Михаил Попов - «Нехороший» дедушка Страница 4

— А почему не «Некрополь»?

Петрович нахмурился. Он понял смысл шутки, но явно не понимал, откуда взялся повод для нее. И пришлось ему объяснить, что торговый дом называть «Акрополем» не стоит. Это место в Древних Афинах было зарезервировано исключительно для храмов — Парфенона и еще какого-то, поменьше. Никому бы в голову не пришло там торговать.

— Так получается, что эта вывеска глупо выглядит? — спросил Петрович и допил остатки «Курвуазье» прямо из горла.

— Ну, умные люди будут смеяться, — выразился я, как мне тогда показалось, мягко, даже уклончиво.

Петрович, больше ничего не говоря, швырнул тяжелой бутылкой в темные неоновые буквы.

Мы переночевали в офисе на роскошных, но неудобных диванах, а наутро он велел мне придумать красивое, «несмешное» название. Я напряг похмельные мозги. Петровичу, разумеется, хотелось чего-то исключительно античного.

— Марафон. Саламин. Пелопоннес, Истм, Спарта, Фаланга…

Петрович мрачно слушал, шумно потягивал кофе и отрицательно мотал головой.

— «Марафон» — подумают, что спорттовары. «Спарта» — вылезает сразу Прага. Что, у нас тут чешское пиво? «Фаланга» тоже не годится.

— Почему?

— Как будто фаланга пальца, решат, что мы по медицине. Протезы делаем. А «Истм» — совсем глупо.

— Почему?

— Слишком коротко и похоже на «изм». Хватит с нас «измов». Отпугнем. Вот «Саламин» — как-то красиво и непонятно.

— Нет, — я отрицательно помахал рукой, — Саламин не подойдет.

— Почему? Ты же сам предложил, — в этот раз поинтересовался он.

— Зря предложил. Там битва была. Морская. Подумают, что ты торгуешь авианосцами.

— А что такое Истм?

— Ты знаешь, — кажется, речка. Или перешеек.

Петрович поморщился.

— Вот, ты всегда так: креатива сколько хочешь, а конструктива — ноль.

Мне было неловко, я попытался смягчить ситуацию…

— Знаешь, на Москве огромное количество таких глупостей.

— В том смысле, что я не один такой дурак?

— Ладно тебе обижаться. Вон на «Метрополе» висит название — ресторан «Луксор», а на вывеске пирамиды.

Петрович вздохнул.

— Ну и что?

— А то, что пирамиды в Гизе, возле Мемфиса, а Луксор — на юге, в тысяче километров, не меньше. И это Фивы, другая столица.

Он опять вздохнул.

— И кому до этого какое дело?

— Глупо, дикость темная. Это все равно что на вывеске ресторана «Санкт-Петербург» нарисовать храм Василия Блаженного.

С этого разговора все и началось. Петрович придумал для меня оригинальный бизнес. Я ядовито высмеял в нескольких газетах вывеску на «Метрополе», и власти отеля ее спешно заменили. То же случилось и с кафе «Грааль» недалеко от меня на Яузе у Преображенки и сетью закусочных «Япошка», владельцы которых в срочном порядке вынуждены были изъять суффикс «к» из названия ради соблюдения политкорректности. После этого Петрович дал объявление в «Из рук в руки» и другие информационные развалы, о том, что появилась качественная и дешевая служба, гарантирующая начинающих коммерсантов от того публичного позора, которому подверглись владельцы вышеуказанных фирм. Короче говоря — идите к нам для получения качественной, ответственной экспертизы.

Ну нельзя же в самом деле называть продуктовый магазин «Кураре». Был такой, до моей статьи в «МК» в районе Полянки.

Петрович выделил мне в своем торговом особняке — получившем название «Коринф», — отдельную комнату и организовал промоушен среди своих друзей-коллег. То были времена бурного роста самых разных бизнесов, реальных, фиктивных, преступных. Должен был появиться и такой, как у меня. Я называл его интеллектуально-надстроечным, Петрович сравнивал его с работой теток, что развозят горячие обеды и чай торговкам на Черкизовском рынке. Я не обижался. У меня был постоянный, надежный кусок хлеба, пусть и с очень тонким слоем масла.

Я получил не только комнату, но и стол, малопоношенный компьютер и вертящееся кресло. Просил еще и секретаршу — именно эта деталь венчает в моем убогом представлении о мире картину под названием «Жизнь удалась», но Петрович сказал, что это за свой счет. А к своим «девочкам» приближаться запретил настрого.

Очень хорошо помню своего первого клиента. Интеллигентного, немного угарного вида, с блеском предпринимательского азарта в глазах. Он начал с вопроса, почему, собственно, кафе «Грааль» — это недопустимо и так уж безвкусно.

