Наталья Александрова - Розы для киллера Страница 42

Я ощупала стену слева от чердачной двери. Так и есть: один кирпич вытаскивается легко. Господи, прошло тридцать лет, люди менялись, умирали, переезжали, а тут все осталось так, как раньше! Я вынула кирпич из стены и, засунув руку в образовавшийся проем, отодвинула изнутри засов. Убийца был уже в нескольких шагах от меня, вставлять кирпич на место было некогда, я проскользнула на чердак, захлопнула за собой дверь и задвинула засов. С того времени, как мы прятались здесь и играли в казаков-разбойников, прошло тридцать лет. Изменилась жизнь, изменилась страна, в которой я живу. Сама я из худенькой девочки с двумя косичками и вечно разбитыми коленками превратилась в бабушку — правда, достаточно моложавую, — но здесь, на чердаке старого дома, все осталось как раньше, разве что слой пыли на балках и на трухлявых досках пола стал еще толще.

При моем появлении в слуховое окно, оглушительно хлопая крыльями, вылетела стая перепуганных голубей.

Я огляделась.

Наш чердак был небольшой, попасть на него можно было только через ту одну-единственную дверь, которую я только что закрыла за собой. Дверь была недостаточно надежна, чтобы защитить меня от убийцы — в лучшем случае, она задержит его минуты на две. Что же делать дальше?

В детстве мальчишки постарше вылезали через слуховое окошко, осторожно пробирались по краю крыши и попадали через другое окно на чердак соседнего дома. Мы с Танькой так никогда не делали — были еще малы и боялись. Смогу ли я сейчас, в таком возрасте, проделать такой трюк? Но другого выхода не было. На миг в голове мелькнула мысль, что делаю я, взрослая разумная женщина, не только мать, но и бабушка, на захламленном чердаке старого дома, — вымазавшись в пыли и разодрав последние колготки, собираюсь еще лезть на крышу? Я помотала головой, отгоняя не вовремя пришедшую в голову разумную мысль — убийца рядом. Я подошла к слуховому окну, поставила на подоконник чертову коробку и осторожно выглянула наружу. Голова немного кружилась от высоты, нет, похоже, что такое развлечение мне сейчас не по зубам. Страшно даже подумать, что я смогу пройти по узкому краю обледенелой крыши на такой головокружительной высоте.

Но в это время заскрипел ржавый засов — убийца открыл его так же, как и я, — ведь я не успела поставить кирпич на место. Через несколько секунд он будет здесь. Я отбросила все страхи и сомнения и выбралась на крышу. Пропади оно все пропадом, но стоять и покорно ждать, пока он подойдет и выбросит меня сам с шестого этажа, я не собираюсь. Стараясь не смотреть вниз, чтобы не потерять сознание, я решила, что идти, грациозно балансируя руками, как ходили мальчишки из нашего дома, пока мы с Танькой, замирая от страха и восхищения, смотрели на них из слухового окна, я просто не в состоянии. Поэтому я поползла по краю крыши на четвереньках, не оглядываясь по сторонам и толкая перед собой чертову коробку — на кой бес она мне сдалась? Двигалась я страшно медленно, примерно один метр за один год, хотя вряд ли убийца дал бы мне такую фору. Я ползла по крыше, стараясь не думать, какое зрелище представляю со стороны — женщина на четвереньках на обледенелой крыше, еще кто-нибудь пожарных вызовет. Хотя это как раз было бы неплохо.

Когда до другого слухового окна оставалось меньше метра, я услышала те звуки, которых боялась больше всего — за спиной заскрипел подоконник. Меня спасло то, что я хорошо знала чердак, сразу же побежала к окну, а он пока искал меня там, в пыли, пока сообразил, куда я делась. Теперь он знает, где я нахожусь, остается надеяться, что у него нет пистолета. Я вспомнила, что убийца орудовал во всех случаях только ножом, но радоваться было рано. А вдруг он умеет его, то есть нож, метать? И хотя я ползла от него на четвереньках, то есть была повернута к нему самой, можно сказать, неопасной частью тела, но все равно жалко. Я поползла быстрее, с ужасом ожидая, как летящий нож вонзится, сами понимаете, куда. Но все обошлось, я добралась до своей цели, поставила коробку на подоконник и ухватилась за него руками. Напоследок я оглянулась на своего преследователя и увидела, как он, взмахнув руками, сорвался с подоконника слухового окна и с жутким криком полетел вниз — на дно двора-колодца…

«Слабак, — подумала я, — еще и метра не прополз, а уже свалился».

Крик оборвался на совершенно невыносимой ноте, и со дна колодца донесся отвратительный, страшный удар, как будто перезрелый плод упал с дерева и вдребезги разбился о каменистую почву.

