган и я были приятелями, когда учились в Оксфорде, но мы не виделись уже лет пятнадцать.

— Не узнал вас сначала, — сказал Корриган. — Читаю время от времени ваши статьи, нравятся.

— А вы что поделываете? Занимаетесь научной работой? Помнится, у вас была тема?

Корриган вздохнул.

— Не вышло. На это нужно много денег. Или найти миллионера, чтобы субсидировал. А мне никого не удалось заинтересовать своей теорией, к сожалению. Так что я теперь судебный хирург.

— Понятно. Вы идете в. этот дом? Там никого нет, кроме сторожа.

— Я так и думал. Но мне хотелось кое-что поразузнать о покойной леди Хескет-Дюбуа.

— Наверно, я смогу вам рассказать больше, чем сторож. Она была моя крестная.

— Правда? Отлично. Пойдемте куда-нибудь поедим. Тут недалеко маленький ресторанчик. Ничего особенного, но кормят хорошо.

Мы выбрали себе столик в ресторане и, когда подали суп, я спросил:

— Ну, а что вы хотели узнать насчет старушки? И, кстати, зачем вам это нужно?

— Это длинная история, — отвечал Корриган. — Скажите мне сперва, что она из себя представляла?

Я стал вспоминать.

— Человек старого поколения. Викторианский тип. Вдова бывшего губернатора какого-то неведомого островка. Была богата и любила жить с удобствами. Часто путешествовала за границей. Детей у нее не было, но она держала двух очень воспитанных пуделей и просто обожала их. Самоуверенная, заядлая консерваторша. Добрая, но властная. Что еще вы хотите про нее знать?