Татьяна Гармаш-Роффе - Шалости нечистой силы Страница 35

И последний пункт, пятый: поговорить с Мариной Кисловской и Верой Лучниковой. Разумеется, он внимательно ознакомился с делом на Петровке и неплохо помнил все свидетельские показания, однако полагал совсем нелишним встретиться с ними лично: может, выскочит какая-нибудь дополнительная деталь…

Нет, есть еще шестой пункт: навестить Александру Касьянову[2] Она – известная журналистка, и если по этому делу кто-то из ее коллег вел собственное журналистское расследование, то Александра может помочь…

Ладно врать-то, усмехнулся Кис, скажи себе лучше честно: хочешь увидеть Сашу.

Не выходит она у него из головы, вот уж больше года будет как…

Кис действует

Шалопай Ванька так его и звал: «Кис в сапогах», когда на Алексея находило сыщицкое вдохновение. Тогда Кису и впрямь казалось, что, по аналогии с героем сказки Перро, ноги сами его несут в нужном направлении. Бывало даже, что ноги несли раньше, чем голова успевала это направление указать.

Вот и теперь, посидев немного у компьютера и набросав несколько вопросов и несколько мыслей, он вдруг рванул теплую куртку с вешалки и помчался к тому самому пивному заведению, о котором говорил Стас.

«В самом деле, – уже по дороге размышлял Кис, – все ниточки ведут туда. Каждый раз, когда со Стасиком приключалась очередная дикая история, отправным пунктом была пивная».

Следовательно, либо надо допустить, что Стасик болен и провалы в памяти настоящие, вызванные, предположим, особой реакцией Стасикова организма на пиво (такое Кису никогда не встречалось, ну да ладно), но очень уж странным образом эти потери памяти совпадали с преступлениями шайки, хоть и не все. Либо надо взять за исходную точку (а мы уже взяли!) мысль о том, что Стасика подставляют… Тогда и вывод совсем простенький: провалы в памяти Стасику организовывали. И, вне всякого сомнения, в его любимой пивной.

Стасик не помнит, чтобы рядом с ним всегда оказывались одни и те же люди. Но преступник мог работать и через кого-то, нанимая мужиков, оплачивая им пиво и поручая всыпать некое средство Стасику в кружку. Что за средство, Кис не знал, но выбор был невелик: снотворное и наркотик. Помнится, друг и коллега, он же француз Реми, рассказывал о таком наркотике, который полностью стирает память на период его действия: «date rape drug»…[3] Следовательно, надо поспрашивать завсегдатаев пивной.

Было уже темно, мартовский снег, при свете дня грязный и тусклый, искрился, как новенький, под фонарем у входа. Из открытой двери пахнуло теплом, табаком и солено-пивными парами. В зальчике было шумно, народ гудел: беседовал за жизнь. За стойкой управлялась довольно молодая, невероятно тощая крашеная блондинка, игриво строившая глазки, ярко обведенные зелеными тенями, всем мужчинам без разбору. Состроила она их и Алексею.

Кис немедленно подобрался, улыбнулся со всей возможной задушевностью (которую он наивно принимал за ответную игривость), взял кружку разливного пива и доверительно сообщил, что он частный детектив. Красотка посмотрела настороженно и заинтригованно одновременно: в этом словосочетании – частный детектив – звучало что-то экзотическое, отдающее киношками и телесериалами, но в то же время неприятно близкое к милиции.

Кис пустился в разъяснения особенностей своей профессии, говорил нарочито громко, привлекая к себе внимание публики, и вскоре вполне естественным путем оказался в центре внимания ближайших столиков, а за ними, вслушиваясь в разговор, притихли и отдаленные. Расчет оказался верен: ему не пришлось обходить посетителей, задавая всем одни и те же вопросы, – народ, пришедший в пивную не столько за пивом, сколько за общением, принялся интенсивно общаться с залетным диковинным детективом.

Оказалось, что Стаса прекрасно помнили несколько человек, включая тощую блондинку На­дю, – последняя, впрочем, отозвалась о «красавчике» с кривоватой усмешкой, из которой Кис сделал вывод, что «красавчик» не слишком баловал кокетливую Надю ответным вниманием. И то – чистенький и интеллигентный Стасик должен был смотреться весьма выгодно на фоне краснорожих завсегдатаев-работяг, и неудивительно, что нежное Надино сердце не простило обиды невнимания…

Версия, предложенная вниманию слушателей, была сформулирована следующим неопасным образом: Стаса несколько раз напоили до бесчувствия, и, видимо, специально, потому как бедный парень потом оказывался на месте краж со взломом ларьков… А сами понимаете, милиция – это еще не вся беда; куда хуже, что те, кому ларьки принадлежат, считают, что за парнем должок…

Рассочувствовавшись, мужики, одинаково не любившие ни милицию, ни ханыг, которым ларьки принадлежали, начали действенно вспоминать, с кем пил Стасик. Посыпались воспоминания и описания. Некоторые сошлись с теми, что Кису уже были известны от Стасика. Но детектива, усердно строчившего в блокноте, вовсе не описания интересовали. Он вслушивался в интонации и зорко окидывал зал, просматривая одно за другим лица: не выдаст ли кто своей причастности к делу всыпания или вливания в Стасиково пиво инородной субстанции?

