Татьяна Степанова - Душа-потемки Страница 44

А потом Катя вспомнила, что точный адрес и план квартиры имеются в старом уголовном деле. Это уже хорошо, кто знает, а вдруг пригодится.

– Привет, Марк, ты как здесь оказался? – Катя постаралась, чтобы тон ее звучал как можно более непринужденно и радостно.

Оглянулась: полковники уехали, интересно, что они подумали? Не стали ей мешать работать с новым фигурантом?

– Привет, вот нечаянная встреча. Что, все на службе? Как это у вас называется – отработка прилегающей территории? – Марк усмехнулся. – А те два хмыря – коротышка и толстяк, они кто такие?

Слышали бы Гущин и Елистратов свои характеристики!

– Это мои коллеги, Марк.

– Дядьки-менты, а я уж подумал, у тебя кавалеры такие, – пожалел тебя, честное слово.

– С чего-то вдруг?

– Престарелые, с такими только время зря тратить.

– Марк, что ты тут делаешь? – Катя смотрела на него, улыбалась, а сама думала: вот язва, еще издевается.

– Я обязан отвечать?

– Да, обязан. В рамках расследования дела об убийстве, о двойном уже убийстве в этом вот здании, – она кивнула на универмаг, крыша его виднелась за тополями, – все обязаны.

– Я не отказываюсь. Только кое-что взамен.

– Что, опять стихи свои прочтешь?

Вероятно, это вышло нарочито грубо. Он достал брелок, нажал на пульт и открыл шеинский «Мерседес».

– Возможно, садись, по дороге и допросишь меня с пристрастием. Пистолет-то свой не забыла?

– А как же, – Катя, секунду, всего единую секунду поколебавшись, села в машину. – Расстрел на месте при попытке к бегству.

– А я от тебя не убегу, видишь, сам сдался, – Марк лихо развернулся. – Куда? Ко мне или к тебе? Домчим по-быстрому, с ветерком!

– Нет, – сказала Катя. – На этот раз шутки в сторону. Где твой работодатель Шеин?

– Развлекается старичок. Женщина – услада воина, оттягиваются по полной, я ясно выразился?

– Вполне. А что ты делал в этом доме?

– Тоже развлекся маленько с девчонкой своей, – Марк смотрел вперед. – Девятнадцать лет, ноги от ушей, сиськи пятый размер, натуральная блондинка. Такие кульбиты в койке выделывает, я просто тащусь.

– Номер ее квартиры?

– А я не помню номера, могу показать. Пошли, поднимемся к ней, а?

– Ее имя и фамилия?

– Фамилии не знаю, зовут Наташка, а может, и не Наташка, может, Лидка, может, Надька…

– Два последних имени – Лидия и Надежда – это имена убитых в универмаге женщин в июле восьмидесятого.

– Что?

– Ничего, ты сказал сейчас, а я просто отметила интересное совпадение.

– Ага, зафиксировала, понятно. И что? То дело мне пришить хотите? Я тогда в кубики играл.

– То дело прошлое, а это дело… настоящее, Марк. Мы ищем убийцу.

– Да пошла ты, – он отвернулся. – Они ищут… Она ищет! Что ж ищете так, что уже двух баб, как вшей, задавили… Ни черта вы не ищете, ничего вы не можете.

– А почему ты не хочешь мне помочь?

– А с какой стати я должен ментам помогать?

И Катя не нашлась что ответить. Вся эта туфта про «долг гражданина», про «торжество справедливости» – с ним, с этим гангстером… с этим вышибалой…

– Ладно, как хочешь, – сказала она тихо. – Просто я подумала, что ты способен мне помочь, как мой друг, как человек, который неплохо ко мне, лично ко мне относится.

– Лично к тебе я хорошо отношусь, – сказал он. – Даже больше скажу… мы могли бы стать друг для друга… Не знаю, не зря же меня всего тогда как током тряхнуло, когда я тебя впервые увидел. Ты красивая, ты очень красивая девчонка… мечта поэта… Только тебе это не нужно. И я тебе до фонаря. Разная у нас жизнь, и вообще все разное.

– Запад есть запад, восток есть восток, им не сойтись никогда.

– Что?

– Это Киплинг, поэт такой английский. Им не сойтись никогда… лишь у подножья престола божья в день Страшного суда, – Катя положила руку ему на запястье.

И он замолчал, затих.

– Про ваш универмаг ходят совершенно ненормальные слухи, – сказала она, помолчав. – Вот мы сейчас от свидетельницы одной, так она нас все допрашивала – верим ли мы в бога и в дьявола. У последнего, мол, много обличий.

– Это бабка с клюкой с пятого этажа, то ли вдова, то ли дочка генеральская? – спросил Марк. – Она как-то явилась, когда шеф мой сюда приехал, прикандехала в универмаг, разглагольствовала. Они раньше с шефом встречались, много лет назад.

– Шеин никогда при тебе не упоминал Августу Маньковскую?

– Нет, никогда.

