Евгений Сухов - На воле Страница 44

Глава 35

Слава Петров неспроста считался мастером перевоплощения. В школе он играл в художественной Самодеятельности и своими способностями выгодно отличался от прочих сверстников. Особенно ему удавались роли сказочных злодеев — Бабы Яги, Кощея Бессмертного, Змея Горыныча. Первоклашки, взиравшие на Славу из зала, чуть ли не визжали от страха. Даже когда он переодевался в обычный костюм и чинно шел к выходу из клуба, детвора разбегалась от него в стороны-. Именно после одного из спектаклей к Славе намертво приклеилась кликуха Горыныч, которая весьма подходила к его внешности, особенно к мимике: злобный самоуверенный оскал неприятно поражал каждого, кто видел Славика впервые.

После школы Славик всерьез решил ехать в Москву для совершенствования актерского мастерства. Он подал документы в ГИТИС. Он довольно легко преодолел два тура, шумно отмечая на родительские деньги каждую победу в московских ресторанах.

Не. исключено, что через каких-нибудь пять лет он стал бы блистать на лучших театральных подмостках столицы, исполняя характерные роли современных злодеев, если бы один из абитуриентов, с которым он поступал в ГИТИС, не предложил ему покурить «особую» сигаретку! Причем накануне последнего тура. Наркота так стукнула ему по башке, что весь следующий день он пролежал с выпученными глазами на койке в общежитии, напоминая вытащенную на поверхность глубоководную рыбу и абсолютно не чувствуя своего тела. Когда он наконец оклемался, экзамены закончились, интерес к театру у него как-то неожиданно угас, и он посчитал, что играть злодеев в жизни куда практичнее, чем на сцене.

Собрав немногочисленные пожитки и раскурив с приятелями-неудачниками на прощание по косячку, Горыныч отбыл восвояси в Сибирь на поиски новых приключений. По его убеждению, жизни следовало быть такой же яркой, как в наркотических снах, и такой же богатой на события, как у героев голливудских боевиков.

Кроме сказочной злодейской наружности Славик Петров отличался недюжинной силой, и накачанные бицепсы действовали на его оппонентов куда убедительнее, чем логика рассуждений.

Вернувшись в родной город, он первым делом наведался в бар «Фиалка», где Колян каждый вечер принимал рапорты от своих бойцов.

Просьба Горыныча о принятии в бригаду Коляна не удивила. Заткнув ноздрю, бригадир смачно сморкнулся на дубовый паркет и поинтересовался:

— Ты знаешь, что я гнилье к себе не беру?

— Наслышан, Колян, — скромно отозвался Славик, нацепив на себя маску подобострастия. — Я буду стараться…

— Подтянуться раз двадцать пять сумеешь? — поинтересовался Николай.

— На двух руках или на одной? — все с тем же невинным видом спросил Горыныч.

— А ты, я вижу, нахал! — весело улыбнулся Радченко. — Ладно, договорились. Спортзал на Гривке знаешь?

— А как же!

— Приходи туда завтра часа в два. Посмотрим, что ты из себя представляешь.

Об этом спортивном зале знал весь город. По существу, это был целый спортивный комплекс, где кроме борцовского и боксерского залов имелся огромный бассейн с великолепной сауной. Несколько лет назад в стенах комплекса вытапливало жирок в основном областное начальство, желающее весело отдохнуть от трудовых будней в обществе прекрасных дам, а охранялся спортивный зал на Гривке не менее бдительно, чем какой-нибудь военный объект с ядерными боеголовками. На территории комплекса парни в пятнистом камуфляже пускали только по специальным разрешениям. Попасть в спортивный зал на Гривке считалось так же престижно, как попасть на премьеру в Большой театр.

Но неожиданно по распоряжению нового мэра Гордеева комплекс, прежде принадлежавший государству, был акционирован и обрел нового хозяина. Им стал нигде не работающий Николай Радченко.

Внешне комплекс ничем не изменился, но посещать спортивные залы стала совершенно другая публика. Вместо зрелых пузатых дядекс серьезными физиономиями посетителями стали молодые парни с бритыми затылками и самодовольными тупыми мордами.

— А меня туда пустят? — не скрывая волнения, поинтересовался Горыныч.

