Владимир Колычев - Перебиты, поломаны крылья Страница 34

Если так, то ей не стоит разговаривать со следователем без адвоката. И Бориса нужно было как можно скорее предупредить о том, что к ним приезжали из прокуратуры.

– Но, может, все-таки уделите мне пару минут, – премило улыбнулась Толоконникова и вдруг так пронзительно посмотрела на Катю, что у нее душа вывалилась из груди, как баскетбольный мяч из корзины. – Или вы чего-то боитесь?

– Я?! Боюсь?! – нервно отозвалась она. – Я ничего такого не совершала, чтобы вас бояться!

– Да, но раньше вы были девушкой Андрея Сизова.

– А это здесь при чем?!

– Но ведь были.

– Была! А разве это преступление?

– А с чего вы взяли, что я должна вас в чем-то обвинять?

– Зачем же вы тогда приехали?

– Мне бы хотелось узнать от вас, что за человек Андрей Сизов, что он из себя представляет. Я хочу поговорить с вами как женщина с женщиной…

– А зачем это вам? – подозрительно сощурилась Катя.

– Ну, как бы вам это сказать… Андрей Сизов мне нравится. Как мужчина нравится. Но я по своей сути человек прагматичный, знаю, что выгляжу глупо, не могу изменить себе. Прежде чем бросаться в омут головой, я бы хотела знать, какая там водичка – теплая или холодная.

– Холодная! – выпалила Катя.

Казалось бы, и не нужен был ей Андрей, но внезапное появление соперницы, да еще интересной и красивой, вызвало в ее нервах завихрение ревности.

– Думаете, не стоит связываться с ним? – наигранно озадачилась Вика.

Но Катя не заметила этого притворства. Обида, досада и ревность смешались в ней в мыльный коктейль, желчная пена поднималась к глазам, лопаясь мелкими пузырьками, вызывала в них резь и даже слезы.

– Не стоит!

– Неужели он такой плохой?

– Хуже не бывает!

– Поэтому и друга вашего избил.

– Избил!

– Да, я знаю, вы давали свидетельские показания… Что ж, придется отправлять Андрея за решетку. Вам он не нужен, мне, пожалуй, тоже. Если он никому не нужен, пусть сидит. У меня, в общем-то, есть парень, у вас, я так понимаю, тоже, мы будем жить не тужить, а он пусть в сырой тюрьме пропадает…

– В сырой тюрьме?! Пропадает?!

Катя воочию представила темный каменный мешок с мокрыми от влаги и склизкими от плесени стенами, зловонная жижа вместо пола, цепи, кандалы, дыба… Разве ж Андрей это заслужил?

– А как вы хотели? За нанесение тяжких увечий полагается наказание в виде лишения свободы сроком до восьми лет.

– И что, Андрея посадят?

– Есть заключение судмедэкспертизы, есть заявление потерпевшего и показания свидетелей. Так что гражданин Сизов обречен.

– И что, вы ему не поможете? Вы же в прокуратуре работаете! И Андрей вам нравится…

– Уже разонравился.

– Но так нельзя!

– А ложные свидетельские показания давать можно?

– Это вы мне? Ложные?.. Да, ложные… Не было ничего, не бил Андрей Бориса. Он защищался. Борис битой хотел его ударить, а он защищался. Борис всего лишь упал и головой не сильно ударился…

– А сотрясение мозга тяжелой степени откуда взялось?

– Мне кажется, он это выдумал.

– А справка?

– Так сейчас же все продается и покупается… Постойте, я, кажется, что-то не то говорю! – спохватилась Катя.

Вика задела ее за живое, вывела из состояния душевного равновесия, развязала язык. Но Катя уже пришла в себя, она больше не позволит ей играть на своих слабостях.

– Как же не то, – строго, но не без ехидства посмотрела на нее Вика. – Вы сознались в том, что гражданин Сизов всего лишь защищался. И справка, которую представил ваш сожитель, оказывается, липовая…

– Неправда!

– Но вы же сами сказали.

– А вы ничего не докажете! Где протокол, где моя роспись!

– У меня есть разрешение прокурора на ведение аудиопротокола нашей беседы, а это… – Вика достала из кармана небольшой плоский предмет размером с мобильный телефон. – Это диктофон с высокой частотной характеристикой записи… Так что, Екатерина Никитична, мне больше от вас ничего не нужно. Пока не нужно. Понадобится дополнительная информация, я вас вызову повесткой. И не советую вам опаздывать…

Следователь Толоконникова уехала, а Катя еще долго стояла возле своей машины, обескураженно глядя ей вслед. Ее тревожные предчувствия сбылись: она предала Бориса, она оговорила саму себя. И что теперь будет?

Глава четырнадцатая

Посылки приходили исправно – Илья не голодал. Но пайке тюремного хлеба на ужин обрадовался. Паршивый хлеб, сырой, неудобоваримый, с какими-то совершенно несъедобными примесями. Но из него получался отличный клейстер. А от скуки в тюрьме – на все руки. За время, проведенное в камере, у Ильи накопилась масса сигаретных пачек, и знающие люди подсказали, как из них склеить полочку и навесить ее на стену возле шконки.

