Элмор Леонард - Вне поля зрения Страница 35

— Почему ты сердишься?

— И вовсе не из-за какого-то там извращенного желания. Не потому, что захотела переспать с грабителем. Я не из тех дам, что любят грубости в постели.

— А как насчет моего мотива? Теперь я могу хвастаться, что поимел федерального судебного исполнителя. Думаешь, я на каждом углу об этом растрезвоню?

Она замялась:

— Не знаю.

— Иди ко мне.

Он приподнял одеяло, она постояла в нерешительности, а потом скользнула в кровать, в его объятия.

— Я знавал одного парня, которого жена держала в ежовых рукавицах: не давала ему погулять с ребятами, лишала денег, а все потому, что он пил. Так вот, чтобы ей отомстить, он ограбил банк — причем банк, в котором все его знали, где его не могли не поймать. Жена была унижена, парень — счастлив. Отсидел пятьдесят четыре месяца, освободился, уладил ссору с женой и ограбил тот же самый банк. А еще один парень вошел в банк с бутылкой в руках, в которой, по его словам, плескался нитроглицерин. Взяв деньги у кассира, он уже направился к выходу, но уронил бутылку. Она разбилась, упав на плитки, содержимое растеклось, парень поскользнулся, ударился головой об пол, и его взяли. Нитроглицерин оказался рапсовым маслом. Я знаю куда больше облажавшихся грабителей, чем тех, кто знает свое дело. Сомневаюсь, что хотя бы один из десяти таких грабителей отличит пачку с краской от обычной. Помнишь кино, в котором Вуди Аллен грабил банк?

— «Хватай деньги и беги».

— Он передает кассиру записку. Та читает и спрашивает: «У вас есть ствол? А что это такое?» Это норма. В большинстве своем грабители — полные кретины. Слышала их клички? Вонючий, Пухлик, Бормотун, Лорел и Харди. Еще одного зовут мистер Складка. Есть еще Шейх, который носит что-то типа тюрбана. А есть Попрыгун, который все время через кассу прыгает — просто так, безо всякой на то причины. Робби Гуд…

— А тебя как звали?

— Такое впечатление, клички у меня никогда и не было. Здесь весь смысл в том, что если женщина ложится в постель с грабителем, чтобы всем потом рассказать об этом, значит, она так же тупа, как грабитель. Я знаю, что ты не глупа, знаю, что ты не страдаешь извращенными желаниями. Почему я должен был так подумать? Почему ты решила, что я могу подумать такое?

— Ты тоже совсем не глуп.

— После трех ходок несколько трудновато считать себя умником. — Он помолчал, крепко ее обнимая. — Если ты сейчас начнешь относиться ко мне серьезно, то все кончится. Нужно перестать думать.

На этот раз промолчала Карен, лишь сильнее прижалась к нему.

— Я не хочу тебя терять, — сказала она наконец.

— Это чувство я разделяю. Оно помогло нам оказаться здесь. Но тут ничего не поделаешь, и тебе это известно. Ты с привычной жизнью не расстанешься, а мне отступать слишком поздно. Не смогу, даже если захочу. Что, сменить имя и искать работу? Заключенный, услышав слово «работа», выпрыгивает из окна, даже не потрудившись проверить, на каком он сейчас этаже. Послушай, мы же, когда встретились, понимали, что наше время подойдет к концу. Так вот, оно кончилось. Я говорю это, зная, что люблю тебя всем сердцем, искренне люблю.

Она подняла лицо, и они начали целовать друг друга, касаться друг друга. Подобного чувства нежности Фоули еще ни разу в жизни не испытывал. Посмотрев ей в глаза, он подумал, что она плачет или вот-вот расплачется.

— С тобой я пойти не могу, — сказала она и поцеловала его еще раз, а потом еле слышно добавила: — Я хочу знать, что случится дальше.

— Ты это уже знаешь, — ответил Фоули.

Проснувшись — она лежала на боку, лицом к ванной, — Карен не сразу открыла глаза. Хотя ей очень этого хотелось. Она хотела посмотреть на радио-часы на тумбочке, хотела повернуться, протянуть руку, дотронуться до него, если он еще здесь. Так вот, пока она не открыла глаза, он оставался рядом. Нет, она не станет торопиться, медленно повернется к нему, они займутся любовью, и она снова услышит, как ее губы повторяют в темноте его имя. Она лежала и чувствовала во рту затхлый привкус виски. Все, что осталось. А затем она выругалась про себя: «Когда ж ты наконец повзрослеешь, черт тебя побери!»

И открыла глаза.

Было десять часов пятнадцать минут. Дверь в ванную открыта, свет выключен. Она перекатилась на спину и повернула голову. Его половина кровати была пуста, в комнате тихо, за окнами темно. Она вспомнила, как смотрела на свое отражение в зеркале ванной комнаты, как потом вернулась в спальню, как наговорила всяких глупостей, вспомнила свой голос, свой тон, его вопрос: «Почему ты сердишься?» А потом он промолвил: «Если ты сейчас начнешь относиться ко мне серьезно, то все кончится». Так оно и случилось, она пошла на поводу у эмоций и все испортила, потому что слишком много думала и хотела знать, чем все закончится. «Что ж, теперь ты это знаешь», — подумала она и вылезла из постели.

