Александр Зеленский - Схватка с преисподней Страница 44

Лепила слышал о том, что Саид теперь занимал высокий пост при правительстве в Таджикистане, чуть ли не заместителя министра здравоохранения, поэтому он и решил обратиться к нему за помощью в организации встречи с Расулом и Нурали, объясниться с которыми считал своим личным долгом и даже делом чести.

Встреча с семейством Исраиловых у Лепилы прошла, что называется, на высшем уровне. Его встретили в аэропорту не просто как частное лицо, а как самого дорогого гостя, чуть ли ни полномочного представителя Министерства здравоохранения России.

Когда почетный эскорт из трех машин остановился у роскошного особняка в самом центре Душанбе, Лепила наконец осмелился спросить у старого знакомого, сидевшего рядом с ним в черной «Волге»:

— Это твои личные апартаменты, друг?

— Ну что ты, — отмахнулся Саид, одетый в безукоризненный черный костюм-тройку. — Это служебная квартира… Я ведь, чтоб ты знал и не удивлялся, исполняющий обязанности министра в нашем департаменте. А у нас все еще кадры ценят, не то что в России…

— Вы меня, друзья, просто наповал убили! — заявил Лепила часа через два, когда ознакомился со всеми шестнадцатью комнатами двухэтажного особняка, которые обходил в сопровождении хозяйки дома, Саиды. — Я себя не считаю бедным человеком, но о такой квартирке даже мечтать не могу.

— Эх, приехал бы ты к нам год-другой назад… — невесело покачал изрядно облысевшей головой Саид. — Я же тебя так звал, так звал к нам в гости, а ты — все некогда, все дела… А теперь, друг, я тебя даже в горы не могу пригласить, чтобы устроить там достойный тебя отдых. Понимаешь, стреляют у нас в горах…

— Да уж знаю, — тяжело вздохнул Лепила. — После распада Союза много всякого происходит. Ничего не поделаешь. Все это и называется самоопределением. Что хотели, то и получили. Демократию!

— О чем ты говоришь! — отмахнулся Саид. — Какая у нас демократия? К феодальным отношениям вернулись. Мы-то еще живем хорошо по сравнению с другими… Какая это демократия, когда сейчас стало хорошо все то, за что раньше, при коммунистах, могли запросто засадить в зиндан. Многоженство — это хорошо! Наркотики — это совсем хорошо! Продажа детей в рабство — лучше не бывает… Бардак, да и только. И не надо мне говорить, что это все временные явления, плоды, так сказать, переходного периода. Глупости все это! Надо помнить собственную историю, а из нее то, скольких жизней стоил нашему народу уже один такой переходный период. Я имею в виду войну с басмачеством. И что? Поворот на сто восемьдесят градусов? Опять война! Только на этот раз басмачи хорошие, а большевики плохие… Нет, больше не могу об этом говорить… Пошли к столу. А то на голодный желудок разговаривать неудобно, ругаться хочется…

За не слишком обильным столом, а затем за разговорами друзья засиделись полночь — за полночь. Припомнили общих знакомых студентов и преподавателей, с которыми вместе постигали медицинские науки. А потом переключились на заботы и тревоги, беспокоившие Артема Тосканио.

Внимательно выслушав друга, Саид сказал:

— Вот что я тебе скажу. Ни с Расулом, ни с Нурали я не знаком, хотя слышал об их темных делишках. Они, видишь ли, из клана кулябцев. А этот мощный клан находится в оппозиции к нынешнему руководству Таджикистана, то есть к нам. У них свое правительство. И все же устроить переговоры с представителями оппозиции мы можем. Я попробую поговорить кое с кем из наших. Они могут все!

— Буду тебе очень признателен, — ответил Лепила, у которого от нахлынувшей из-за проходившей акклиматизации усталости, слипались глаза.

Два полных дня понадобились Саиду для того, чтобы навести справки о возможности проведения переговоров с нужными людьми в оппозиции и только на третий день он смог твердо сказать своему близкому другу, прилетевшему из Москвы, что тот может отправляться в дорогу.

— Тебя будут сопровождать наши военные.

— А далеко ехать? — спросил Лепила.

— Поселок Рафатык находится недалеко от города, сразу за Восточными холмами. Думаю, что за несколько часов вы сумеете съездить туда, провести переговоры, а затем вернуться обратно.

— Очень хорошо, а то я у тебя засиделся. Меня ведь дома ждут неотложные дела, мои больные, — сказал Лепила. — Надо срочно возвращаться в Москву.