— Пустят, я предупрежу охрану!

Следующего дня Горыныч дожидался с особым волнением. Славик Петров сделал свой выбор. Разумнее играть злодеев в жизни, чем на сцене, — самое большее, чего можно ожидать от взыскательного зрителя, так это жиденьких хлопков. Славик знал свой потенциал и ближайшие годы мечтал прожить так, чтобы видеть в глазах обывателей завистливые огоньки. Эти огоньки для Славика значили куда больше, чем овации в столичных театрах. Штурмуя двери ГИТИСа, Горыныч даже не подозревал, что через какие-нибудь две недели он сможет запросто перешагнуть порог спорткомплекса на Гривке — сооружения, перед которым благоговела вся местная шпана и любого, кто с легкостью входил во двор, находившийся под присмотром братвы, причисляли к избранным.

Горыныч постоял немного у входа во двор комплекса, надеясь, что его триумф заметит кто-либо из знакомых — бывшие одноклассники или приятели по двору, но улица в этот час, как назло, была пустынной. Подождав еще несколько минут, Слава решительно взялся за дверную ручку.

В спортзале его действительно ждали. Стоило ему только заикнуться о том, к кому он пожаловал, как мордастый и кряжистый парень с интересом посмотрел на новенького и добродушно произнес:

— Проходи в ту дверь, там тебя уже дожидаются.

Переборов волнение, Горыныч мысленно пожелал

себе удачи и распахнул тяжелую дверь, обитую дерматином. В нос ему ударил запах пота.

Под лампами дневного цвета, в самом центре татами, стоял Колян в белоснежном кимоно, а напротив него — трое незнакомых парней в спортивных костюмах.

— Вы мне должны доказать, что вы чего-то стоите. Я не собираю на подворотням гнилых хлюпиков.

Я должен быть уверен в том, что вы меня не подведете.

Заметив стоявшего у порога Горыныча, Колян скомандовал:

— Снимай обувь и проходи сюда.

Славик снял кроссовки, скинул с плеч куртку и подошел к центру татами.

Осмотревшись, он заметил, что в спортзале есть зрители. Немного поодаль на длинных низких лавках сидели Хорек и Угрюмый — с ними Горыныч не был знаком лично, но в городе их знали все. На галерее, посматривая на татами с четырехметровой высоты, виднелись еще пятеро — это была пехота Коляна.

— Тот из вас, кто сумеет нанести мне хотя бы один удар, может считать себя пехотинцем, — объявил Николай. — Ну! Нападайте!

И он поднял кулаки.

— Так сразу, Колян? — заколебался один из новичков, белобрысый парень лет двадцати.

Он не договорил — сильный удар ногой в пах заставил его согнуться. Парень нелепо хрюкнул, а пехота, сидевшая на галерке, со смехом принялась советовать:

— На пятках попрыгай, дурень! На пятках!

Следующий удар Колян провел с разворота. В махе

он разогнул левую ногу и ребром ступни ударил белобрысого в челюсть. Щелкнули зубы, и парень, раскинув руки, повалился на татами.

Колян отскочил назад и, оскалив зубы в злорадной улыбке, поинтересовался:

— Ну, чего стоите? Я жду! Давайте, нападайте!

Он даже опустил руки, всем своим видом демонстрируя успокоенность, но стоило только одному из новичков пересечь невидимую границу, как правая нога бригадира мгновенно взметнулась вверх и угодила нападавшему поддых. Парень охнул и упал навзничь, тяжело дыша.

На скамейке тихонько хихикал Хорек. Угрюмый выглядел более сдержанным и независимым и только иной раз показывал в улыбке безукоризненно ровные зубы. Возможности Коляна он знал прекрасно — шефу понадобится не более пяти минут, чтобы вырубить оставшихся «соперников». Даже если они неожиданно окажут серьезное сопротивление, чего никак не скажешь по их физиономиям, то избиение растянется максимум минуты на три. В городе не было человека, который сумел бы продержаться против Коляна дольше четырех минут. Если бригадир слышал, что в каком-то спортзале появился достойный противник, то немедленно наносил туда визит и заставлял новую знаменитость заново оценить свои возможности.