— Вы же читали статью. Граалем назвали чашу, в которую Иосиф Аримафейский собрал капли крови Христовой, так что получается, что посетителям заведения предлагают выпить не вина или водки, а… — и так далее, минуты на три. Я хотел блеснуть, хотел завлечь клиента, доказать, что он не зря потратит свои денежки.

Он слушал как зачарованный. Не то чтобы я великий оратор, просто тема поразительно интересна. Потом он поблагодарил меня, вежливо попрощался и ушел. Не расстегнув бумажника.

Первую свою консультацию, таким образом, я дал бесплатно.

Потом, конечно, я стал умнее: разработал хитрый договор, ввел предоплату — ведь работа мозга начинается с того момента, когда становятся известны параметры задания.

Жизнь какое-то время казалась мне сказкой.

Я или ненапряженно, в свое удовольствие и за приличные деньги умствовал в подвижном, словно моя собственная мысль, кресле, или просиживал в буфете «Коринфа», где меня все называли, почти всерьез, «профессором». Единственное, что могло отравлять радость существования, это мысль о том, что мой самостоятельный бизнес абсолютно не самостоятелен и без связей Петровича и его щедрого ко мне отношения я был бы не в состоянии его ни завести, ни вести. Но даже эта мысль существования мне не отравляла. Мы отлично ладили, я лишь отказывался посещать те самые вечера выпускников, потому что неизбежно стало бы всем понятно, что я всего лишь клеврет Петровича. Каждый раз приходилось поломать голову над убедительной причиной для отлынивания.

Сегодня же я могу спокойно туда отправиться, потому что Петрович меня выгоняет с бесплатной жилплощади, и, значит, мы с ним на равных.

Почему выгоняет? — кризис. Мой «Зоил» был типичным примером абсолютно непрофильного актива.

Первое, чем фирмы жертвуют во время кризиса, это рекламные бюджеты. Не до новых вывесок. Когда пошел третий месяц простоя, Петрович сказал мне, что он не в состоянии содержать мой «интеллектуально-надстроечный» ресурс и собирается сдать мою комнатенку за деньги.

Последний мой клиент мне также запомнился. Это был пузатый, рябой человек, собиравшийся вложить деньги в Центр художественного творчества для детей с задержкой развития. Он хотел узнать, подойдет ли для такого заведения название «Тадж-Махал».

О, великий «Тадж-Махал»! Это словосочетание — самое популярное в вывесочном смысле в нашем мегаполисе. Неплохо было бы исследовать вопрос — почему? Только кто же этим займется, если даже мою контору закрывают.

«Тадж-Махалом» у нас называют игровые клубы, танцевальные заведения, даже рестораны. А ведь настоящий Тадж-Махал — это мавзолей, построенный одним великим могольским султаном для своей возлюбленной. Усыпальница. Только очень красивая. Место пролития слез. Так что ни танцевать под такой вывеской, ни питаться не может быть уместно. Центр художественного развития для детей с задержкой развития? Не знаю. Я предложил толстяку подумать. Он заплатил положенную (уже к тому времени втрое урезанную) сумму, я выдал ему распечатку своей аргументации.

Он пробежал ее глазами и укоризненно заметил мне, что я пишу с ошибками.

— Что вы имеете в виду?

— Слово «монгол» пишется через «н», а не без него.

После чего он ушел с победоносным видом, и я подумал, что у центра детского развития с сегодняшнего дня есть название. И оно несомненно — «Тадж-Махал». О, великий Урангзеб и все Великие Моголы…

Не успел я додумать свою ироническую мысль, в комнату вошел Петрович:

— Ну, поехали.

Когда я закрыл дверь, к ней тут же подступил прыщавый парень и хищно вцепился отверткой в шуруп на табличке: «Фирма “ЗОИЛ”». Кстати, а я ведь так и не узнал, из какого он города был родом, этот критик. Вот если бы из Коринфа…

Я думал, что Петрович будет молчать в машине по дороге к причалу. Встреча наша по традиции должна была произойти на теплоходе, из тех, что курсируют по Москве-реке. Несколько богатеев из числа бывших и разбогатевших химиков скидывались, чтобы в день открытия навигации устроить запоминающееся представление для своих однокурсников. Петрович мрачно заявил сегодня утром, что с этого раза он переходит из разряда доноров в другой разряд.

Так вот, несмотря на скверное настроение, молчать он не стал.

Сначала посоветовал мне сделать то, что я и так для себя наметил.

— Ты поговори там на корабле — может, у кого-нибудь завалялось местечко. Конечно, тебе эту клюкву с дурацкими вывесками никто оплачивать не станет.