И по тому, как он ответил, Катя поняла, что он… нет, не солгал, но и правды не сказал.

– В молодости твой Шеин часто захаживал в этот дом именно к ней, к старой балерине, возможно, даже был ее любовником. А в один мартовский день ее нашли в собственной спальне – задушенной.

– Я тебе сказал – я в те времена в кубики играл, в паровозики. Ну, что ты от меня хочешь, Катька?

Катька… в его устах это звучало не дерзко, не грубо, но и не нежно, а как-то особенно… Эх, Катька-Катька, Катюшка, Катерина…

Кто-то когда-то давно уже так называл ее, как эхо, как далекое эхо…

– Марк, а ты когда в универмаг приезжал, ты ничего там не слышал? – спросила она.

– В смысле?

– Я не знаю, в каком смысле. Чего-то такого, странного, необычного… Того, что может встревожить, ну не знаю… напугать.

– Меня? Напугать?

И опять интонация! Эта чертова интонация! Ну как работать с такими вот свидетелями, которые сразу лезут в бутылку?

– Чудной разговор у нас какой-то, – сказал он.

– Да уж, это, наверное, моя вина.

Он покосился на нее.

– И куда вас везти, пани Катарина?

Куда вас везти, пани Августа? Вся ночь впереди… и луна над Москвой лучше всего видна с Воробьевых гор… а потом, когда надоест кататься в машине с открытым верхом, мы вернемся сюда, к вам, и я докажу вам…

Катя провела рукой перед лицом – морок… Но она так ясно слышала этот шепот… мужской голос, задыхающийся от страсти…

Балерина из Варшавы…

Красный маршал, которого расстреляли в тридцать седьмом…

Он сначала приезжал на машине – открыто, а потом из-за сплетен посещения стали тайными, он появлялся в этом доме как призрак…

Мимо проплывали корпуса Гознака – огромные и темные, заслоняющие собой заходящее солнце.

Глава 43

ОБСЕРВАТОРИЯ В СУББОТУ ДНЕМ

В принципе во всем осталась какая-то незавершенность, незаконченность…

И даже в том, что рабочая неделя внезапно оборвалась и наступила суббота – летняя, тихая и пустая в огромном городе.

Вот и Марк, только лишь эпизод…

Катя в субботу по привычке проснулась рано и вышла на балкон со стаканом холодного чая, смотрела на свою родную Фрунзенскую набережную, на Москву-реку.

Незавершенность и неудовлетворенность во всем.

Столько информации по этому делу, нет, по этим делам…

Столько вопросов…

Вот и Марк не сказал правды. Довез ее до дома… Может, стоило спросить его о новых виршах? Подкинуть, так сказать, дров в топку – треп о поэзии, но жаль парня, он, кажется, к этому серьезно относится. У босса Шеина вышибала и подручный с тетрадочкой стихов в кармане пиджака от Версаче.

И все-таки почему и его интересует «генеральский» дом?

Может, стоило ради этой драгоценной информации продолжить этот маленький никчемный роман? Закрутить этакий карамболь…

Катя вспомнила глаза Марка. Нет.

Нет, нет и еще раз нет.

Отчего это мы пленяем представителей противоположного пола именно в те моменты, когда это вовсе нам и не надо, когда это до лампы и просто мешает. А в те моменты, когда мы жадно этого хотим, когда стремимся к любви, летим как мотыльки-однодневки, как все эти потерянные, ощипанные жизнью «чеховские чайки» на свет яркого маяка… все наши огни надежд гаснут, пропадают, и мы плутаем во мраке и одиночестве.

Во мраке и одиночестве…

И только ужасная кровавая тайна… ее разгадка – наша цель, наш ориентир, наш щит от тоски и неразрешенных проблем.

Катя оперлась на перила балкона. «Вы, душечка, вроде как всего неделю назад собирались получить новый загранпаспорт и лететь к мужу, Драгоценному В.А., выяснять отношения, ставить точки над «i» перед неминуемым будущим разводом. И где же теперь все эти планы?

Где ваша собственная жизнь среди этих чертовых загадок и преступлений?

Ее как бы и вовсе нет? А что есть взамен?

Пара пыльных греческих сандалий…

Колчан, где еще не израсходована ни одна стрела…

Свора гончих, так и не нашедших в этих дебрях правильного следа…

Эй, гончие, что приуныли? Мы ловцы и охотники… мы охотники и ловцы… Вот такие, как есть, – похудевшие, чертовски похорошевшие за это лето, светлые и ясные… и как он там еще нас описывал, этот странный мальчик, этот Феликс – ясновидец, лжец… Стремительные, отважные, готовые сразиться в одиночку со всей этой тьмой.

Нет, не готовые…

Все еще не готовые…»

Катя взяла мобильный и набрала машинально номер Феликса, а потом только спохватилась: семь часов утра, суббота, мальчишка спит без задних ног – дома у тетки, а может, у подружки, к которой слинял вчера вечером после их ухода из квартиры на Большой Ордынке. Хотела дать отбой, но…