– Давай, давай, дело нужное, – приободрил его Вадик. – Сделаешь полочку, а вечерком мы ее обмоем, лады?

– Наливаешь? – насмешливо, с подковыркой глянул на него Илья.

Но Вадик ничуть не смутился.

– На общак отстегнешь, налью.

Илья слышал, что в других камерах общак – это свято. Но Вадик превратил его в фарс. Единственно, что делал по понятиям, так это собирал дань с пассажиров – так в тюрьме называли заключенных. А в плане расходов – полный бардак, как захотел, так и потратил. И в голове у него тоже бардак, хотя флюгер четко по ветру показывает.

– Отстегну, – кивнул Илья. – Но не для нас, для Кирилла. Вертухаю надо сказать, чтобы пузырек ему в карцер снес.

– Дорого встанет.

– Сколько скажут, столько и заплачу.

Илья принял решение и отказываться от него не хотел.

– Как знаешь. Ты купец, тебе и флаг в руки. Но и про нас не забудь, ладно?

– Не забуду.

Теперь Илья знал, что и в тюрьме жизнь есть. И к запахам дерьмовым привык, и нервная чесотка больше не одолевала. И быт свой наладил. Шконка у него с персональной ширмой. Лето уже не за горами, в камере с каждым днем все жарче, но от окна дует вентилятор – гонит воздух, в проходе между шконками едва слышно урчит забитый продуктами холодильник, на нем телевизор с плеером. В камере спокойно, никто не донимает, ни ругани, ни склок.

Словом, жить можно. И все же на свободе во сто крат лучше. Но и в этом плане не все потеряно. Следователь по делу хитромудрый, паутина у него мягкая, но липкая и цепкая настолько, что не выкрутишься. Но и адвокат знает свое дело. Скоро суд, и есть все шансы, что Илью освободят из-под стражи под залог. Надо всего лишь несколько дней перетерпеть.

Илья слегка намочил хлеб, перетер его через носовой платок – получилась вязкая липучая жижа, тюремный клейстер. Возможно, он не сможет накрепко схватить сигаретные пачки, но Илья гнался не за результатом, хотелось хоть как-то отвлечь себя от мрачной повседневной рутины.

Он склеил между собой две пачки, когда с грохотом открылись двери-тормоза и надзиратель втолкнул в камеру новичка.

Это был болезненной худобы кавказец с заячьими глазами и ястребиным носом. Роста выше среднего, но сутулый, и вообще сам по себе какой-то приниженный. Испуганно осмотрелся по сторонам, дернулся, подкинув повыше скатанный матрац с вещами, плотней прижал его рукой под мышкой. Зачем-то хлюпнул носом.

– Ну, чего молчишь? – не поднимаясь со своего места, громко спросил его Вадик. – Где твое здрасте?

– А-а, здравствуйте, добрые люди, – беспомощно улыбнулся кавказец.

– Ну вот, уже что-то. Ходи сюда, поговорим.

Кавказец, судя по характерным признакам – грузин, приближался к блатному углу медленно, робко и настороженно всматриваясь в людей на шконках. Молча кивал, приветствуя каждого. Наконец, подошел к Вадику, но остановился так резко, что скатанный матрац едва не вывалился из руки. Тогда, недолго думая, он аккуратно, но без спросу уложил его поверх одеяла на шконку, которая так и осталась закрепленной за Кириллом.

– Зачем ты так делаешь? – грозно нахмурился Вадик. И сказал с заметным и не присущим ему кавказским акцентом: – Зачем вещи не туда-сюда кладешь, да?

Илья подумал, что грузин тут же сгребет свою поклажу в охапку, но не тут-то было. Вместо того чтобы испуганно съежиться, он вдруг гордо расправил плечи.

– А если мне нравится это место?

Эта неожиданная метаморфоза развеселила и одновременно озадачила Илью. Но вмешиваться в разговор он не стал. Вадик смотрит за камерой, ему и обламывать новичка.

– А зовут тебя как?

– Тенгиз! А что?

– А то, что эту шконку Кирилл занимает. А он уважаемый человек…

– Я тоже уважаемый человек.

– Никто не спорит, Тенгиз, но это не твое место.

Вадик пребывал в благодушном настроении, поэтому глупый новичок больше веселил его, чем раздражал.

– Будет мое… Ты хоть знаешь, кто я!

– Знаю. На индюка ты похож. На тупого, надутого индюка. Так мы тебя и звать будем…

– Я – Тенгиз!

– Да, зовут тебя Тенгиз, а кличка у тебя – Индюк.

– А я говорю тебе, что я – Тенгиз! Вор в законе!

Вадик ошалело встрепенулся, глаза его расширились, как купола раскрывшихся парашютов. Илья и сам оторопел от столь оглушающего заявления. Это на воле вор в законе – фигура одиозная и малопонятная, в тюрьме – это не всегда видимый, но вполне осязаемый по силе своего влияния человек. Илье ни разу не приходилось встречаться с вором в законе, но он прекрасно знал, что есть особая камера, где сидит настоящий законник, смотрящий за всей тюрьмой. И хотя его власть почти не распространялась на камеру, где сидел Илья, но о нем здесь говорили уважительно и шепотом.