Марк Фишер - Психиатр Страница 43

Что же до Наташи, настоящее имя которой было Нэнси Фарадей, то она закурила сигарету, она не то забыла, не то презрела запрет на курение в зале: ей было из-за чего переживать. Принимая во внимание специфику ее рода занятий, требующего профессиональной конфиденциальности, дача показаний в суде была для нее сопряжена с немалым риском. Проститутка рисковала в большей степени, чем Томас или Джулия. В суде непременно затронут вопрос об агентстве, которое послало ее на пресловутый прием 15 июля. К тому же она наперед знала, что, придя домой, обнаружит на автоответчике сообщение об увольнении, оставленное разъяренным патроном. Про восемь сотен долларов, которые он ей должен, следует забыть, по всей вероятности, она может поставить крест на этих деньгах. Этот кретин Кинг-Конг ухватится за возможность не платить их!

К тому же мир тесен, и другие агентства не будут настолько любезны, чтобы принять на работу девушку, осмелившуюся предать гласности профессиональные секреты, сохранение которых доставляет столько хлопот всем этим маленьким доходным заведениям, где в принципе никогда не нарушают закон.

Несмотря на род занятий, она была чувствительной особой и в конце концов согласилась дать показания, не вдаваясь в губительные для нее подробности. Катрин была симпатична ей, ее до слез потрясли фотографии, свидетельствовавшие об изнасиловании, молодая женщина слишком хорошо знала, через что той пришлось пройти!

Томас уже заплатил Наташе двадцать тысяч долларов. Эта сумма даст ей возможность сделать передышку… Или хотя бы, если не будет возможности найти новую работу, переехать. В любом случае ей, как и многим потерпевшим неудачу в Нью-Йорке, надоел Big Apple. По-настоящему здесь ее ничто не держало. Можно будет податься на юг, во Флориду или Калифорнию, в один из тех штатов, где процветает коммерция, основанная на женском шарме.

А в ожидании процесса ей было чем заняться. Вик Джексон, в прошлом ее постоянный клиент, который всегда платил ей аккуратно все до цента, во время дачи показаний смотрел на нее как на предательницу, что, впрочем, было недалеко от истины. Она увидела мстительный огонек, загоревшийся в его глазах, и от явной недвусмысленности этого немого послания по ее спине пробежал холодок. Этот извращенец вполне может быть опасен.

«В конце концов, что сделано, то сделано», — сказала она себе не без фатализма. Отступать было слишком поздно, и она не жалела о своем решении: в глубине души оно придавало ей веру в себя, которую так легко утратить, будучи представительницей древнейшей профессии. В этот момент один из охранников подошел к Наташе с просьбой затушить сигарету. Погруженная в свои раздумья, девушка аж подпрыгнула на месте.

Тем временем в другом конце зала развернулась аналогичная сцена: один из самых сдержанных и заинтересованных свидетелей происходящего забылся настолько, что раскурил сигару марки «Пантера», и охранник был вынужден обратиться к нему с предупреждением: злосчастный курильщик, а это был не кто иной, как Артур Кэмпбелл, вложил сигару в руки полицейскому и буквально через несколько секунд после объявления неожиданного решения судьи Грин (с первого же взгляда он отнес ее к разряду сексуально неудовлетворенных) спешно покинул зал.

Со своей стороны, молодой прокурор Пол Кубрик проявлял сдержанную радость. Перед тем как взяться за это дело, он долго колебался, настолько ничтожны были шансы на победу. Конечно, потерпевшая была хороша собой, но нельзя было забывать о совершенной ею попытке самоубийства, а также о наркотическом опьянении. Ее душевная неустойчивость могла произвести на судью невыгодное впечатление.

Да и потом, профессия актрисы сама по себе не внушала доверия, тогда как должности обвиняемых, за исключением литературного критика принадлежавших к истеблишменту — банкир, высокопоставленный чиновник, директор психиатрической клиники, — внушали суду глубокое почтение.

Конечно, они сделали первый шаг, убедив судью Грин, что собранный материал достаточно весом для процесса, но это еще не значит, что успех не обернется для Катрин и психиатра шумным провалом. К тому же судья Грин, за которой уже закрепилась слава бескомпромиссной сторонницы обиженных в подобного рода делах, к сожалению, не будет председательствовать на самом процессе, а потому им предстоит безусловно нелегкая задача — склонить на свою сторону нового судью и присяжных.