— Хорошо, — пообещал Саид. — Ты сможешь улететь от нас прямо сегодня вечером. Место на самолет до Москвы я тебе абонирую из своей брони… Жаль только, что за эти дни я так и не успел показать тебе нашу городскую инфекционную больницу, рассказать много интересного о тех забытых инфекциях, которые возрождаются вновь. Ты бы удивился…

— Друг, я давно уже ничему подобному не удивляюсь, — грустно покачал головой Лепила. — У нас ведь тоже дела обстоят не лучше. Сейчас в Москве подхватить сифилис — раз плюнуть. И ладно бы половой — тут хоть знаешь, за что страдаешь, а то ведь подцепишь бытовой сифилис, попив воды из одного стакана после больного…

Небольшая колонна из трех джипов военного образца и двух БМП — боевых машин пехоты — достигла окраин поселка Рафатык к обеду. В сам поселок колонна втягиваться не стала. Туда вошли только доктор Тосканио, сопровождаемый пятью вооруженными солдатами из правительственной армии. Их встретили пятеро вооруженных моджахедов у развалин первого же дома. Как понял Лепила, такова была предварительная договоренность между двумя сторонами, ведущими переговоры. Обе пятерки, готовые в любой момент пустить в ход оружие, держались в напряжении.

— Какая неожиданная встреча! — вдруг услышал знакомый голос Лепила из соседнего глинобитного дома и из-за дувала высунулась голова Расула. — Я очень удивился, когда мне сказали, что ты еще жив и даже приехал сюда для того, чтобы поговорить со мной… Так говори! Зачем ты приехал? Чтобы умереть?

— Я только хотел узнать, чем это я перед вами с Нурали так провинился, что вы решили меня извести? Что плохого я вам сделал? По-моему, в Сочи мы были друзьями, да и после курорта…

— Тебе важно знать, за что тебя хотят убить?.. — не на шутку удивился Расул. — Хотя чужая душа — потемки. У нас сейчас могут убить за любой пустяк, за любую промашку. Даже за не вовремя сказанное слово!

— Но это же глупо! Лишать человека жизни из-за пустяка… — сказал Лепила. — Этого я не понимаю!

— Ну вот! Считай, что ты сказал то самое слово, за которое можно убить! — паскудно ухмыляясь, заявил Расул. — Сейчас я тебя и убью. Чего зря время терять…

Произнося эти слова, Расул выставил из-за глиняного дувала дуло ручного пулемета и открыл стрельбу в ту сторону, где стоял Лепила, а чуть дальше находились солдаты.

Больше Артем Тосканио ничего не видел и не слышал, поскольку одна из крупнокалиберных пуль угодила в стену дома, у которой он находился, отрикошетила от нее и контузила его в голову…

Очнулся он только через несколько минут, когда в кишлаке догорал яростный бой. Лепила попробовал приподняться и встать на ноги, но не смог этого сделать, потому что сильно кружилась голова, накатывала тошнота, грозя новым беспамятством. «Кажется, меня убили… — подумалось ему. — Какая жалость!» Но тут совершенно ясно он увидел перед своими глазами запыленные ботинки с высокой шнуровкой, принадлежавшие Расулу.

— Ты еще жив?.. — спросил Расул, склоняясь перед лежащим врагом. — Это же надо, как тебе везет! Точнее, тебе везло до сегодняшнего дня. Но больше тебе везти не будет. Я тебя сейчас добью, — Расул передернул затвор автомата, который теперь держал в руках. — Ты думал, что тебе помогут твои большие друзья из правительства Рахмонова? Ты ошибся! Всех, кого они послали с тобой, мы перебили. Доберемся скоро и до них самих. Это я могу тебе пообещать. А сейчас твоя очередь умереть. Я не хотел убивать тебя своими руками, но придется это сделать…

Наверное, впервые в жизни доктор Тосканио почувствовал смертный холод, сковавший все его тело. Нет, как врачу ему доводилось много раз встречаться с костлявой на узкой тропинке. Но все это не касалось его лично. Умирали другие, а он оставался хладнокровным профессиональным свидетелем собственной беспомощности перед лицом самой неизбежности. Теперь же он сам находился по другую сторону барьера, отделявшую жизнь от смерти и ничего не мог с этим поделать.

— Постой! — набравшись сил, вскричал Лепила, заслоняясь рукой от автоматного дула, нацеленного ему прямо в грудь. — Объясни, чем я перед тобой провинился, в чем ты меня обвиняешь?..

— Ты помешал мне и моему другу заработать большие деньги. Очень большие! А ведь какая была хорошая возможность! Мы даже успели создать путь по перевозке девочек в Москву, наладили свой бизнес. И что? Ты навел на нас легавых! Нас задержали… Ты знаешь, сколько нам пришлось заплатить за то, чтобы нас не судили в России, а передали в руки таджикских властей? Потом нам пришлось еще платить и им, чтобы выпустили на свободу… Мы остались без денег! Мы влезли в долги! И вот теперь нам приходится их отрабатывать, рискуя собственной шкурой. А нашими девочками в Москве пользуется какой-то Бабай, который получает за них большие деньги! Из-за тебя мы проиграли в конкуренции с ним. Видишь, нам даже пришлось заняться более опасным делом — торговлей оружием. Хотя зачем тебе это знать? Все равно подохнешь, как собака. Я тебя убью. Потом отрежу твою поганую голову и отнесу ее Нурали. Он будет рад получить такой подарок… А сейчас молись своему Богу, если сможешь…