Большинство лиц красноречиво заявляло о своей непричастности; некоторые были неразборчивы. Но Кис все продолжал усердно строчить и задавать вопросы с самым заинтересованным видом. И, дождавшись, пока народный энтузиазм достигнет апогея, небрежно выложил свою гипотезу:

– Думаю я, мужики, что Стаса не просто спаивали. А что-то в пиво подсыпали, вроде снотворного или еще чего, чтоб его вырубить! – Алексей строго обвел глазами лица и, выдержав паузу, веско добавил: – Вот только кто?!

С этими словами Кис, давно уже стоявший спиной к стойке, демонстративно обернулся и устремил проницательный сыщицкий взгляд на На­дю, потому как вполне допускал, что именно она могла это сделать на раздаче. Вслед за детективом и мужики вытянули шеи, и Надя, оказавшись под прицелом пары десятков глаз, сначала было ответила гримасой возмущенного протеста, но вдруг залилась пунцовым цветом, дернулась к двери в подсобку, будто хотела убежать, но не убежала, а схватила какую-то тряпку и начала старательно протирать залитую пивом поверхность стойки.

В зальчике воцарилась тишина. Надя все механически возила тряпкой из стороны в сторону, и на шее ее проступали красные нервные пятна, а глаза намертво прилепились к стойке, спрятавшись под выкрашенными ядовитой зеленью веками.

Кис красноречиво посмотрел на мужиков: че, ребята, никак я в точку попал? И «ребята» отвечали медленно прояснявшимися взглядами: неужто? Да не может быть? Чтоб наша Надя?..

– Ай да детектив! – сипло проговорил вдруг один. – Ты, парень, прям как в «Деррике»! Давай, Надюха, колись!

Слезы потекли черными ручьями щедро наложенной туши.

– Если б я знала, разве б я стала? – хлюпала носом Надя. – Они ж, козлы паршивые, сказали, что посмеяться хочут!

– Они? Кто «они»? – вцепился Кис.

– Ко мне подходил один… Но сказал, что они все кореша и просто пошутить хочут… Я ж не нарочно!.. – Надя безотчетно утерла лицо мокрой пивной тряпкой, отчего щеки окончательно почернели.

– Хорошо, – великодушно принял объяснения Кис. – Видите, мужики, Надежда не нарочно. Дайте нам поговорить пяток минут наедине, лады?

– Лады, сыщик, – сказал тот же сиплый голос. – Делай свои дела. Но только ты смотри, Надюха, если еще с кем такие шутки шутковать вздумаешь… Тогда тебе самой не до шуток станет, обещаю!

В тесной подсобке Кис быстро выяснил, что Наде хорошо заплатили за каждую «шутку» – по стольнику; что парнишка, совсем молодой блондинчик, в синей куртке, веселый такой, ей маленький пузырек давал каждый раз. Блондинчик говорил – в нем слабительное, для шутки… И бутылочки Надя выбросила…

Кис попенял Наде за легкомыслие: 

– А если б хоть в одной яд оказался? В тюрьму бы за стольник села, дуреха!

Надя заливалась слезами пуще прежнего и просила никому больше про ее грех не рассказывать, да только Кис пообещать ей этого никак не мог: если понадобится, то придется Надю выволакивать на свет божий для доказательства невиновности Стасика… То есть прямого алиби из этого приключения не вытянешь, но все же деталька важная, может свою роль сыграть…

– Знаешь поговорку: «Жадность фраера сгубила»? Во-во…

С этими словами он выпроводил испуганную Надю обратно за стойку, под недобрые взгляды завсегдатаев.

– А мне ты чего подсыпала, Надюша? – зловеще проговорил один. – Отравы? Яду крысиного? Может, моя супружница тебя попросила?

Гул в зале начал нарастать.

– Слушайте сюда, мужики! – перекрикнул шум Кис. – Надя чистосердечно призналась, что сделала она это по чужой просьбе и не со зла, а по легкомыслию и доверчивости. И больше никогда такой глупости не допустит, правда, Надежда?

Надя поспешно закивала, боясь поднять глаза на публику.