Владимир Безымянный - Тени в лабиринте Страница 40

«Натурное» опознание Эльякова и «заочное» Саркисова затягивалось, поскольку подруга матери Северинцевой домой еще не возвратилась.

Как и предполагал майор, практически отпала версия о причастности к делу. Кости. Валентин Нефедов таки «вычислил» его и взял четырнадцатого вечером возле входа в пивбар. Костя, а точнее Константин Степанович Короткое, двадцатипятилетний лоботряс, был так ошарашен, когда лейтенант железной рукой подхватил его под локоть, что долго не мог понять, чего от него хотят… Во время повторного допроса Кормилина Тимошкин выяснил интересную деталь. Исподволь подведя Ивана Трофимовича к перипетиям небезызвестной ночной игры, следователь вскользь упомянул о сахаре, всыпанном в бензобак «Жигулей» Баринова.

Это повергло Кормилина в замешательство, и он, смутившись, заявил, что на следующее утро обнаружил пропажу пачки сахара из буфета, но не придал этому особого значения. Старший лейтенант сообщил о новом факте Голикову, но другие события оттеснили на второй план эту информацию «месячной давности»…

Через полтора часа возвратился Филимон. Голиков впустил его, пошел в спальню и устало повалился на кровать. Снились майору жуткие вещи. Будто Нефедов с перебинтованной правой рукой и пистолетом в левой крадется по лесной тропинке, выслеживая кого-то, а со всех сторон проносятся над лейтенантом мрачные бесформенные тени. Приснился также Владимир Петрович, дающий интервью корреспонденту местной молодежной газеты о причинах роста организованной преступности на юге Италии.

Утром, умывшись и выпив стакан чая без сахара, майор по многолетней привычке собрался наметить план первоочередных мероприятий, но не смог. К накопившейся усталости внезапно прибавились сомнения в правильности принятого решения. Идти в управление не хотелось.

«Борохович… золото… Саркисов. Что-то не вяжется!»

Одевшись, Голиков спустился во двор и пошел к своему гаражу. На работу он не спешил – наверное, впервые в жизни.

Выкатывая тяжелый, видавший виды мотоцикл, Голиков поднял глаза на небо – остроносый истребитель набирал высоту, оставляя за собой густую белую полосу.

Миновав арку, Голиков выехал на улицу, повернул направо и помчался по занесенной снегом мостовой. От холодного пронизывающего ветра перехватило дыхание. Утренний воздух бодрил, ощущение скорости захватывало целиком. На перекрестке майор едва вписался в поворот, с трудом выровнял мотоцикл и, убрав скорость, обогнул здание музыкальной школы.

Из окон доносились звуки музыки. Подъехав к бордюру, Голиков прислушался. Вначале неуверенные и робкие, аккорды постепенно набирали силу, мелодия звучала жизнеутверждающе…

После получасовой поездки по городу майор вновь почувствовал себя в форме: настроение улучшилось, апатию как рукой сняло.

Подъезжая к дому, Голиков еще издали заметил служебную «Волгу». Возле нее стоял Сергей Бородин, вглядываясь в окна четвертого этажа. Неясное предчувствие кольнуло майора. Резко затормозив, он легко соскочил с мотоцикла. Из подъезда выбежал запыхавшийся Пошкурлат.

– Александр Яковлевич, – голос капитана возбужденно звенел, – нашли!..

Тело покрылось крупными пятнами, налетом слизи и распространяло тошнотворный гнилостный запах, конечности со следами въевшихся веревок были нелепо скрючены, рот приоткрыт в жутком оскале. Пустые вытекшие глазницы завершали отталкивающую картину. Рядом лежали обрезки веревок и два мешка – матерчатый и полиэтиленовый.

Шагах в пятидесяти угрюмый лейтенант строил взвод; у кучи свежевырытой земли остались тихо переговаривающиеся эксперты, кинолог с подвывающей овчаркой, Громов и Чижмин. На общем фоне выделялся фотограф – мельтешил, щелкал вспышкой. Впрочем, на него никто не обращал внимания…

Еще по дороге Голиков успел выяснить у Пошкурлата следующее. Поиски были продолжены в восьмом часу утра и вскоре кто-то из солдат натолкнулся на следы разрыхленного грунта метрах в двухстах от места происшествия. Через несколько минут «захоронение» вскрыли. На глубине полутора метров был обнаружен мешок с разложившимся трупом мужчины…

На лицах присутствующих то и дело проскальзывало ощущение смутной догадки, но высказываться вслух никто не решался.

К майору подошел Чижмин и отрапортовал, нервно покашливая. Из его информации Голиков почерпнул разве что факт отсутствия у убитого каких бы то ни было предметов и документов. Хотя в документах особой нужды не было. От, казалось бы, логично выстроенной версии в один миг ничего не осталось. Она рассыпалась, как карточный домик.

«Как же так, – ломал голову Голиков, – путь, по которому мы шли, замкнулся в начальной точке. За кем же мы, черт возьми, гонялись? За призраком, тенью?!»

В это время в кабинете Коваленко протекал оживленный разговор между начальником управления и Железновым.

– Талант, – убеждал последний, – заключается отнюдь не в умении построить очевидную для всех гипотезу. Талант выражается в способности предвидеть новые обстоятельства, скрытые до поры. А разложить по полочкам готовые данные может каждый.

– Павел Александрович, но ведь рассуждая подобным образом, мы теряем все критерии объективности.

– Объективность, – улыбнулся Железное, – есть способность принять правду в любом, даже самом неприглядном виде. А значит, готовность в любой момент и на любом уровне признать свои ошибки, а затем своевременно их исправить. И сегодняшняя находка – вовсе не случайное везение. Голиков интуитивно чувствовал, что там что-то должно быть. Неважно, что он рассчитывал на иной исход – дело-то на редкость запутанное. Главное, Александр Яковлевич глубоко проанализировал создавшуюся ситуацию и сумел убедить нас в необходимости поисков…

После того как тело увезли на экспертизу, Голиков незамедлительно вернулся в управление. В начале двенадцатого в кабинет влетел Мчедлишвили и на одном дыхании выпалил:

– Личность установлена. Борохович!

Голиков не оправдал надежд Реваза. Он не обрадовался, не удивился, а лишь устало кивнул, жестом предложив ему присесть.

– Способ убийства – удушение, – не дождавшись ответа, продолжил несколько разочарованный Мчедлишвили, – причем, «почерк» тот же, что и в случае с Северинцевой. Убийство произошло приблизительно месяц назад.

– Почему приблизительно? Я могу назвать точную дату, – перебил эксперта майор. – Восемнадцатого октября Петр Моисеев на несколько часов пережил Бороховича.

Заметив заинтересованный взгляд Реваза, Голиков добавил:

– Не вызывает сомнений, какой «груз» находился в машине.

– Все правильно, – Реваз положил на стол заключение экспертизы, где указывалось, что ворсинки тика на заднем сиденье такси остались от мешка, в который преступники «упаковали» тело Бороховича. – Интересно, Моисеев знал, что он везет?

– Меня и самого занимает этот вопрос, – вздохнул Голиков. – Но больше меня смущает другое: судьба Моисеева была предрешена, но почему его убрали в непосредственной близости от места, где захоронен Борохович?…

Еще через час майор делал доклад у Коваленко в присутствии Струкова.

– Наконец-то можно подвести черту! – бодро произнес Владимир Петрович, когда Голиков закончил. – Александр Яковлевич, позвольте мне искренне поздравить вас с успешным окончанием дела. Мы провели, не побоюсь громких слов, титаническую работу. Ни один вопрос не остался без ответа. Очаг преступности локализован. Блестяще, просто блестяще, Александр Яковлевич.

– Нет, – неожиданно сказал майор, – еще далеко не все ясно. Саркисов мог совершить все до единого убийства, но не он организатор преступлений. Хотя бы в силу своих ограниченных умственных способностей.

– Так за чем дело стало, – подхватил Струков. – Вы же сами ранее установили деловую связь между Кормилиным и Саркисовым. Правда, эта связь – одно из самых слабых мест в показаниях Ивана Трофимовича.

– Напротив, не самое слабое – самое сильное, – резко возразил Голиков. – Признаваться в недоказуемом… Знакомство с Саркисовым, пропажа пачки сахара, с помощью которой была испорчена машина Баринова. Добровольное предоставление улик? Не сочетается с интеллектом человека, предугадывающего события. Кроме того, разве найден «друг» Северинцевой? Саркисов, даже в первом приближении, не соответствует словесному портрету мужчины, с которым встречалась потерпевшая. Считаю, что подводить черту преждевременно.

Коваленко вопросительно глядел на Голикова из-под нахмуренных бровей.

– Александр Яковлевич, – Струков объяснял, как объясняют капризному ребенку, – о чем вы говорите? Буквально только что Николай Дмитриевич беседовал с Вороновым. Прокуратура полностью нас поддерживает – дело нужно передавать по инстанции. Между прочим, Григорий Севастьянович дал высокую оценку нашей работе. А вы хотите поставить под удар репутацию отдела, да что там отдела – всего управления! Из-за чего? Из-за давно растворившегося в бензобаке сахара и показаний склеротичной старухи? Строить на этом версию? Да нас просто насмех подымут! И потом, удивительное у вас отношение к Кормилину. Не беспокойтесь, адвокатов себе Иван Трофимович и без вас найдет. Он нас пичкает, простите, фактами-пустышками, основанными на голословных заявлениях, а вы носитесь с ним, как с писаной торбой, ищете крупицы правды в груде пустой породы. Общественность волнует другое, – Струков сделал многозначительную паузу, – социалистическая законность должна восторжествовать.