Карен вышла в гостиную — словно ждала чего-то. Фоули ушел, но, быть может, оставил записку. Она проверила на письменном столе, на журнальном столике. Вырезка из газеты исчезла. Но рядом с полупустой бутылкой виски и ведерком из-подо льда что-то лежало. Нечто завернутое в салфетку. Она взяла сверток и сразу догадалась, что это такое.

Ее «ЗИГ-Зауер» тридцать восьмого калибра.

21

— Я высадил тебя, — рассказывал Бадди, — подъехал к гостинице, передал служащему стоянки машину. В холле нас поджидали Глен и какой-то черный по имени Кеннет. Три часа дня, на улице снег валит, а им захотелось прокатиться. Я сказал, что ты пошел купить себе ботинки, и пожелал им удачи, если они вознамерятся поискать тебя по магазинам. Мы вышли на улицу, Белый Бой ждал в машине. Ты когда вернулся?

— Около десяти.

— Семь часов покупал ботинки?

Утром в среду встревоженный Бадди зашел в номер Фоули, чтобы узнать, где он пропадал.

— Встретил Карен Сиско, — объяснил Фоули. — Она остановилась в «Уэстине».

Бадди сначала ничего не сказал, просто сел за стол и стал смотреть, как Фоули, в нижнем белье и носках, поглощает принесенный в номер на подносе «континентальный» завтрак. Рядом стояла бутылка виски «Джим Бим».

— Она тебя видела?

— Да.

— Ни хрена себе, — изрек Бадди. Фоули добавил «Джим Бим» в кофе. — И ты сообщаешь об этом так небрежно? Разговаривал с ней?

Фоули кивнул.

— Угостил?

— Выпили немного.

— Она тебя узнала?

Фоули снова кивнул, отхлебнул кофе и поднял чашку:

— Хочешь? Можешь взять стакан в ванной.

Бадди покачал головой:

— В общем, мило потрепались, и ты ушел?

Ответа он не дождался, потому что рот Фоули был занят печеньем.

— Вот это номер, сбежавший из тюрьмы преступник расслабляется в обществе федерального судебного исполнителя.

Фоули поставил чашку на стол:

— Ты же знаешь, как я к ней относился. Помнишь ночь побега, когда мы стояли в кустах рядом с шоссе, а она сидела в машине Глена? Ты постоянно спрашивал, зачем она мне нужна. Я ответил, что просто хочу с ней поговорить. Оказывается, она тоже хочет со мной поговорить, чем мы и занялись.

— Ты ее трахнул? Если да, то я хоть начну понимать, в каком месте находится твоя голова. Привлекательная телка много чего может сделать с мужчиной. Правда, я не представляю, зачем ради этого рисковать жизнью, хотя слышал, что и такое случалось.

— Секс здесь ни при чем. Ты сказал мне тогда на шоссе, что мне слишком поздно начинать нормальную жизнь. Я это понимаю. Просто хотелось узнать, как бы все стало, если бы жизнь пошла по-другому.

— Ну и? Узнал?

— Да, узнал, — подтвердил Фоули, но как-то невесело. Не поймешь, то ли он разочарован тем, что узнал, то ли сожалеет сейчас о том, что ограбил все эти банки.

«Только не спрашивай его об этом», — приказал себе Бадди.

— Что будем делать?

— То, за чем приехали.

— Смыться не хочешь?

Фоули сделал глоток кофе:

— Если ты уедешь, я пойму. Лично я остаюсь.

— Что за дерьмо? Если ты, разумный и взрослый парень, спокоен как танк… Хотя, по-моему, нам стоит переехать в другой отель, подальше отсюда.

— Согласен.

— Ей известно, что Глен тоже здесь?

— Думаю, да, но сомневаюсь, что ей удалось найти его.

— Похоже, Глен нервничает в обществе этих ребят. Белый Бой и этот Кеннет даже собственные имена написать не могут, но делают вид, будто знают все на свете. Отвезли меня к «Театру» — самый обычный кинотеатр, стоит на Вудворд-авеню… Если б не навалило снега по самую задницу, могли бы пройтись туда. Эти грузовики с солью, они сначала сгребают снег к середине улицы, а потом увозят. В реку сбрасывают, наверное.

— Во сколько начинаются бои?

— В восемь.

— Приедем к десяти. Они объяснили, почему с ними не было Снупи?

— Сказали, что он занят. Кстати, в разговоре с Гленом я случайно назвал его Снупи, так Глен сразу посмотрел на Белого Боя, а тот так на меня уставился: вот-вот сожрет. В общем, с этими задницами работаем только один раз — мне и этого раза на всю жизнь хватит.