У меня больше не было сил. Страх и напряжение последних минут — неужели весь этот ужас длился всего лишь минуты, а не долгие часы? — страх и напряжение последних минут выжали меня до конца. Я с трудом сползла с подоконника внутрь соседского чердака, села на корточки на грязном, пыльном полу, обхватила колени руками и вжалась в них лицом. Там меня и нашел через некоторое время Володя. Вернувшись из магазина, он, не найдя меня дома и обнаружив открытую дверь и развороченный натюрморт, по какому-то наитию побежал наверх, увидел там по следам на крыше, что я переползла на другой чердак, побежал за мной вниз, потом опять наверх в другой парадной и к тому времени, как нашел меня, совершенно запыхался. Он посидел немного рядом, начал было утешать, но я уже немного пришла в себя, к тому же со двора донеслись крики и вой милицейской сирены. Мы тихонько спустились с чердака, потом поднялись по лестнице и закрыли за собой дверь Володиной мастерской.

Я была грязная, как чума. Похоже, я собрала на себя всю пыль, скопившуюся на чердаке за сто лет — именно столько лет было Володиному дому. Оказалось, что у него в квартире есть газовая колонка и душ, а когда мы жили — то не было, ходили в баню по пятницам. Я вымылась, Володя принес мне какие-то женские тряпки — естественно, его жены, но мне было наплевать, я переоделась и улеглась на диван с чашкой чая. Идти домой было выше моих сил, к тому не хотелось мелькать на лестнице. А то жильцы или милиция увидят, начнут спрашивать — кто я такая Володе да почему тут ошиваюсь. Мы совершенно правильно рассудили, что сейчас, на ночь глядя, никакая милиция по квартирам не пойдет, просто увезут то, что осталось от убийцы, и все. А завтра придется нам самим идти к Громовой и сдаваться, иначе мало не будет. Я сказала, что с дивана этого не сойду до завтрашнего утра, а он пусть спит в соседней комнате. Володя ответил, что лучше он ляжет на кухне на раскладушке, я удивилась — что же это у него в квартире за комната Синей Бороды, но мысли расплывались от усталости. Когда я уже засыпала, он вдруг бесцеремонно меня растолкал:

— Послушай, так ты его видела, кто же это был?

— Как, разве я тебе не сказала? — удивилась я. — И кстати, ты там внизу, когда проходил, сам не видал?

— Там было не на что смотреть, — дрогнувшим голосом сказал он, — шестой этаж все-таки… Но не томи ты, говори, кто это был, который из трех?

— Этот, как его, Джордж Верри, американец!

— Господи, он-то тут при чем? — изумился Володя, но я этого уже не слышала.

Когда убийца отодвинул ржавый засов и вышел на чердак, он не сразу понял, куда подевалась женщина, за которой он гнался. Он быстро обошел чердак — тот был не слишком велик и спрятаться там было негде. Тогда он заметил следы на пыльном подоконнике и понял, куда она делась. Выглянув в окно, он увидел, как женщина ползет по краю крыши, толкая перед собой ту самую коробку. Выбора у него не было, он тоже взобрался на подоконник. Голова и так болела после удара сковородкой, а при виде разверзшегося перед ним бездонного двора-колодца головокружение стало просто невыносимым. Он замер, потом сделал несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе власть над собственным организмом.

И тут он услышал за спиной шаги. Стоя на узком подоконнике, он боялся делать резкие движения, поэтому не повернулся всем телом, а только оглянулся через плечо. К нему приближалась немолодая, скромно одетая женщина. Что она здесь делает? Что ей нужно на чердаке?

— Эй, тетка! — крикнул он. — Чего ты здесь потеряла, куда ты?

Но она не ответила и приближалась неторопливой шаркающей походкой, гадко улыбаясь.

Убийце стало страшно.

Он полез в карман за складным ножом, но голова закружилась еще сильнее, и ему пришлось схватиться за оконную раму, чтобы не упасть.

Женщина шла к нему, безучастная и неотвратимая, как смерть. Убийцу охватила непонятная тошнотворная слабость. Ему все стало как-то безразлично — даже собственная жизнь. Он не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Женщина подошла к нему вплотную и подняла железный прут.

Убийца смотрел на нее в ужасе. Кто она такая — судьба? А может, это сама смерть пришла за ним? Может, так она и выглядит — не жалкий скелет в истлевшем саване, а невзрачная, скромно одетая немолодая женщина?

— За что? — слабым голосом прошептал убийца, хотя и так знал, за что.

— За Митеньку, — ответила женщина все так же гадко улыбаясь, — но вообще-то это бизнес. Тебя заказали.