Воздерживаясь от преждевременного торжества, прокурор тем самым выказывал поразительную зрелость для человека его возраста — Кубрику было тридцать два, но он выглядел моложе лет на семь или восемь, что часто сбивало с толку его оппонентов, те принимали его за юнца, не слишком сведущего в процессуальных тонкостях и уловках матерых адвокатов.

И все же он был счастлив, что согласился взяться за это дело, так как игра стоила свеч.

В случае победы он мог мгновенно стать знаменитостью, а его артистичная внешность бесспорно является дополнительным козырем в мире юриспруденции, где все есть имидж и имидж есть все. Процесс, который начнется через два месяца, вне всяких сомнений, прикует к себе внимание средств массовой информации.

Ну а провал, который окажется первым в его юридической практике, почти безоблачной до этого случая, надолго затормозит его яркое восхождение по карьерной лестнице, породившее вокруг него немало завистников.

Прокурор принял участие в коротком совещании с судьей и адвокатом обвиняемых. В виду незапятнанной репутации последних, они были отпущены под залог в двести пятьдесят тысяч долларов с каждого.

Поскольку ее часть работы была выполнена, судья Грин, стукнув молотком в знак окончания заседания, удалилась. Все присутствующие поднялись с мест, и зал суда наполнился театральным шумом. Друзья обвиняемых окружили их, чтобы ободрить и громко выразить свою поддержку, тогда как родители Катрин направились к ней с поздравлениями.

Но Вик Джексон, наплевав на мнение адвоката, направился прямо к Томасу для выяснения отношений, что, как известно, обожают репортеры, а завтрашние газеты не преминут смаковать во всех деталях.

— Предатель! Идиот! Ты думаешь выкрутиться, свалив вину на нас! Но все знают, что это ты, Томас Гибсон, изнасиловал бедную девочку! Ты пытаешься манипулировать правосудием, чтобы избежать тюрьмы! Она вскружила тебе голову, да? Потому что похожа на твою покойную жену! Только тело у нее более упругое, чем было у твоей жены, не так ли? Она тебя волновала больше, эта девочка!

Журналисты лихорадочно записывали все эти смешные и в то же время взрывоопасные обвинения.

Томас хотел было разобраться с Джексоном. К счастью, тут вмешался Пол Кубрик, но напирающая толпа оттеснила прокурора, и только двое полицейских удержали оппонентов от драки.

Шмидту пришлось пустить в ход все ресурсы, чтобы защитить своего клиента. Он заставил его замолчать, хотя журналисты засыпали того вопросами. Впрочем, то же самое он посоветовал и остальным трем своим подопечным, провожая их к выходу, где стоял один из лимузинов, принадлежавших его конторе.

Томасу пришлось оставить в покое Джексона, не ответив на оскорбления. Он посмотрел на Джулию, которая все поняла, прикинув, какой эффект произвели бы выкрики директора на нее саму. И она лучезарно улыбнулась. Обвинения явно взбешенного Джексона, казалось, нисколько ее не задели.

На ступеньках здания суда психиатр, естественно, столкнулся с Тамплтоном, который присутствовал на предварительном слушании и был разочарован решением судьи Грин, так как она обязала полицию приостановить расследование до тех пор, пока суд не вынесет свой вердикт. Если обвиняемые будут признаны виновными, ему не останется иного выхода, как закрыть дело. И только в том случае если они окажутся невиновными, следователь сможет вновь инкриминировать Томасу изнасилование девушки. Ошеломительное и, по мнению инспектора, изощренное обвинение, выдвинутое Томасом, нисколько не повлияло на точку зрения Тамплтона: он считал его сфабрикованным от начала до конца и продолжал видеть в психиатре единственного виновного. Следователь на свой лад восхищался хладнокровием врача, его смелостью и богатым воображением: нападение — лучший способ защиты, не так ли? Заставив усомниться в порядочности четырех мужчин, Томас отвел подозрения от себя и выиграл время. Возможно, ему и удастся выкрутиться, предположил Тамплтон.

Обвиняемые, окруженные небольшой толпой любопытных и манифестантов, провозглашавших, что суд мужчин всегда направлен против женщин и что ответственность за сексуальное насилие должна быть возложена на порнографию, с трудом пробивались к ожидавшему их лимузину. Молодой прокурор предельно кратко отвечал на вопросы журналистов, вокруг них с Катрин сверкали вспышки фотоаппаратов. В толпе Томас нос к носу столкнулся с Тамплтоном, не упустившим случай высказаться: